И почувствовал, как сердце пропустило удар, а спина покрылась прохладными мурашками, которые почти болезненно нырнули вниз нестройным табуном, умирая в области поясницы. Кажется, он даже распахнул рот, но был не в силах контролировать собственную реакцию на… боже, какая она была красивая.

На неё.

Стоящую рядом с Пашей и Дианой, которые уже не целовались. Смотрящую своими охерительно прекрасными, распахнутыми, живыми, подчёркнутыми лёгким естественным макияжем. Улыбающуюся этими губами, вкус которых он знал наизусть, сегодня накрашенными тёмно-красной, почти бордовой помадой, и она улыбалась так ослепительно-ярко, так искренне, будто единственное, чего ей хотелось весь день, – это увидеть его. Будто он – самое прекрасное, что она видела за всю свою жизнь.

Но она даже не представляла, что самым прекрасным в этом огромном мире, во всём его бесконечном многообразии была лишь одна она. Вместившая в себе весь свет и всю красоту, которые отражались в каждом сантиметре её прекрасного лица и тела.

Песочные волосы объёмными кудрями опускались на тонкие плечи и ровную худую спину. Облегающий верх тёмно-синего платья, расписанный кружевом и поблёскивающей в ярком свете ламп пылью, ограничивался двумя широкими лямками у самых плеч и округлым вырезом, в котором выглядывали, раскинув свои крылья, острые манящие ключицы. По ним захотелось провести пальцем, а потом расцеловать каждый сантиметр этих плавных косточек, этих изгибов. Таких влекущих, как и открытая соблазнительная шея.

Коснуться нежной кожи губами и почувствовать, как она вздрагивает от этих прикосновений. От того, насколько они ей нравятся.

Как ему сейчас нравилось смотреть на неё.

Талия была охвачена тонким пояском, от которого вниз уходила пышная фатиновая юбка. Подол оканчивался на две ладони выше колена, открывая взгляду слишком изящные колени и эти ноги. Эти обнажённые ноги. Идеальные, стройные ноги, аккуратные икры и тонкие лодыжки. И те самые туфли, изгиб ступни Гейден в которых капитально сносил Егору крышу.

Она вся сводила его с ума. Прямо сейчас. Постоянно.

Он не мог и шага сделать, наблюдая, как она насмешливо поднимает брови и, чёрт возьми, смеётся над ним. Качает головой, приподнимает руку, сгибая её в локте, и касается фалангами пальцев края рта. А в ярко-голубых глазах – голая ирония. Потешается над ним, не смущаясь, не скрывая.

Чёрт, какая же она красивая.

Егор, наконец, смог заставить себя закрыть рот и сухо сглотнуть, ещё раз обводя девушку долгим восхищённым взглядом. На пару мгновений оторвался, глянув на Киричука, наверное, глупо в поисках поддержки, хотя бы ментальной. Тот по-свойски обнимал Лисовскую за талию, прижимая к своему боку, а она мягко касалась его ладони своей, маленькой и тонкой, сплетясь с ним пальцами. Усмехнулся, дёрнув бровями, и Егор вздохнул, снова переводя взгляд на девушку, что стояла рядом с этой парочкой.

И была самым главным средоточием красоты на всей этой гибнущей планете.

Тело, наконец, вновь стало подчиняться хозяину. Ватные ноги понесли его вниз по лестнице, едва шевелясь. Кажется, он начал понимать, что чувствовал Киричук, когда вот также спускался к своей любимой, на таких же негнущихся ногах и, он мог поклясться, с таким же лупящим по рёбрам сердцем.

Ему вроде давно не тринадцать лет. Ему почти восемнадцать, он почти совершеннолетний, взрослый человек, который без труда мог рационально соображать и принимать важные решения.

Который готов слюни пускать на её красоту сейчас, не способный вымолвить ни слова, даже дышать нормально, полной грудью не в состоянии, чёрт возьми.

Когда они оказались на одном уровне, девушка сделала шаг навстречу, не прекращая растягивать ярко накрашенные губы в донельзя довольной улыбке. Егор только взял её руки в свои, нежно поглаживая тыльную сторону ладоней пальцами. Идя камнем – снова, чёрт возьми! – на самую глубину её лазурных радужек, которым вторило разве что небо над головой в самый разгар лета. И то, оно сейчас казалось таким блёклым по сравнению с этими восхитительно-красивыми глазами.

