— Нет еще, — ответила Пакен. — Кандидаток несколько, но кого выберут, неизвестно. Я так понимаю, Клео сама предложила свои услуги, и Мими тоже, и…

— Да, да, — оборвала ее «андалузка», снова боясь услышать ненавистное имечко, — надо думать, многие готовы на все, лишь бы их выбрали.

— И я в них камня не брошу, — заметила мадам Пакен. — Эта скульптура будет представлять всех парижских красавиц. Позировать для нее — огромная честь, — после чего лукаво спросила: — А ты, дорогая, не хотела бы подарить статуе свое личико и фигуру?

— Мне ни к чему эти уловки, — отвечала Каролина. — У меня и без статуи забот полон рот. К примеру, сегодня днем я принимаю Лео, а вечером ужинаю с Берти.

Чикита уже кое в чем разбиралась. Лео — это король Бельгии Леопольд II, самый богатый человек в мире, а Берти — принц Уэльский, пятидесятилетний бонвиван, любитель приключений, которого маменька, королева Виктория, снабжает огромными средствами — лишь бы путешествовал по миру и держался подальше от Лондона. Но также Чиките было известно, что после возвращения от Монтескью Нина первым делом написала записки всем своим влиятельным друзьям с просьбой замолвить за нее словечко в споре о выборе натурщицы.

Как только достойный Булонского леса наряд был готов, Чикита и Прекрасная Отеро отправились на прогулку. Чикита была поражена. Она и вообразить не могла, что в одном месте может собраться столько знати, представленной в большинстве своем элегантными красавцами и красавицами. Одни катили в каретах, другие гарцевали верхом, а множество оригиналов взгромоздилось на трехколесные велосипеды… Среди последних было и несколько дам, облаченных в смелые широкие панталоны!

Лес представлял собой лабиринт тропок под сенью вековых деревьев, садов, прудов с лебедями, пергол, беседок и кафе, до отказа забитых аристократами, плебеями-миллионерами, артистами, политиками, военными, девицами на выданье и кокотками… Тот, кто не появлялся в Лесу, не существовал для общества. Все желавшие отметиться в качестве значимой фигуры — обладатели «старых» и «новых» денег, кумиры публики, словом, все, кто хотел пробиться в избранные, — вынуждены были как можно чаще дефилировать по аллеям. Они прогуливались по тенистым дорожкам, щеголяли нарядами и драгоценностями, любовались друг дружкой, отвешивали комплименты и зубоскалили. Любознательной Чиките лес казался бурным морем, в которое, словно полноводная река, впадали Елисейские Поля.

Они с Отеро вышли из экипажа в мехах от Дусе и огромных шляпах, украшенных цветами, фруктами и лентами, и, постукивая каблучками, направились к водопаду, одному из самых оживленных уголков леса.

«Выпрямись, дорогая, на нас все смотрят», — прошипела куртизанка и, подавая пример, глубоко вдохнула и выпятила грудь. На них не просто смотрели (одни с восхищением, другие с завистью, третьи с удивлением), но и подходили поздороваться, отпустить галантное замечание и узнать, кто эта petite beauté[105], которая так грациозно вышагивает, едва доставая Каролине до колен. Может, это андалузская лилипутка?

— Non, elle est cubaine[106],— с озорной улыбкой поясняла Отеро. — Чикита де Сенда, актриса, покорившая всю Америку песнями и танцами.

Им повстречались Робер де Монтескью и его аргентинец, оба в черных шелковых цилиндрах и при тростях с набалдашниками из драгоценных камней, и составили дамам компанию. Во время прогулки они представили Чиките кучу знаменитостей: писателя Дюма-сына и поэта Валери, актрису Режан, композитора Рейнальдо Ана (уроженца Каракаса, который тем не менее едва изъяснялся по-испански и был любовником Марселя Пруста), Бони де Кастеллана и его денежную супругу (к слову, вовсе не такую уродку, как утверждал ее муж). Успешный дебют petite comédienne cubaine[107] состоялся. Матильда Бонапарт, племянница Наполеона I, почтенная восьмидесятилетняя мумия, взяла с Чикиты слово посетить один из ее приемов, а очаровательная Эмильена д’Алансон, рассмотрев лилипутку с ног до головы в причудливый монокль, предрекла ей счастливую судьбу в случае, если та решит пойти по их с Каролиной стопам.

