И на эту вечность как на жизнь самого ума, то есть на становление и на ставшее внутри самого же ума, Прокл никак не может налюбоваться. Ведь эта же ноуменальная жизнь, или вечность, есть образец, первообраз, смысловая модель, а в конце концов и демиург всего существующего и прежде всего общевременного потока. И вот почему у Прокла торжествует старинный платоновский взгляд, что время есть подвижный образ вечности, а вечность есть неподвижный образ времени. Но только надо сказать, что это платоновское учение Прокл развивает не просто формально и теоретически, но с большим увлечением и вдохновением.
Вечность, по Проклу, конечно, есть единое или пребывает в едином (Plat. theol. III 16, p. 56, 16-19 со ссылкой на Plat. Tim. 37 d; 18, p. 58, 15-16; 27, p. 93, 8-9). Тем не менее вечность не просто содержит в себе вещи, но именно все вещи, и притом в целостном виде и даже в виде единого живого организма, в виде всеобщей жизни.
г) Для предыдущего нашего рассуждения приведем некоторые тексты.
"Вечность - отец и хорег бесконечной жизни" и "виновник всякого бессмертия и постоянства" (18, р. 60, 16-18 со ссылкой на Plot. III 7, 3, 36-38). "Вечность - всесовершенная жизнь и вся жизнь" (V 38, р. 330, 50-52, тоже со ссылкой на Плотина). "Вечность есть виновник нерушимой жизни, неутолимой силы и, согласно оракулам Or. Chald. 49, 4 Des Pl.), непрекращающейся энергии" (III 18, р. 59, 20-22). "Вечность существует до ума и после сущего, поскольку она водружена в середине умопостигаемого круга. Ведь подобно тому, как живое-в-себе вечно, таким же точно образом и вечность является вечно сущим. Это потому, что подобно тому, как живое существо принимает участие в вечности, подобно этому и вечность участвует в сущем, почему она и оказывается причиной бытия, вечной жизни и мышления. Кроме того, в отношении всего она является мерой и сущности (oysias), и потенции, и энергии" (16, р. 56, 25-57, 4).
Здесь нужно помнить о разделении всей ноуменальной области у Прокла на бытие, жизнь и живое существо-в-себе. Поскольку жизнь уже есть становление ума, а становление ума не растекается в беспредельность, но остается само в себе, она уже есть вечность. И то живое-в-себе, которое следует в уме за бытием и жизнью, тем самым уже содержит в себе и бытие и вечность. "Вечность, согласно "Тимею" (37d), пребывает в едином; а потому и - время, которое в своем движении подражает умопостигаемому покою вечности" (16, р. 56, 18-20). Более подробно рассуждает Прокл в одном тексте, где на первый план выдвигается как раз понимание вечности как живого существа-в-себе, как автодзоона (18-19, р. 58, 13-67, 19). Некоторые места из этого обширного текста мы только что приводили. Но важно добавить еще и то, что как раз этот умопостигаемый и вечный автодзоон Прокл несколько раз трактует здесь как принцип красоты (р. 62, 11; 63, 12.22.24; 64, 1.4.14-16; 67, 8). В последнем тексте этот вечный автодзоон прямо назван "первейшей и прекраснейшей моделью вселенной (toy pantos)".
Здесь очевиднейшим образом ощущается вся специфическая глубина античной эстетики: прекрасное есть жизнь; и эта жизнь - смысловая, идеальная, или, как говорит Прокл, умопостигаемая; и вечность тем самым источает свою вечную энергию на все сущее и, следовательно, на весь космос. Другое такое же замечательное рассуждение о вечности автодзоона с подчеркиванием моментов его нерушимой цельности во всех его частях и с подчеркиванием излиянности его во всем космосе, и притом на всех иерархических ступенях космоса, мы находим и еще в одном месте из "Платоновской теологии" (27, р. 93, 1 - 99, 23). Это жизненное понимание вечности мы должны выдвигать у Прокла на первый план потому, что в греческом термине aion - "вечность" - обычно наблюдается склонность находить указание на бесконечную длительность, а не жизненность. Впрочем, как мы увидим в дальнейшем, по этому вопросу существует целая литература (ниже, с. 75).
