– Ой, – вдруг спохватилась она. – На физре же бегать заставят. На сытый желудок. Не-ет. Я потом съем, – и она быстро запаковала снедь в пару тетрадных листов и сунула в свою сумку.

Отчего-то я почти не сомневалась, что по дороге она его просто выбросит, и смеяться меня тянуло ещё сильнее.

Интересно, а Реми тоже побоится перегружать моим пирожком желудок перед бегом?

***

Зато я так зарядилась эмоциями за сегодняшний день, вот прямо с утра начиная, что на пробежке бодрым оленем неслась впереди всей группы. Потом увлечённо играла в паньершар*, обыгрывая ребят, в том числе, Реми.

* паньершар – сложно сказать, отчего баскетбол добрался в эти времена под таким искажённым названием (паньер (фр.)- корзина).

Реми, кстати, пока я на пробежке внимала шуму ветра в ушах, пошушукался с Танитой и осмелел. Подошёл, за заботу поблагодарил, обещал на завтра составить ответ-отчёт по моим вопросам. Прелесть.

Интересно, что ему Тани сказала? Угораздило же прослушать.

Я в очередной раз ушла от атаки Реми и, набивая мяч об гладкую поверхность пола, оглянулась. Я была на нашей стороне площадки, корзина соперников оказалась беззащитна – все они устремились поближе к мячу, окружая меня.

Реми, довольно ухмыляясь, расставил руки и белобрысым медведем пёр в лоб.

– Вот так, значит? Ладушки, – я показала ему зубы в широкой улыбке и швырнула мяч, почти отвесно вверх, немного подкрутив. Или много.

– О-о! – протянули ребята, щурясь вслед улетевшему ввысь рыжему мячу. Вот он пересёкся с солнцем: – Высоко-о как!

Очень высоко. И абсолютно мимо.

И кто бы мог поверить, – я лично совершенно ошалела – но, едва начав терять высоту, мячик сменил курс и по крутой дуге влетел прямёхонько в корзину!

– Йу-ху! Эпик виктори!!! – вскричала я, и народ поддержал меня громогласными аплодисментами. – Е-е-е!

Адреналинчик и серотонинчик шальным коктейлем гуляли по крови. Я запрыгнула на обалдевшего Реми – и чихать, что он играл против! – повалила его на пол, хохоча как сумасшедшая. Встрепала светлые кудряхи, но не успела подняться, как обниматься полезли все ребята. Вскоре на площадке образовалась куча мала, из которой мне удалось выскользнуть почти без потерь. Парочка царапин не в счёт.

Я огляделась. Большинство девчонок предпочли более спокойное занятие, вроде «подтягивания пресса и качания на турнике», и мой эпичный бросок не оценили, а то и вовсе не видели. Тани, кстати, где-то не было. О-хо-хо. Даже она всё пропустила. Но ладно уж.

Я подошла к преподавателю, пока народ на площадке не расцепился, и отпросилась пораньше.

– Да, конечно, Сандрочка. Можете идти. Вряд ли ваши соперники успеют отыграться, особенно после такого броска.

Я зарделась и, быстренько подхватив сумку и вещи, ускакала в душевую.

Через двадцать минут, когда только раздался звонок с занятия, я, свежая и всё ещё неприлично бодрая, открывала дверь библиотеки.

– Добрый день, сэр Арчи. Мне то же, что и вчера, пожалуйста. И по Пришествию что-нибудь старое и без цензуры, если найдётся.

Пришествием называется у нас вторжение драконов в мир. «Пришествие спасителей» – если совсем романтично.

– Найдётся, дитя, для тебя найдётся, – прокряхтел седой библиотекарь.

Я хмыкнула. Допуск от Асурра Дальсаррха – великая сила. Подумала немного, пока старик искал материал по теме, а когда он вернулся, состроила независимо-уверенную мину и попросила:

– И, пожалуйста, по драконьим ритуалам что у вас есть…

Сэр Арчи расплылся в довольной усмешке, лапки-морщинки возле уголков глаз собрались в паутинистые пучки.

– Брачные, небось, интересуют? Кхе-кхе-кхе.

Ушки мои налились жаром, но это лишь придало просьбе невинности. Вряд ли мне вручат что-то запретное, но мне бы хоть какую-то информацию – и то хлеб.