– Ты такая… – вот и весь его максимум.

Где твой огромный словарный запас? Где то количество эпитетов и прилагательных, которые ты всегда мог без труда подобрать, чтобы описать девушку? Где это всё твоё, хвалёное и привычное?

А нет его.

Испарилось.

Он не мог подобрать ни одного слова, чтобы описать её. Просто потому что ни одно прилагательное в полное мере не описало бы её сейчас.

– Какая? – Марина в немом любопытстве подняла брови, не прекращая улыбаться.

– Не знаю, – выдохнул он, заглядывая в её смеющиеся глаза, вслушиваясь в звонкий смех, которым она тут же разразилась. – Ты необыкновенно-потрясающая.

– Надо же, – она покачала головой, изогнув бровь. Но уже через секунду голос сделался тише, нежнее. – Спасибо.

Егор ничего не ответил. Просто улыбнулся ей, светящейся с ног до головы, живой, настоящей, родной. Наклонился к светлому лицу и через мгновение ощутил прохладу её губ. Однако поцелуй углублять не стал – макияж девушки не позволил бы этого, а если б и позволил, то только ценой размазавшейся косметики.

Ещё не время портить эту идеально нанесённую помаду. Ещё не вечер, далеко не вечер.

– Извините, если мы заставили вас долго ждать, – звонкий голос Дианы вклинился в сознание, и они с Мариной обратили внимание на шатенку, что продолжала довольным котёнком жаться к боку обнимающего её Киричука. – Но мы почти не опоздали ведь.

– Да, почти, – усмехнулся Егор, изгибая бровь, засовывая одну руку в карман брюк, а второй сплетаясь с тонкими пальцами Гейден.

– Мы зашли, как раз когда Катя приглашала вас в диско-зал, – заявила Лисовская. – Так что почти нет!

– Это та, в синем платье? – Паша нахмурил лоб, глядя на свою девушку.

Она насмешливо подняла брови, глянув на него снизу вверх.

– Вообще-то в зелёном.

Искреннее удивление, мелькнувшее в тёмном взгляде Киричука, заставило улыбнуться. Он нахмурился ещё сильнее, а затем вдруг резко повернул голову в сторону лестницы.

– Пошлите быстрее, опаздываем же!

– Пф, ты переводишь тему разговора, чтобы никто не успел понять, какая у тебя ужасная память? – усмехнулась Диана, которую он тут же мягко увлёк за собой по частым низким ступеням вверх. – Но все уже давно всё поняли!

– Если бы ты мне подыграла, никто б ничего не понял, – буркнул Киричук, поворачивая голову к Лисовской и глядя девушке прямо в глаза прямым укоряющим взглядом.

– Да прям-таки, поговори мне тут ещё, – фыркнула она, вздёрнув маленький носик.

Марина, посмеиваясь, переглянулась с усмехающимся Егором. Наблюдать за этой парочкой всегда было одним сплошным развлечением.

Они пересекли холл, минули длинный широкий коридор, уходящий в глубину здания, и завернули в один из дверных проёмов, ведущий прямиком к диско- и актовому залам. Оставили позади ещё одно ответвление коридорчика с тем самым кабинетом под номером девятнадцать, когда негромкая музыка, приглушённая расстоянием, коснулась слуха. Она – и гул голосов, жужжащий, звенящий, едва ли не перекрывающий мелодию лёгкой песни, доносящуюся из открытой двери на площадке, к которой спускалась короткая лестница.

Вместительное помещение было освещено разноцветными бликами, отражающимися от маленьких зеркальных пластин висящего в самом центре комнаты крутящегося диско-шара. Они прыгали по стенам, потолку, небольшой сцене в другом конце зала, расставленным по периметру низким диванчикам и довольным лицам собравшихся сегодня студентов.

Их оказалось не так уж и много со всех классов старшей школы – человек восемьдесят максимум. Сбившихся по кучкам, расположившихся на диванчиках, у окон и сцены. Некоторые даже уже заняли свободное место в центре комнаты, прямо под этим крутящимся шаром, и сдержанно пританцовывали в такт музыке, что лилась из больших колонок, благо, не сильно давя на уши.