В былые времена один танский император вырыл у себя пруд. Накануне каждого полнолуния этот пруд так и заливало лунным светом. В середине же воздвигли гору с вершиной, очертаниями напоминающей льва-шицзы, и ее отражение в воде среди цветов, подсвеченных луной, было отчетливо видно. Император повелел живописцу изобразить все это на картине и отрядил чиновника отыскать в Поднебесной похожее место. Посланник прибыл в Силла и выяснил, что в этих местах есть скала, похожая на огромного льва-шицзы. Тысячах в двух шагов к юго-западу от гор Пэквольсан высилась гора Трехглавая. (Ее, вообще-то, называют Цветок-гора, но у нее, как говорится, при одном теле — три головы, потому ее именуют еще и Трехглавой.) Очень она напоминала ту, что на картине. Посланник не был полностью уверен, что нашел именно то, что нужно, однако туфли свои к вершине Шицзы-скалы привязал. Возвратившись же, доложил все, как есть, императору. А тем временем отражение туфель также стало появляться в пруду. Император подивился и велел назвать горы, где находится Шицзы-скала, горами Пэквольсан — Горами светлой луны. (Накануне полнолуния там появлялось отражение светлой луны, потому так их и назвали.) После этого отражение туфель в пруду пропало.

Тысячах в трех шагов к юго-востоку от тех гор находилась деревня Сончхон — Деревня на реке Бессмертных. А в ней жили два незаурядных человека. Одного звали Нохыль Пудык (еще пишут: Пудын), имя его отца было Вольчхан, имя матери — Мисын. Другого звали Тальталь Пакпак. Имя его отца было Субом, мать же звали Помма. (В отечественных жизнеописаниях сказано, что то была деревня Чхисанчхон — Деревня у Фазаньей горы, но это неверно. Имена же обоих — местные слова. Нарекая их так, имели в виду, что эти двое, рожденные в разных семьях, оба разумом взмывали ввысь, в поступках же проявляли стойкость.) Обликом и манерами они отличались от обычных людей, оба таили замыслы, выходящие за границы обычного. И при этом были добрыми друзьями.

Когда тому и другому исполнилось по двадцать лет, они перебрались в деревушку Попчок, что находилась к северо-востоку от их жилья, за горным хребтом, сбрили волосы и стали монахами. Вскорости они прослышали, что в деревне Сындочхон, расположенной в долине, к юго-западу от деревни у Фазаньей горы, есть старый храм и можно туда переселиться. И они вместе ушли и стали жить каждый сам по себе в деревеньках Тэбульчон, что означает Большое поле Будды, и Собульчон, то есть Малое поле Будды. Пудык остановился в обители Хвечжин или, как ее еще называют, храме Янса. (Ныне в долине Хвечжин сохранилось основание старого храма. Это он самый и есть.) Пакпак же поселился в храме Юригванса. (Ныне на горе Исан сохранилось основание храма, так это тот самый храм.)

Каждый из них взял с собой жену и детей и стал жить своим домом. Они вели хозяйство и общались, навещая друг друга. И в то же время, достигая внутренней сосредоточенности и обращаясь мысленно к земле Сукхавати, они даже на время не оставляли своих помыслов, выходящих за пределы обычного. Наблюдая за быстротечностью дел в мире и осознав бренность собственного тела, завели они однажды между собой разговор и решили оставить суетный мир и укрыться в одной горной долине. Той же ночью они увидели во сне, как с запада простерся свет от белого волоска, что растет между бровей Будды{1}, и из него протянулась вниз золотого цвета рука и погладила их обоих по голове. Пробудившись, они рассказали друг другу свои сны, и оказалось, что видели одно и то же.

Потрясенные, они окончательно ушли от мира{2} в долину Мундыккок, что находится в горах Пэквольсан (ныне ее называют долиной Намсудон). Учитель Пакпак обосновался на Шицзы-скале, на северном перевале. Он построил домишко из досок и поселился в нем. Потом его стали называть «дощатой обителью». Учитель Пудык обосновался у воды, у подножья Шицзы-скалы, на восточном перевале. Он также соорудил себе лачужку и стал в ней жить. Ее называли «обителью у скалы». (В отечественных жизнеописаниях говорится, что Пудык поселился в Юридон — Хрустальной долине, на северном перевале, и что ныне его жилище называют «дощатой обителью», а Пакпак — в «обители у скалы», в долине Попчхондон, к югу от скалы. Здесь все наоборот. Нетрудно проверить и убедиться, что в отечественных жизнеописаниях допущена ошибка.) Так каждый из них в своей обители и жил. Пудык почитал Майтрейю, Пакпак молился Амитабе.

Не прошло и трех лет, как в восьмой день четвертой луны года  к и ю, на третьем году эры Цзин-лун{3}, то есть на восьмой год после того, как государь Сондок-ван взошел на престол, случилось следующее. Когда солнце стало клониться к западу, появилась некая женщина лет двадцати, наружностью и манерами изящная. От ее одежд исходил аромат орхидей и мускуса. Она как-то вдруг объявилась у северной обители и, прося о ночлеге, обратилась к отшельнику со стихами:

Пакпак ответил ей:

— Храма храню чистоту, считаю это своим долгом. Не тебе к нему приближаться. Ступай и не оскверняй это место.

С тем закрыл ворота и удалился. (В «Записях» же сказано так: «Я отошел от мирских страстей, и нечего меня искушать!»)

Красавица пошла к южной обители и обратилась с той же просьбой. Пудык в ответ спросил ее:

— Откуда ты идешь, нарушая запрет хождения по ночам?

Красавица ответила:

— Будучи в спокойствии единым с великой пустотой, какое отношение имеешь к тому, приходишь ты или уходишь? Услышав о глубине и основательности замыслов Учителя, добродетельном поведении и высокой твердости, захотела помочь ему превратиться в будду.

И она произнесла стихи:

Выслушав, Учитель удивился:

— Эта земля не должна оскверняться женщиной. Однако следование поступкам обычных людей — также один из путей бодхисаттв. К тому же ночью темно в пустынной долине. Как же можно пренебречь человеком?

Он ее встретил с поклоном и уложил спать в лачуге. В ночи усердно совершенствуя свое чистое сердце, при слабом огоньке светильника, что освещает стенку лишь до половины, он долго-долго читал нараспев. А на исходе ночи красавица окликнула его:

— К несчастью, мне как раз пришло время родить. Прошу, Учитель, расстелите циновки.

Пудык, сострадая ей, не стал противиться. Он зажег огонь и начал хлопоты. Красавица тут же родила и попросила обмыть ее. Пудык испытывал то стыд, то робость. Однако все пересилило захлестнувшее его чувство жалости. Он приготовил глиняный чан, посадил в него красавицу, а затем вскипятил воду и обмыл ее. Вдруг вода в чане стала источать аромат и благоуханное тепло и превратилась в жидкое золото. Пудыка потрясло увиденное. Красавица же предложила:

— Вам, Учитель, тоже следует вымыться здесь.

Пудык послушался, скрепя сердце, и в этот миг его сознание сделалось светлым, дух — чистым, а кожа стала золотой. Посмотрел, а сбоку появилось сиденье в форме лотоса. Красавица заставила Пудыка сесть на него и произнесла: