Хм. Так и есть. Сам додумался, или кто-то подтолкнул?

Я, прищурившись, глядела на Реми, снова теряя звук его голоса, а в голове крутилась мысль: что-то я упускаю, что-то важное.

– …убежим. Я обязательно узнаю, как освободить тебя, – тем временем пылко обещал друг, и я вспомнила наконец: я ведь собиралась предупредить его, что у меня есть шанс оказаться свободной без чьей-либо помощи.

– Реми! – остановила я поток его обещаний. – Я, возможно, сама… подготовь… – я старалась говорить спокойно, абстрагируясь от возможной причины моей возможной свободы, но в горле то и дело вставал горький комок, и я умолкла, так толком ничего не сказав.

Синие глаза Реми смотрели недоверчиво и тревожно, а я нервно мяла в пальцах за спиной конверт.

Всё ещё запечатанный конверт автолетты.

***

День прошёл… странно.

Никто меня не дёргал, Тани рассказала всем, чему я стала свидетелем и практически участником, и народ держал дистанцию. То ли сочувствовал и не хотел бередить раны, то ли боялся заразиться от меня моей печалью. То ли просто не знал, что сказать.

И это хорошо. Было время подумать о своих проблемах.

Как-то так вышло, что проблема метки отошла на какой-то дальний, пыльный и ненужный план. А вот на первом вертелись всего две из них, зато обросшие ветвями разных вероятностей и чреватостей.

Первая – почему молчит Корвин? Не просто молчит, но даже не открывает письма. Потерял свою автолетту? Надоело со мной общаться? Или, в самом деле, попал в беду? И даже не обязательно к безумному дурманхану – мало ли опасностей в древнем подземелье? В энциклопедии монстров всяческих подземельных паскудных тварей было до заррха и ещё немножко. Да и обычные обвалы более чем вероятны, а Корвин вовсе не владеет даром земли, в отличие от своего бывшего учителя Мунтасарра.

Мы с Корвином связаны меткой, почувствую ли я его смерть? И как? Как смертельную боль или как радость свободы? Не знаю. Пока же от мысли, что ненавистный дракон может погибнуть, внутри живота всё леденело, а сквозь волосы на затылке пробегал холодный ветерок, змейкой спускаясь по спине, заставляя ёжиться и сутулиться.

И чтобы не думать об этом, я размышляла над второй проблемой. Тоже касавшейся смерти. Какой-то тёмный денек выдался, что ни говори.

Жива ли Нарника?

Танита всем твердила, что моя подруга по несчастью умерла. Что бросилась вниз именно с этой целью – прервать своё существование до того, как у неё опять отнимут волю и память. Ко мне Тани вообще пришла рыдать в плечо, признавшись, что «говори-и-ила с ней утром».

– Да? О чём? – на обед мы не пошли, ни мне, ни ей кусок в горло не полез бы.

– Мы болтали о всяком… а она так легко говорила о будущем приёме у Дальсаррха, словно более не видела, что за этим последует. И я… ы-ы-у… я напомнила ей, что её память могут украсть. Снова. Как память о том самом ы-ы-у, – убивалась Танита, орошая мою блузку слезами и соплями, ­ ы-о том, что с Миррочкой они, – хлюп носиком, – давно перешли, – ещё один хлюп, – черту́ п-пылкой п-платоники.

Тани так захлёбывалась слезами, что я даже начала волноваться, как бы и она с крыши не прыгнула.

– …Ника совсем побелела, даже взгляд остановился. Сказала: «не может быть, я бы запомнила!» – и убежала. Я не смогла её догна-а-а-ать. Это я-а-а-а винова-ата-а. Но я не думалаа-аа.

В этом месте мне самой стало горько до ощутимого привкуса хинина на языке.

Кто знает, о чём я забыла из-за метки. О ненависти к драконам? О мести за родителей? Это всё казалось мне несущественным, и только янтарные глаза Корвина, его вкрадчивый рокочущий голос, его пригрезившиеся мне стоны, его «моя незабудка» – имели смысл.

Крылатые! Может, и о любви к Реми я забыла?

И кто знает, о чём я ещё забуду.

