Фасад дома закрывает ограда, сложенная из кирпича. С восточной и западной стороны в ограде проделано по круглому окну, а двери устроены с юга. Самая середина приспособлена под ворота, через которые ходят. Есть двери передние и задние, они всегда расположены друг против друга. В больших домах делают двери по шесть-восемь подряд. Распахнешь их настежь во внутренних покоях — и упрешься во внешние. Взгляд как стрела воткнется прямо в дверь. Говорят, распахнуть весь ряд этих дверей — все равно что проникнуть в самое сердце. В этом иносказании раскрывается истинная сущность устройства дома.
На дороге мне повстречался толмач Ли Тончжи.
— На что тут смотреть, в таком захолустье? — засмеялся он.
— В императорской столице вряд ли больше роскоши, — возразил я.
— Конечно, роскошнее, — ответил Ли. — Там есть дома большие и маленькие, побогаче и победнее, но стиль построек, пожалуй, один и тот же!
Китайцы строят дома из кирпича. Кирпичи длиной в один чхок и шириной в пять чхонов. Сложишь два, и получается квадрат толщиной в два чхона, вроде квадратной печати. Делать их — вечная морока. То углы отобьются, то край отломается, или сам весь перекосится. Если столько забот из-за одного только кирпича, каким же мастерством надо обладать, чтобы построить дом? В строительстве используют такие «квадратные печати», но для того, чтобы кладка получалась ровной, приходится брать плотничий угольник, стесывать и шлифовать. Если работают старательно, то кладка из множества кирпичей выглядит, будто из одного. При этом один кирпич кладут по долевой, другой — поперек, как бы образуя фигуру, наподобие шестой триграммы «кань», у которой в середине сплошная линия, а сверху и снизу по одной прерывистой, и третьей триграммы «ли», где наоборот — сверху и снизу сплошные линии, а в середине — прерывистая. Известь кладут тонким, как бумага, слоем, только чтоб схватилось, тогда и швы идут тонкими ниточками. Замешивая известь, в нее не добавляют крупный песок и много глины, потому что из-за крупного песка кирпичи не будут схватываться, а слишком вязкая глина растрескается. Обычно берут мягкую черную глину, цветом похожую на только что обожженную черепицу. Такая не будет ни слишком липнуть, ни крошиться, ее можно сплести, как нить из волокна рами, и нарезать тонко, как волос.
В нашем государстве в раствор добавляют лошадиный навоз и глину. Это придает ему упругость и не позволяет трескаться, а для блеска и гладкости подмешивают древесное масло.
Теперь о черепице. Она должна быть ровной и круглой, как бамбук, расщепленный на четыре части, а сама черепица величиной с ладошку. Простой народ не кладет на стропила плетеное перекрытие, просто застилают камышовыми циновками в несколько слоев, и на них кладут черепицу. А поскольку на тонкую циновку глину не положить, то черепицы складывают одну внизу, другую сверху, как самец покрывает самку. Щели между ними промазывают раствором извести. Такая кладка — «чешуей» — не дает проникать в дом воробьям и мышам, а кроме того, верх не получается тяжелее низа.
В нашей стране покрывают черепицей совсем иначе. На крышу толстым слоем кладут глину, поэтому верх получается тяжелым. Если стены сделаны не из кирпича, то низ оказывается слабым. Сама черепица круглая и слишком изогнута, а значит, в крыше много дырок, которые нужно замазывать глиной. Ее получается так много, что от тяжести могут перекоситься балки. Кроме того, глина, высыхая, крошится и сползает вместе с черепицей, образуются щели, в которые беспрепятственно задувает ветер, заливает дождь и пролезают воробьи с мышами, да еще, чего доброго, змеи заползут, кошки начнут рыскать.
При постройке дома, пожалуй, больше всего труда уходит на кирпич. Он нужен не только для ограды, но и сами покои тоже требуют кирпича. А широкий двор разметить — все равно что нарисовать шахматную доску. Если стены дома построены из кирпича, то дом оказывается сверху легким, снизу крепким, а опорные столбы сливаются со стенами. Тогда уж внутрь не попадут ни ветер, ни дождь, можно не бояться пожара и не опасаться, что кто-нибудь проделает дыру и влезет в дом, а воробьи, мыши и кошки тем более не страшны.
