— Как мы ни пытались найти объяснение ее поведению, все равно не можем понять, что стряслось, — пожаловался аргентинец и осведомился: — Оставшись наедине с Женерез, не обидели ли вы ее словом или делом?

— Разумеется, нет! — возмутилась Чикита. — Я вообще не смотрела ей в глаза. Куры меня пугают.

— Не волнуйтесь, дорогая, — успокоил ее граф. — Мы с Габриелем вовсе не виним вас в этой трагедии. Но не могли бы вы поговорить с Женерез? Может, увидев вас вновь, она вернется на путь истинный.

Чикита была уверена, что план не сработает, но согласилась поехать в «Павильон муз» и пройти в роскошный курятник. Сначала Женерез не обратила на нее внимания, как в первый раз. Но когда Чикита завела речь, стараясь внушить курице, что пора бы уже вновь отложить золотое яичко, та как с цепи сорвалась. Она метнула на лилипутку гневный взгляд, громко угрожающе закудахтала и вдруг в совершенном неистовстве кинулась на Чикиту, норовя догнать и клюнуть побольнее.

Чикита улепетывала от курицы и думала, что вот он настал, последний день ее жизни, а вспоминается ей, как ни странно, один Патрик Криниган. Она безуспешно пыталась отогнать Женерез зонтиком, что только сильнее раззадорило птицу. К счастью, когда пернатая тварь уже отрезала ей все пути к отступлению и надвигалась, разевая клюв и явно желая выклевать глаза, Монтескью и аргентинец прибежали на крики Чикиты и вызволили ее из фешенебельного курятника[113].

С того дня отношение Габриеля де Итурри к Чиките изменилось. Вроде бы он проявлял обыкновенную сердечность и учтивость, но Чикита приметила разницу. Итурри было безразлично, что она рисковала жизнью — лишь бы помочь Монтескью; он все равно винил ее в напасти, постигшей Женерез. В глубине души, хоть и не располагал доказательствами, он был уверен: из-за Чикиты они лишились золотых яиц, и потому месть его была изощренной. Вместо того чтобы честно предупредить об опасности, изворотливый мерзавец смолчал и позволил Чиките сблизиться с человеком, которого Каролина Отеро ненавидела больше всех на свете.

Однажды утром, возвращаясь в экипаже Прекрасной Отеро после прогулки в Булонском лесу, Чикита и Рустика заметили другой экипаж, застрявший посреди дороги. Одно его колесо было разбито вдребезги. Из кабины высунулась дама и замахала платочком, взывая о помощи. Они подъехали поближе, Чикита всмотрелась, у нее захолонуло сердце, и она звонким голоском велела кучеру остановиться immédiatement[114] и предложила даме доставить ее домой.

Юная красавица поблагодарила и, умещая свой аккуратный задок на сиденье напротив, улыбнулась Чиките (ах, что за зубы, что за восхитительные ямочки на щеках и как чертовски хорошо сидит на ней шляпа размером с мельничное колесо!). У Чикиты пропали последние сомнения в том, что перед ней прекраснейшая женщина в мире, и она пихнула локтем Рустику, чтобы та подобрала свои лапищи и освободила побольше места сеньорите, достойной всяческого комфорта…

Так Чикита познакомилась с Лианой де Пужи.

Познакомилась? Нет, неверное слово. Оно не в полной мере описывает произошедшее тем утром. Скорее Чикита была ослеплена, ее безнадежно пленили ум и очарование Лианы, она стала ее ревностной почитательницей. Под действием какого неведомого колдовства она пристально вглядывалась в личико напротив, рискуя преступить приличия? Почему так стыдливо зарделась? Откуда взялся этот вихрь смешанных чувств, от которых сбивалось дыхание? Неужто она и вправду стала жертвой чар? Уж не подпоил ли ее какой-нибудь озорной Пак любовным зельем? Она никогда не испытывала ничего подобного. Кажется, именно это и называют любовью с первого взгляда. Но… «Любовь к женщине?!» — переполошилась она мысленно.

