ЛЕБЕДЬ. Молчи, придурок. (Ельцину.) За русскую литературу не волнуйтесь. Мы тут все писатели.

ЧЕРНОМЫРДИН. Весной померяемся тиражами…

ЕЛЬЦИН. Вы всю типографию в клочья разнесете!

ЗЮГАНОВ. Зачем всю? Мы же все приличные люди. Договоримся. (Лебедю.) Правда?

ЛЕБЕДЬ. Никаких сомнений.

ЛУЖКОВ. Чего-то не понял я. Вы же оба договаривались со мной!

ЗЮГАНОВ. Это были предварительные договоренности.

Телега постепенно въезжает в туман: из тумана слышны голоса. Все говорят уже одновременно, точнее, собачатся в голос.

ЧЕРНОМЫРДИН. Погоди! Ты — с ними? А мы?

ЛУЖКОВ. Это тема для отдельных консультаций!

ЖИРИНОВСКИЙ. Чур, без меня никому не договариваться!

ЧЕРНОМЫРДИН. Давайте без интриг. А просто по-честному поделим имение.

ЛУЖКОВ. Хорошо, по-честному. Мне — одна половина, вам всем — вторая.

ЛЕБЕДЬ. Отставить! Имение — мое!

ЖИРИНОВСКИЙ. Это ты Абрамычу скажи!

ЧЕРНОМЫРДИН. При чем тут Абрамыч?

ЛУЖКОВ. Слушайте, давайте договоримся, как будто мы люди!

ЗЮГАНОВ. Товарищи! Чур, я буду зеркало революции!..

Инцидент[78]

1.

Поздний вагон метро. В нем едут Черномырдин, Зюганов и Селезнев. Лужков, Кобзон, Березовский, Горбачев, Жириновский и Лебедь. Двери закрываются, вагон трогается и въезжает в туннель.

ЛЕБЕДЬ. Мы какую станцию проехали? Как называлась?

ЗЮГАНОВ. Не помню.

СЕЛЕЗНЕВ. Кажется, «Лубянка». Или «Комсомольская». В общем, что-то такое, с красной ветки.

ЛЕБЕДЬ. Это понятно, что с красной… А следующая — какая будет?

БЕРЕЗОВСКИЙ. Знаете, тут ничего нельзя сказать заранее… Доедем — посмотрим.

ГОРБАЧЕВ. А вы что, не местный?

ЛЕБЕДЬ. Я просто под землей плохо ориентируюсь.

ГОРБАЧЕВ. Ну, я тоже, знаете ли, не Вергилий… Но Москву на всякий случай знать надо. Мало ли как сложится. Тут могут достать и из-под земли…

Едут. Зюганов заглядывает через плечо Березовского, читающего газету.

ЗЮГАНОВ. Что пишут?

БЕРЕЗОВСКИЙ. Про вас — всякую гадость в основном. Хотите почитать?

ЗЮГАНОВ. Давайте сюда. Спасибо.

БЕРЕЗОВСКИЙ. Уже прочли? (Зюганов кивает.) Так быстро? Да у вас способности!

СЕЛЕЗНЕВ. Нет у него никаких способностей.

БЕРЕЗОВСКИЙ. Но он же прочел…

СЕЛЕЗНЕВ. Он прочел фамилию автора.

ЗЮГАНОВ. И запомнил!

2.

Двери открываются. В вагон вваливается Свинья в генеральской шинели.

СВИНЬЯ. Смирна! Вольна! Ур-ра! Я дошел. (Бухается на сиденье между Зюгановым и Селезневым.)

СЕЛЕЗНЕВ. Поосторожнее, пожалуйста.

СВИНЬЯ. Я устал! (Икает.) Я тут посижу.

ЗЮГАНОВ. Да-да, конечно. Отдыхайте.

СВИНЬЯ (оглядывая вагон). Ой, а людей-то! Не продохнуть. (Через паузу.) Мне плохо.

СЕЛЕЗНЕВ. Мы вас очень, очень понимаем.

СВИНЬЯ. Еще бы. Подержи место, мордатый, я сейчас.

ЗЮГАНОВ. Вы это кому?

СВИНЬЯ. Без разницы.

Отходит два шага и, повернувшись к двери, начинает расстегивать штаны. Обернувшись, бросает Зюганову:

Не поверишь. Еле дотерпел.

Пускает струю. Струя ползет между копыт с лампасами и течет по проходу, мимо пассажиров.

ЗЮГАНОВ. Гена! Ноги подними.

СЕЛЕЗНЕВ. А-а, спасибо.

Поднимают ноги. Пауза. Струя течет по вагону. Все смотрят.

ЛУЖКОВ. Ф-фу… Ну и запах.

ЛЕБЕДЬ. Здравствуй, Родина!

ЧЕРНОМЫРДИН. Слушайте, я что-то не пойму: мы в метро или где?