д) Диалектика времени и вечности проводится у Прокла чрезвычайно последовательно и строго продуманно. В общей форме о времени и вечности мы говорили выше. Однако сейчас важно подчеркнуть именно диалектический характер этого отношения времени и вечности.
Именно время есть сплошная текучесть и непрерывность; но это значит, что всю эту текучесть и непрерывность, чтобы она была сама собой, нужно взять как целое, то есть как нечто такое, которое присутствует в виде всего во всем; а это значит, что первая и последняя точки должны быть взяты как одна и та же точка; и, наконец, это значит, что мы получили всю бесконечную текучесть времени как одно мгновение. Вечность и есть такое мгновение, которое содержит всю бесконечную текучесть времени как одну точку. Вечный миг настал. Такова у Прокла диалектика времени и вечности.
Отсюда, далее, важно и то, что в своем учении о причине времени как об уме и боге Прокл весьма близок к тому, чтобы и само время считать ноуменальным и божественным процессом. Об этом можно заключить из указанного у нас выше текста Симплиция.
6. Материя
Наконец, даже и материю Прокл ставит настолько высоко, что кое-где он склонен выводить ее прямо из первоединого как его вполне естественную эманацию и светоизлияние.
а) В трактате "Первоосновы теологии" Прокл прямо пишет (72), что материя "получила свою субстанцию от единого" и что "материя, будучи субстратом всего, эманировала из причины всего". Исхождению материи из первоединого нисколько не мешает ее бесформенность, потому что единое тоже бесформенно.
Материя, рассуждает Прокл (об этом мы уже знаем, с. 39), вполне "подобна богу", поскольку то и другое беспредельно и непознаваемо. Но только о боге это нужно говорить в смысле его могущества, а о материи - в смысле ее скудости (In Alcib. I 189, 16-19). Материя лишена всякого эйдоса. Но и первоединое тоже лишено всякого эйдоса. Материя, взятая в чистом виде, лишена всякой субстанции. Поэтому будет вполне правильно сказать, что материя подобна первоединому. Но это подобие "неподобно" (In R.P. II 375, 24 - 376, 3).
Однако у Прокла есть еще один удивительный текст, который весьма бесстрашно возводит материю к одному из первичных начал всего сущего. Ведь все сущее, как об этом говорил Платон, обязательно состоит из предела и беспредельного, поскольку все сущее, подобно окружности круга, вычерчивается конечным образом на фоне бесконечности и беспредельности. Прокл и понимает эту беспредельность как первичную материю. Она существует и в вещах, и в уме, и, можно сказать, еще и до ума, то есть еще в числах. Но тогда необходимо будет заключить, что материя - не менее важный принцип, чем идея; а точнее будет сказать, если иметь в виду платоническое учение о сверхноуменальной числовой области, что она даже выше самой ноуменальной области. Приведем это рассуждение Прокла подробнее (In Tim. I 384, 16-385, 3).
"То, что, с одной стороны, не демиург первым сотворил материю, ясно из того, что говорит [Платон] дальше (Tim. 52d), [а именно, что] эти три [рода] - бытие (on), пространство (choran) и возникновение (genesin) - предшествуют рождению космоса, причем возникновение - это потомок, а пространство - мать. Из этих [слов] кажется, по крайней мере, что [Платон] как бы противопоставил материю демиургу по [их] материнскому и отцовскому свойству и что возникновение происходит от демиурга и материи. Но он никогда не производил материю из другого порядка, расположенного раньше демиурга. В "Филебе" (23 с), например, он со всей ясностью пишет: "Мы сказали, что бог указывает то на предел существующего, то на беспредельность", откуда и происходит состояние и тел и всех [других вещей]. Если, однако, и тела состоят из предела и беспредельного, что же в них является пределом и что - беспредельным? Поэтому ясно, что, на наш взгляд, материя - это беспредельность, а эйдос - предел. Если же, как мы сказали, бог производит всякую беспредельность, то он производит и материю как последнюю беспредельность. Вот это и есть первоначальная и несказанная причина материи".