Масла в огонь сомнений и переживаний подливало отсутствие какой-либо информации о состоянии Нарники. Сбежав с четвёртого занятия, мы с Тани сходили и в лазарет, и в деканат. «Не поступала» – ответили в первом, «информация закрытая», – сухо сообщили во втором. Пришлось подслушивать под хлопнувшей за нашими спинами дверью.

– А вы сами знаете, что с ней?

– Тело забрали во дворец, магистр Зарнис так оттуда и не вернулся. Что-то нечисто с этим самоубийством…

Что-то тут нечисто, – я согласно кивнула, вспомнив вдруг выражение дикого отчаянья на лице Нарники при падении. Отчаянье – это правильно, если прыгнул, осознал, что умрёшь, и передумал, но ничего не изменить. Это было бы нормально… для меня. Но не для покорившей воздух Нарники, стоило ей передумать – и она взмыла бы в небо птицей, но она даже не пыталась бороться. Ей отказал дар? Или…

– Её заставили! – прошипела я потрясённо.

Может они показали ей, чем обернётся для неё неповиновение? А потом откачали ­– откачали же? – чтобы она стала шёлковой и послушно отдалась другому дракону. Не пропадать же ценным генам…

А Корвин молчит…

Танита дёрнула меня за руку, и я осознала, что какое-то время стою, прислонившись лбом к стене и ничего не слыша.

– Идём, – подруга потянула меня прочь. – Тут нельзя о таком говорить.

Деканат располагался на девятом административном этаже, выше только апартаменты ректора. Ежели кому-то что-то нужно от администрации, будь добр, ножками топай и повыше. Пока дойдёшь, сто раз подумаешь, а так ли оно тебе надо.

На лестнице Тани потащила меня наверх, к моему лёгкому недоумению ­– на сильное я была сейчас не способна, ибо основная его часть вертелась вокруг Нарники с отскоками в сторону Корвина, так как письмо он до сих пор не получил.

– Мы что, пойдём к ректору? – я покосилась на сосредоточенно мрачную подругу.

– Нет, ­– она мельком улыбнулась и открыла неприметную дверь сразу за лестничной площадкой.

За дверью обнаружилась ещё одна лесенка. Узкая, почти отвесная и удивительно скрипучая – она вела наверх.

Танита стала подниматься первой, и, последовав за ней, я выбралась в чердачное помещение. Здесь было сумрачно, но очень просторно, откуда-то веяло пыльным сквозняком – у меня тут же зачесался нос, и я чихнула, Тани чихнула вслед за мной, мы коротко переглянулись и хихикнули, смущённо потерев носы.

Взявшись за руки, мы пошли вперёд, и вскоре я увидела источник сквозняков – одно из редких чердачных окошек почти у самого пола, не высокое, но довольно широкое, было открыто. Отпустив меня, Тани подошла к нему и легко присела на подоконник, свесив ноги наружу. У меня ёкнуло сердце, я подскочила к ней. Слабая надежда, что внизу покатая крыша и опасности нет, оборвалась видением клубящегося туманом Аррганнского разлома. Оказывается, по чердаку мы перебрались на драконье крыло Академии – из наших окон такой вид не открывается.

Бесстрашная девчонка наблюдала за кипящим внизу морем тумана, свободно болтая над ним ногами. Обернулась ко мне, потеснившись к раме, постучала ладошкой рядом с собой.

Мне живо вспомнилось, как вывалилась я в розы под окном хозяйки какую-то неделю назад. Подавив нервную дрожь – тут ласковые колючки меня внизу не ждали, – я опустилась на корточки чуть позади подруги, вытянув шею, заглянула вниз. Невероятное зрелище. Словно это окно в другой мир, дикий, неизведанный, опасный.

Тани ухмыльнулась, но дразнить трусихой меня не стала.

–  Тут у нас есть возможность поговорить без лишних ушей, – сказала она, становясь серьёзной. – Ты тоже думаешь, что… Нику убили?

Я замерла, глядя в туман провала. В голове тоже клубился туман, только его ещё словно большой ложкой перемешивали. Я наморщила лоб, сведя брови к переносице, пытаясь понять, что меня так… царапает. Какая-то назойливая мысль, некая неправильность…

– Ты не думаешь, что её убили драконы? – с сомнением в голосе уточнила Танита, выдёргивая меня из тумана размышлений.

Я дёрнула щекой от досады: мысль была почти поймана, но снова ускакала в серую муть.