ЗЮГАНОВ. Ладно, чего там. Все свои.

ЧЕРНОМЫРДИН. Но — этот запах… Как-то даже непонятно…

СЕЛЕЗНЕВ. Привыкайте.

Струя течет по вагону, разливаясь ручейками.

ГОРБАЧЕВ. Я предупреждал: нельзя перескакивать через этапы. (Вздыхает.) Значит, сейчас в России вот такой этап. У целом…

ЛУЖКОВ. Вы что, ничего не чувствуете?

ЗЮГАНОВ. Я чувствую боль за народ!

ЛУЖКОВ. Я про запах!

ЗЮГАНОВ. Запах в пределах нормы.

СЕЛЕЗНЕВ. Не нравится — езжайте в такси.

КОБЗОН. Это свинство!

Все поворачиваются к нему.

ЗЮГАНОВ. Вы преувеличиваете.

КОБЗОН. Свинство самое натуральное!

СЕЛЕЗНЕВ. Ну, зачем же так? Ну, не сдержался человек, излил себя, зачем же раздувать…

ЗЮГАНОВ. Довели народ, а теперь нос воротят! А ему, может, больше терпеть было невмоготу!

СВИНЬЯ (садясь на место). Да! Я, может, всю жизнь держал все это в себе… Мучился! Думаете, легко было сдерживаться?

ЗЮГАНОВ. Знаю, что нелегко. Сам еле сдерживаюсь.

СВИНЬЯ. Не сдерживайся, товарищ! У нас теперь — свобода! Ссы где хочешь! (Икает и засыпает на плече у Зюганова.)

КОБЗОН. Он должен немедленно извиниться!

ЗЮГАНОВ. Ну. это уже, знаете, какая-то травля началась. Должны же быть какие-то пределы, правда?

Свинья согласно икает, не открывая глаз.

СЕЛЕЗНЕВ(шепотом). Правда, должны быть пределы. Он нас чуть не утопил, Гена. И этих. Хотя их как раз не жалко. ЗЮГАНОВ. Все свои.

КОБЗОН. Нет уж, не все! Пускай извиняется, пока я от Тайванчика Япончику не позвонил.

ЗЮГАНОВ(Кобзону). Я не пойму: вы-то здесь при чем? Он, когда тут все поливал, он вовсе не вас имел в виду. Он просто так, вообще…

СЕЛЕЗНЕВ(подхватывая). На кого бог пошлет. От полноты души.

КОБЗОН. Пускай извинится! А то я сейчас запою.

ВСЕ. Нет, нет!

ЗЮГАНОВ. Только не это! (Встает.) За ваш большой вклад в духовную жизнь этого вагона персонально у вас прошу прощения за эту неловкую случайную струю в наших от-ношениях. (Садится.) А все остальные пускай запасаются противогазами, потому что этот страдалец еще не все сделал!

СВИНЬЯ (икая). Да, у меня еще внутри много всего.

СЕЛЕЗНЕВ. Небось не за один год накопилось…

СВИНЬЯ. Вот погодите, твари, просплюсь — вообще «газваген» тут устрою!..

ЯВЛИНСКИЙ. Все, хватит! Вызываю милицию!

СВИНЬЯ. Давай-давай. Я, если чего, могу и милицию обоссать. У меня — неприкосновенность!

СЕЛЕЗНЕВ. Зачем нам милиция? Давайте решим дело полюбовно, по-нашему, по-охотнорядски…

Явлинский нажимает кнопку вызова милиции.

Ну вот! Что за беспокойный народ, а? А потом еще обижаются, что их не любят…

3.

Зуммер в отделении милиции на станции метро, где ужинают сержант Степашин и лейтенант Скуратов.

СТЕПАШИН. Опять принесло кого-то.

СКУРАТОВ. Подождет. Ну, будем!

Пьют, закусывают. Зуммер продолжается.

СТЕПАШИН. Не, не даст посидеть по-человечески, не даст. И чего я с юстиции ушел? Там надо мной вообще не капало. Хоть совсем не просыпайся. (Зуммер звонит без перерыва.) Упрямый какой-то прорезается. Сильно, видать, его достало. Послушаем?

СКУРАТОВ. Чего ж не послушать человека, раз звонит. Это же наша работа.

СТЕПАШИН. Правильно. Давай так: если решка — я его к тебе отфутболю, если орел — ты ко мне.

СКУРАТОВ. А если монетка встанет на ребро — рассмотрим по существу.

Все это время зуммер продолжает надрываться. Кидают монетку.

СТЕПАШИН. Везучий ты все-таки.

СКУРАТОВ. Давай, незримый бой, вперед!

СТЕПАШИН(снимает трубку). Первый слушает.

ГОЛОС ЯВЛИНСКОГО. Милиция! Милиция!