– Ой! И по… как же его… – я почесала над ухом, пытаясь вспомнить название чего-то странного из древнего города. – М… Дурстан… дурхан… дурман…

– Дурманхан?

– Да! Есть?

– Есть, – старик помрачнел. Но книги принёс все.

И первой я взялась за Ритуалы. И потому что библиотекарь ещё не ушёл, и потому что… да самой любопытно же!

Раздел, посвящённый стигмам, нашёлся быстро. Я даже за локоть себя куснуть попыталась – почему раньше не спросила? Всё слухами и догадками кормилась.

И первое, что заставило меня стукнуть челюстью о стол, это фраза:

«Стигма единения наносится на тело дракона и драконицы, в месте наиболее близком к кровеносным сосудам, чаще на…».

Бла-бла-бла. Но – дракона и драконицы? Они не шутят?! То есть их не только людям вешают? Или я что-то не так поняла?

Так. Что она вообще даёт, тут есть?

«…катализатор и компенсатор приязни к партнеру».

Ускоритель-усилитель и… что? Как можно компенсировать приязнь?

Тут от ускорителя уже не по себе. У меня никакой приязни к Корвину не было, у Корвина ко мне тоже. Что же в таком случае катализировала метка? Или врут, и в отношении людей всё работает иначе?

Я пролистала раздел и наткнулась всё-таки на нужную информацию. Легче не стало.

«Стигма должным образом действует на партнёра-человека. Известно, что драконы и люди несовместимы и потомства не дают. Но через стигму единения, когда усиленная приязнь от человека передаётся дракону, – от дракона человеку приходит магический компонент крови, перестраивая организм человека, готовя к продолжению нашего рода (вот тебе и компенсатор!). В паре дракон-дракон часты случаи отторжения, когда приязни изначально нет ни у одного партнёра. С людьми таких проблем нет – они к драконам расположены всегда, и этим такие союзы для нас удобны».

О-о-о нет. Неправда! Я не была расположена! Ведь да? Да ведь?

***

Крылатые! Как же тошно от мысли, что какая-то дурацкая кроха «приязни» могла родиться во мне самой тогда, на балу. И я не дышала, глядя на Корвина, и едва не расплакалась, когда он ушёл. И вот эта кроха выросла и от меня передалась ему.

Фактически, выходит – это я ему навязалась. Я «удобна» для продолжения рода этих… монстров!

Убейте меня!

Сглотнув горчащую слюну, я вернулась к тексту и зацепилась взглядом за слова о крови, похолодев ещё больше.

Если верить трактату, получалось, что стигма после активации заражает собой кровь помеченного. Так вот для чего её наносят «поближе к кровеносным сосудам»: на запястье, шее или даже в паху.

Интересно, а у Корвина где? – тут же мелькнула шальная мыслишка. Я в сердцах пристукнула её томиком ритуалов по лбу.

В общем, мне даже отпиливание руки теперь не поможет. Одна надежда, что Корвин сдержит слово.

– Зато, – я вздохнула, кусая губы, – шанс, что он это сделает, действительно велик. Вряд ли Корвина устраивает навязанная чужая приязнь. Особенно такая – слад… душная. «Выматывающая», так он сказал в письме.

Ну и пусть! Вот и хорошо, в смысле!

Надеюсь, без метки несчастная кроха приязни вернётся в исходное состояние и затеряется на фоне ненависти.

Ненависти, на месте которой теперь лишь сомнение.

– Н-не хочу об этом думать! – я мотнула головой и отложила заррховы «Ритуалы». «Хроники Исхода» ждали своего горе-переводчика, стремясь раскрыть ещё какие-нибудь чудовищные тайны.

Сурово надув щёки и сжав губы куриной попкой, я зарылась в свою сумку и достала из неё ручку и тетрадь со вчерашними набросками реферата. Из тетради показался уголок автолетты, затесавшейся между страниц. У меня ёкнуло сердце, а, достав её, я и вовсе замерла: конверт был запечатан, а значит письмо от Корвина находилось внутри. Написал, не дождавшись моего ответа?

Сладко заныло всё тело, а от затылка в разные стороны разбежалась стая мурашек. Усилием воли упокоила непрошенных инсектоидов и ни капли не дрожащей рукой достала послание Корвина.