Стараясь поддерживать со спасенной дамой сколько-нибудь связную беседу, Чикита одновременно задавалась сотней вопросов и с головокружительной быстротой перебирала ответы. Она по-прежнему в своем уме? До сегодняшнего дня она никогда не думала, что ее может привлечь особа ее же пола. Но все когда-то бывает впервые. А интересно, на что похожи поцелуи трибад? Что-то подсказывает — тут Чикиту пронзила сладострастная дрожь, — что они нежнее и чувственнее поцелуев мужчины. Они проникают прямиком в душу и переносят тело в иные измерения…

Как-то раз Робер де Монтескью в ее присутствии заметил, что в Париже куда больше последовательниц Сафо, чем можно предположить. Может, в этом и кроется разгадка? Все женщины подвержены своего рода заразе, которая может настичь их в самую неожиданную минуту и разбередить чувства? Существует ли лесбосская чума? А, впрочем, черт с ней. Какова бы ни была причина, следствие на редкость приятно. Чикита ощущала странную живость, возбуждение, игривость, кокетливость. Словно кошечка. Но она опасалась сделать неверный шаг. Это плод ее разгоряченного воображения или грациозная Лиана де Пужи тоже изучает ее сверкающими глазами? Может, мило приподнятый в улыбке уголок рта что-то тайно сулит Чиките, болтающей от волнения всякий вздор? Ведь она и впрямь почти что бредит. Переживания так захватили ее, что она потеряла нить разговора. О чем они беседуют? О деле Дрейфуса? О поэзии лорда Байрона? Ах да, о театре. О «Фоли-Бержер» и «Олимпии». Лиана де Пужи — прославленная артистка варьете, покорившая Париж и многие другие столицы.

— Как мадемуазель Отеро? — спросила с замиранием сердца Чикита.

— Да, только лучше, — пошутила в ответ француженка и одарила Чикиту лукавым взглядом, намекавшим на взаимность влечения.

Что же происходило в экипаже? Там словно ходили ходуном электромагнитные волны, летали невидимые искры, туда-сюда сновали стрелы из купидонова колчана. В общем, в обстановке чувствовалось нечто из ряда вон выходящее, и Рустика своим безотказным чутьем это, видимо, поняла, поскольку вдруг принялась фыркать, закатывать глаза и нарочито размашисто обмахиваться веером. Чикита не удостоила ее вниманием. Будь ее воля — она бы век вековала подле этой женщины с лебединой шеей, шелковистыми локонами и лицом, будто с полотен Боттичелли.

Но сладкий сон вскоре оборвался: кучер остановил лошадей на авеню Виктора Гюго, возле дома Лианы де Пужи, отворил дверцу и помог красавице покинуть экипаж. А что, если они больше не увидятся? Случай больше не сведет их? Чикита почувствовала, как ледяной нож рассекает ей сердце, но Лиана незамедлительно зашила рану: поблагодарила за «спасение» и предложила как можно скорее встретиться. Да вот хотя бы нынче днем. Ни слова более! Она не примет отказа! К четырем она ждет Чикиту на чай. Чикита онемела от волнения и только кивнула в знак согласия, словно кукла или недоразвитая. «Oui, oui, à quatre heures, je le promets»[115],— подумала она, но вымолвить не смогла.

— Не нравится она мне, — проворчала Рустика, оставшись наедине с хозяйкой.

— Замолкни, губошлепка, — цыкнула Эспиридиона Сенда. — Твоего мнения никто не спрашивал. — Она порылась в ридикюле, вытащила часики и вздохнула: — Боже правый, до четырех еще целая вечность!

Ты наверняка хочешь знать, во что вылилось притяжение между Чикитой и Лианой де Пужи. Проще говоря, замесили они, так сказать, запеканку или нет? Замесили, да еще какую — пальчики оближешь! Во всяком случае Чикита, прежде не пробовавшая этого блюда, пристрастилась к нему и с тех пор отведывала довольно часто, по крайней мере пока жила в Париже.

Едва оказавшись дома, лилипутка позвонила Итурри якобы узнать, как у них дела с Женерез. «Отвратительно, — ответил тот. — Упрямица так и не отложила ни единого яйца — ни золотого, ни простого».

Тогда Чикита как бы невзначай упомянула о своей встрече с мадемуазель де Пужи и спросила, знаком ли с нею Габриель. Риторический, вообще-то, вопрос: с кем же не знаком секретарь графа Монтескью?