Когда строили крепость Фэнхуанчэн, говорили:
— Эта крепость — настоящая Анси!
Что это значит? В языке Когурё большую птицу называли «анси». И нынче в диалектах наших провинций птицу феникс (по-китайски — «фэнхуан») называют «хвансэ», а змею — «пэам». Поэтому во времена правления китайских династий Суй и Тан нынешний Фэнхуанчэн называли Ансисон, а Чичэн — Пэамсон. Похоже, что так оно и было на самом деле.
В древнем предании рассказывается, что некогда правитель крепости Ансисон Ян Манчхун выстрелил из лука прямо в глаз императору. Император стоял со своим войском вокруг крепости и послал Ян Манчхуну сто кусков шелка. За этот подарок он обещал императору охранять для него крепость.
Когда «Бездонный омут», князь Ким Чханхып, послал в Китай своего младшего брата Чханоба по прозванию «Черствый хлеб», тот по дороге сочинил стихи:
Долгой вам жизни и вашему роду!
Вы, Ян Манчхун, несравненный стрелок:
Ваша стрела, о курчавобородый,
Метко врага поразила в зрачок!
А господин Ли Сэк — «Пастырь в уединении» — в своем стихотворении «Прямодушный» говорит так:
Был и впрямь не пустым мой кошелек,
Разным владел я добром.
Мог ли я думать, что черный цветок
Встретится с белым пером?
«Черный цветок» здесь значит «глаз», а «белое перо» — «стрела». Эти наши предки в стихах воспели историю, которую у нас рассказывают с давних пор. Танский Тай-цзун двинул все войска Поднебесной, но не смог овладеть малюсенькой крепостью размером с пулю и в спешке повернул своих солдат обратно. Конечно, все это весьма сомнительно. К сожалению, Ким Пусик в своей истории не упоминает имени Ян Манчхуна. А вообще-то надо сказать, что Ким Пусик, создавая «Исторические записи трех государств», за основу брал китайские исторические сочинения, переписывая их как достоверные источники. Он цитирует даже побасенки Лю Цюаня, иначе говоря, представляет факты истории с позиций императорского Китая. О наших героях не говорится ни в «Истории династии Тан», ни во «Всеобщем зерцале» Сыма Гуана. Уж не потому ли, что об этом в Китае стараются не упоминать? В нашей стране рассказы о них передают из уст в уста, и я не смею выбросить ни фразы, а достойны ли они доверия или сомнительны — об этом не берусь судить. Могу лишь сказать, что танский Тай-цзун потерял глаз у крепости Анси. Проверить, было ли это на самом деле, теперь невозможно. Говорят, правда, будто это произошло не в Анси.
Согласно «Истории династии Тан», от города Анси до Пхеньяна было пятьсот ли, а город Понхвансон (по-китайски — Фэнхуанчэн) называли по-другому — Вангом. В «Трактате по географии» написано, что Понхвансон — это Пхеньян. Не знаю, о каком месте здесь идет речь. А еще в том же трактате говорится, будто древний Анси находится в семидесяти ли к северо-востоку от Гайпина. Известно, что от Гайпина на восток, до реки Сюаньхэ будет триста ли, а еще через двести ли — город Фэнхуанчэн. Если он и есть древний Пхеньян, то пятьсот ли, указанные в «Истории династии Тан», совпадают с этим расстоянием. Вот мои соображения.
Наши ученые мужи знают только нынешний Пхеньян и потому верят, будто Цзицзы некогда обосновался именно в этом Пхеньяне, полагают, что в Пхеньяне были так называемые «колодезные поля» и именно здесь должна находиться усыпальница Цзицзы. А вот когда говорят: Фэнчэн и есть Пхеньян — все начинают удивляться. Если вы скажете, что в Ляодуне некогда был еще один Пхеньян, все изумляются. Они не знают, что на Ляодуне были древние корейские земли царства Чосон и владения так называемых «восточных инородцев» — суксинов, е и мэк — были подчинены Чосону, которым управлял Ви Ман, а эти княжества: Ораль, Ёнготхап и Хучхун — бывшие земли Когурё. Увы! Потомки не представляют древних границ своей страны и, опрометчиво полагая, будто все это было владением китайского дома Хань, ограничивают свои земли пределами реки Амнокган.