— Совершенно верно, — подтвердила Лавиния. — Секта никого не приглашает. Она назначает — и точка. С рождения нам предназначена эта миссия, и мы обязаны принять ее, нравится нам или нет. Мы собираемся два-три раза в год, если только не возникает непредвиденных обстоятельств, и распределяем задачи.

— А если я откажусь участвовать? — дерзко спросила Чикита, выпятив подбородок, разрумянившись, сдвинув брови и потемнев взглядом.

Лавиния терпеливо пояснила: даже если она не пожелает присутствовать на собраниях, ее астральный двойник будет отправляться туда по первому зову. Именно так — посредством астральных проекций — на ассамблеи являются все высшие члены ордена. Этим даром наделены все избранники Демиурга. Обладатели золотых шариков могут раздваиваться и находиться в двух местах одновременно. И сопротивляться бесполезно, потому что воля астрального тела не зависит от воли тела физического.

И тут Лавиния напомнила Чиките о «русском сне», привидевшемся ей незадолго до отъезда из Матансаса. Пока ее тело спало в особняке, двойник встретился с Драгулеску и его приятелями в Санкт-Петербурге. Такому испытанию обыкновенно подвергали будущих Верховных мастеров, чтобы проверить, как им удается билокация. Чиките удалась превосходно.

— Некоторые — очень немногие — подмастерья также обладают этой способностью, — посетовала Великий магистр. — Один из «Истинных Нижайших» или «Настоящих Истинных Нижайших» (мы так и не выяснили кто) воспользовался ею, чтобы проникнуть в ваш отель, выкрасть отличительный знак и бесследно исчезнуть.

И затем Лавиния официально поприветствовала Чикиту в качестве нового Верховного мастера — занимавший прежде это место карлик из Александрии недавно преставился. «Книга откровений» предписывала провести церемонию посвящения незамедлительно, но время было такое позднее, что формальности решили отложить на потом. Все астральные тела вновь воссоединились с физическими: Лавиния и Граф Магри отправились в Портленд, где проживали в отеле; Хаяти Хассид вернулся в Лондон, поскольку был занят в одном из тамошних водевилей, а Драгулеску отбыл в Санкт-Петербург. Последней покинула Лиссабон Чикита, не забыв забрать остатки трескового паштета, чтобы лакомиться по дороге домой.

Проснувшись в отеле на Манхэттене, она приняла было случившееся ночью за сон или, точнее, кошмар. Но тут явилась Рустика и все время, что помогала хозяйке одеваться, громогласно удивлялась, почему от той так разит треской.

В течение следующих недель астральный двойник Эспиридионы Сенды был занят по горло — Верховные мастера по очереди наставляли ее и посвящали в тайны братства. Научили посылать сообщения с помощью золотого шарика, а также преподали азы тайного языка карликов.

Поначалу Чикита пыталась не отвечать на вызовы Примо Магри, Драгулеску и Хаяти Хассида, но вскоре поняла, что это бесполезно. Она билоцировалась против своей воли, и двойник как миленький отправлялся на собрания, а физическое тело тем временем вышивало, писало письма или читало. Сперва билокация оставляла у нее ощущение некоей пустоты, но со временем она привыкла.

Сделай милость, не хлопай так глазами. Понимаю, тебе трудно поверить во все эти истории про секту и билокации, и я тебя не осуждаю. Со мной было точно так же. Когда я печатал этот отрывок, то думал, что все — сплошное Чикитино вранье. Но потом пришлось мне передумать, потому что в Фар-Рокавей пару раз заставал удивительные вещи…

Однажды я поздно вернулся, заметил свет в щелке под дверью кабинета, ну и пошел выключить — думал, Рустика забыла. Но кого же я увидал за дверью? Саму Чикиту. Она сидела на стуле и рассеянно поигрывала кулоном. Я спросил, почему ей не спится, а она устремила на меня отсутствующий взгляд, словно марсианка, и отмахнулась — вроде как велела убираться и оставить ее в покое.