— Подмостки, возможно, приносят славу, но страстный мужчина бросит к твоим ногами куда больше, — промолвила Мими. Кому, как не ей, в юности дрессировавшей кроликов в третьесортном шапито, это знать? Она родила дочку от цыгана — метателя кинжалов и, казалось, была обречена на нищету и горести. Но Господь сжалился над ней и послал престарелого герцога, который забрал ее из цирка и увешал драгоценностями. — Театр — витрина, где ты можешь выставляться, но там не разбогатеешь. Мужчины — идиоты, а ты — вылитый херувимчик, и потому тебе не составит труда вертеть ими как вздумается. — И она обратилась к Каролине: — Я уверена, Лео с Берти просто с ума сойдут от нее. И махараджа Капуртхалы, тоже тот еще извращенец.

— Я ей твержу о том же незнамо сколько, но она упряма как осел! — пожаловалась «андалузка». — Может, тебя послушает.

— Если Бог наградил тебя даром воспламенять мужчин, грех им не воспользоваться, — назидательно сказала д’Алансон. — Вся недолга — иметь горячую щелку и холодную голову.

— Мне вот подарили несколько дворцов, а император Муцухито даже пожаловал один остров, правда, точно не знаю, где он находится, — вторила ей Отеро. — А ты можешь добиться гораздо большего.

— Только целься повыше, — посоветовала Мими. — Помни пословицу: «Если спишь с буржуа — ты шлюха, если с королем — фаворитка».

Как обычно, когда ей предлагали заделаться дорогой проституткой, Чикита придала лицу каменное выражение, и Каролина с Эмильеной, отнюдь не дурочки, быстро сменили тему. А о чем же было говорить двум кокоткам в начале 1900 года, как не о богине Всемирной выставки? Многих этот вопрос занимал до невозможности. Выставка намечалась на середину апреля, а натурщицу все еще не выбрали. Прекрасная Отеро по-прежнему делала вид, будто ей это не интересно, но приятельница не купилась.

— Расскажи кому другому, Нина, — промурлыкала она. — Я знаю, ты горы свернула, чтобы тебя выбрали. Но, чтоб ты знала, близкие люди мне шепнули, что месье Моро-Вотье не желает вдохновляться кокотками. Он, недоумок, считает, что это обесценит его творение.

— Ну и пусть засунет эту статую себе в задницу, — ответила Прекрасная и расхохоталась таким диким смехом, что пол-леса обернулось.

Почти в самом конце прогулки Чикита с изумлением заметила, что Монтескью, Итурри и «андалузка» проходят мимо некоторых дам и господ, не здороваясь. Зачем же пренебрегать элементарной учтивостью? Граф угадал ее мысль и, почти не разжимая губ, процедил: «Они ненавидят Дрейфуса».

Послав уже вторую записку Саре Бернар с сообщением о том, что она в Париже и была бы счастлива повидаться с подругой, и вновь получив в ответ лишь молчание, Чикита решила отступиться. Либо актриса по горло занята премьерой «Орленка» (что неудивительно: нелегко, должно быть, перевоплощаться в семнадцатилетнего герцога, когда ты втрое старше), либо попросту не помнит Чикиту. В общем, лилипутка не стала больше терзаться и предпочла наслаждаться прогулками по Парижу в голубом атласном экипаже — иногда в компании Отеро, иногда в сопровождении Рустики.

Граф Монтескью утверждал, что Сара прекрасно ее помнит, но разрывается между разучиванием роли и репетициями. Чиките следует запастись терпением. Такова уж Бернар: если готовит премьеру, до нее не достучаться. В одно прекрасное утро она проснется с непреодолимым желанием повидать маленькую приятельницу и отправит за ней экипаж.