Тут раздвинулась занавеска и вышла девушка лет двадцати. Волосы ее, расчесанные на две половины, уложены наверх узлом — этим и отличалась она как девушка, лицо же необыкновенно злое, но кожа белая и чистая. Она принесла металлический кувшин для подогревания вина, наклонила зеленую глиняную миску и доверху наполнила пиалу кукурузной кашей, налила в кувшин воды и, усевшись у западной стены, принялась палочками есть кашу, а для приправы взяла несколько головок лука с длинными перьями, скрутила перья в пучок и обмакнула в сою. На шее у нее был зоб величиной с куриное яйцо. Поев каши, она выпила чаю, и при этом ни чуточки не стеснялась. Наверное, потому, что каждый год видела корейцев и относилась к ним как к старым знакомым.

Двор в доме был широкий, в несколько канов. От долгого дождя весь тонул в грязи. Чтобы спастись от этой грязи, с берега реки наносили мелких камешков. Обкатанные водой, размеров с куриное яйцо, эти камешки ведь никому не нужны, но здесь их подобрали по форме и цвету и выложили у ворот в виде многоцветного летящего феникса. Видимо, у них нет бросовых вещей.

У кур здесь выщипывают пух и перья — просто мясо куриное повсюду бегает. Смотреть на них противно. Однако выщипывание — это предупредительная мера против вшей. Летом у кур заводятся черные вши. Они появляются в хвосте или в крыльях, и тогда куры заболевают — их начинает рвать желтой водой, в горле клокочет. Болезнь эта заразная, и, выщипывая у них перья, кур оберегают.

2-й день (день земли и тигра). С утра лил дождь, но на закате прояснилось. Речка, которая лежала на нашем пути, сильно разлилась, и мы не смогли переправиться. Посол велел Нэвону и Чу отправиться вперед и осмотреть реку, а я пошел с ними. Не прошли мы и несколько ли, как перед нами открылся разлив, да такой широкий, что берега не видно. Те, кто хорошо плавал, вошли в реку, чтобы измерить ее глубину. Не успели они сделать и несколько шагов, как плечи у них покрыло водой. Возвратившись, доложили об уровне воды. Посол обеспокоился и призвал всех толмачей и чиновников предложить свои планы переправы через реку. Помощник посла и близкие его особе чиновники тоже приняли участие.

— А что, если взять напрокат створки дверей и повозки, сделать плоты и на них переправиться? — предложил помощник посла.

— Хороший план, — одобрил Чу.

Но главный толмач возразил:

— Невозможно раздобыть столько створок дверей и телег. Здесь, конечно, найдется с десяток бревен, которые остались после постройки домов. Можно бы их взять, но боюсь, что не раздобыть веревок.

Все они высказывали свои соображения, и я тоже вставил свое слово:

— Где уж нам связать плот! Вот у меня есть пара лодочек с веслами, одной лишь вещички не хватает.

— Чего же это у вас не хватает? — спросил Чо.

— Да вот гребца нет! — ответил я.

Все громко расхохотались.

Хозяин наш был глупым и грубым, не знал ни одного иероглифа, а на столе, между тем, держал книги минских сочинителей Ян Шэня и Сюй Вэя. В синей фарфоровой вазе высотой около чхока стоял железный посох Чжао Наньсина, тут же стояла маленькая курильница для благовоний, изготовленная юньцзянским Ху Вэньмином. Столики, стулья, ширма — все было необыкновенно изящным, без всякого налета захолустной провинции.

— Должно быть, уважаемый хозяин очень богатый человек? — спросил я у него.

— Мы весь год трудимся не покладая рук, — ответил он, — а не можем подчас избавиться от холода и голода. Если бы не поездки вашего достопочтенного посла, совсем бы пропали.

— А сколько у вас сыновей и дочерей?

— Да всего лишь один разбойник, только вот зятем никак не обзаведусь!

— Почему вы говорите один разбойник? Что это значит?

— Не зря ведь говорят, что даже разбойник не позарится на дом, в котором пять дочерей. Разве дочки не вредители в семье?

После полудня я вышел за ворота прогуляться и развеять скуку. Вдруг в кукурузном поле раздался выстрел из дробовика. Тут же за ворота выскочил наш хозяин и стал всматриваться в поле. Из кукурузы выбежал какой-то китаец с ружьем в одной руке, а другой он тащил за задние ноги свинью. Заметив хозяина, он злобно заорал:

— Ты зачем пускаешь в поле скотину?

Хозяин смутился и принялся извиняться, а китаец ушел, утащив с собой свинью, истекающую кровью. Хозяин, раздосадованный, огорченно вздохнул.

— Чью это свинью забрал китаец? — спросил я.

— Мою!

— Она, конечно, забежала в чужое поле, но ведь не успела еще повредить ни одного стебля, так почему же он ни за что ни про что убил домашнее животное? Почему вы не потребовали у нега стоимость этой свиньи?

— Разве я смею потребовать с него плату? Ведь я сам виноват, что плохо охранял хлев!

Император Канси придавал большое значение сельскому хозяйству, и если случалось быкам или лошадям потравить посевы, то хозяину поля надлежало возместить убытки вдвойне, а тот, кто выпускал скот нарочно, получал шестьдесят ударов палками. Если в поле заходили свиньи или овцы, хозяин поля мог тут же забрать их себе. Тот же, кто нарочно пускал их туда попастись, не смел и признаться. Единственно, что не имеет права делать хозяин поля, так это закрывать дорогу для повозок. Когда все покрывается непролазной грязью, телегам приходится заезжать прямо на поле, поэтому хозяин старается держать дорогу в порядке и тем самым свое поле оберегает.

Возле деревни были две гончарные печи. Когда в печи гасят огонь, устье топки обмазывают глиной, а на сам купол выливают несколько десятков бадей воды. На куполе печи устраивают впадину, так что вода не выливается. Если печь раскалится, то в эту впадину наливают воду, вода испаряется, и печь не перегревается.

Одну печь остудили и сейчас как раз из нее вынимали кирпичи. Здешние печи устройством отличаются от наших. Вот я сперва и расскажу о недостатках наших печей, а уж потом поговорим о возможностях их улучшения.

Наша печь не настоящая, это одна лишь топка. Поскольку не хватает кирпича, то, складывая печь, сперва ставят деревянные столбики и обмазывают их глиной. Потом рубят на дрова большую сосну и печь обжигают, пока глина не затвердеет. Труда на этот обжиг тратится очень много. Печь делают длинной, но невысокой, поэтому пламя не поднимается вверх и сила огня невелика. Из-за того, что сила огня невелика, нужно сжигать много сосны — только тогда получишь мощное пламя. Из-за того, что сосну жгут ради мощного пламени, огонь горит неровно. Из-за того, что огонь горит неровно, черепица, которая лежит ближе к пламени, оказывается никуда не годной, а та, что далеко от огня, остается необожженной. У нас такими печами пользуются для обжига фарфора, глины и вообще всякой керамической посуды.

Вернемся теперь к сжиганию сосен. От сосновых поленьев жар, конечно, сильнее, чем от других дров, но сосну раз срубил — снова не вырастет, и потому, чтобы изготовить посуду для дома, надо оголить все горы в округе. Сосна растет сто лет, чтобы быть уничтоженной за одно утро. Исчезнет лес, улетят птицы в поисках сосен — и все это из-за нерационального использования леса в нашей стране. Его с каждым днем становится меньше, но и с домашней утварью все труднее.

Здешние печи складывают из кирпича и обмазывают его известью, поэтому с самого начала не нужно топливо, чтобы эту печь прокалить. Высоту и ширину устанавливают по усмотрению, а по форме она напоминает опрокинутый колокол. В верхней части делают впадину, своего рода пруд, в которую наливают несколько мер воды. С боков устраивают пять-шесть отверстий для дыма, и пламя может подниматься вверх. Кирпичи для обжига ставят внутри так, чтобы они друг друга подпирали и оставляли дорогу для огня. В общем, придумано хитро. Пожалуй, я бы теперь смастерил такую печь своими руками, а вот описать ее устройство довольно трудно.

Однажды посол спросил меня:

— Этот способ кладки похож на иероглиф «товар», когда один квадрат наверху, а два под ним?

— Похож, да не совсем, — ответил я.

— При этом способе, наверное, кирпичи кладут друг на друга, как коробки с книгами? — спросил письмоводитель Пён.