Я стал подниматься к себе в комнату и на пороге Чикитиной спальни встретил Рустику. Она сказала, что Чикита лежит и едва не плачет от боли в суставах, так что надо бы растереть ее бараньим жиром, авось поможет. При этих словах я нервно хихикнул и ответил, мол, Чикита не может лежать в данную минуту у себя в спальне, я только что видел ее в кабинете.

Рустика смерила меня взглядом, щелкнула языком и подтянула за рукав к двери спальни. Дружище, я так и окаменел. Чикита лежала в постели и тихонько стонала. Уж не знаю, как это правильно назвать — билокацией или еще как, но она точно находилась в двух комнатах в одно и то же время. Да, да, честное слово. А с чего бы мне врать?

Ну да ладно. Если ты надеялся, что в этих двух главах Чикита рассказывала про свои труды на благо братства или приобретенные эзотерические познания, вынужден тебя разочаровать. Об этом она и не заикалась. Хотя могла бы — во времена, когда мы писали книгу, орден уже распался, и никто не наказал бы ее за разглашение. Но она предпочла умолчать об этой стороне своей жизни. И так, по ее словам, открыла слишком многое. Ты заметишь, что в оставшейся части биографии секта упоминается редко и не напрямую.

Панамериканская выставка открывалась только первого мая, и Чикита скрепя сердце согласилась отработать остававшиеся месяцы в одном из зоопарков Бостока, только уже не в Чикаго, а в Балтиморе[126]. Она приехала туда в середине января, обустроилась с Рустикой в фургончике и начала выступать, как всегда успешно.

Заведение напоминало скорее цирк, чем зоосад. На сей раз Чиките выпало соревноваться не с ученой обезьяной, а с двумя укротительницами. Одна, Бесстрашная Пианка, показывала номер с медведями, а вторая, Мадам Морелли, завоевала известность как «дама с ягуарами». Они друг друга сильно недолюбливали, но, как только объявилась Чикита и стала переманивать публику, выкурили трубку мира и вместе ополчились против лилипутки.

Что они ей устраивали? Ну, всякие ужасные подлости, сам знаешь, на что способны женщины. Поливали мочой выход из фургончика, швыряли жаб и тухлые яйца в окошки, пачкали углем простыни и платья, которые Рустика вывешивала на просушку. Чикита не хотела доставлять им удовольствия и притворялась, будто ей все равно, но сама слала Бостоку телеграммы с жалобами. Тот разъезжал по стране и отвечал, что устроит дрессировщицам головомойку, когда приедет в Балтимор, а пока придется Чиките потерпеть. В ту пору он управлял не только собственными шоу и зоопарками, но и вел дела с братьями Фрэнсисом и Джозефом Ферари, его земляками, также поднаторевшими в цирковом бизнесе. Некогда ему было разнимать артисток.

Однажды вечером Чикита и Рустика услышали легкий стук в дверь фургончика. Тук-тук-тук. Бесстрашная Пиаика и Мадам Морелли уже так достали их своими шуточками, что они решили не отворять. Но стук не затихал, и Рустика не выдержала, выглянула в щелку и сообщила Чиките, что снаружи стоит очень низенький лилипут, прилично одетый и с виду порядочный. Чикита велела спросить, что ему угодно. Тот ответил, что у него дело чрезвычайной важности к мисс Сенде и протянул Рустике визитную карточку, на которой значилось: Принц Колибри.

Чикита поняла, что к ней явился главарь мятежников, о котором такие ужасы рассказывала Лавиния, — Великий магистр «Истинных Нижайших». Она едва не отправила его восвояси, но потом подумала, что вряд ли от него так легко отделаешься и лучше уж покончить с этим поскорее, оделась, впустила незваного гостя и попросила Рустику оставить их наедине.

К ее изумлению, раскольник не только выглядел, но и вел себя как настоящий джентльмен. Он поцеловал ей ручку, попросил прощения за то, что под давлением обстоятельств столь внезапно свалился ей на голову, и наконец рассыпался в похвалах ее красоте и таланту.

— Покорно благодарю, — сухо ответила Чикита, — но вы, вероятно, не затем вытащили меня из кровати, чтобы говорить комплименты.

Поняв, что ему тут не слишком рады, Принц Колибри перешел к делу: он приехал в Балтимор просить Чикиту стать на их сторону.