Рассказа, конечно, жаль, но хунтам поделом!

Еще Гашек сказал в свое время, что армия — это дерьмо, дерьмо и дерьмо. Разумеется, Гашек имел в виду империалистическую армию.

1991

Послесловие

Прошло еще несколько лет, а эта рукопись так и не стала публикацией. Не время, говорят. Да и материал устарел.

И впрямь.

Советская Армия благополучно превратилась в Российскую, генералитет обновился и увеличился вдвое, замполиты ударились оземь и стали военными психологами. Батюшки крестят БМП… Опять же реформа идет безостановочно — словом, обновление такое, что просто хоть не живи!

Таким образом, все сказанное выше является бестактным и неуместным. Простите меня, если сможете.

1997

«…Прообраз — только толчок для фантазии, повод для литературной игры: реальный Нечаев — и Ставрогин («Бесы»), реальный Федор Толстой-«американец» — и безымянный герой репетиловского монолога, сосланный в Аляску и вернувшийся алеутом («Горе от ума»). Это правило работает даже в случае, когда образ носит имя прообраза: так, реальный Кутузов не тождествен Кутузову из «Войны и мира», а Сирано де Бержерак Ростана — реальному Сирано… Примеров этому несть числа. У Петра Первого в скульптуре работы М.Шемякина — непропорционально маленькая голова… В одном из портретов Пикассо у портретируемого — вполне реального человека — вообще нарисовалось три глаза.

Миттеран во французском «Гиньоле» оказался резиновой лягушкой. Ни то, ни другое, ни третье не является оскорблением хотя бы потому, что демонстративное расхождение образа и прообраза подчеркивает художественную независимость первого. Итак, образ отталкивается от прообраза и — в зависимости от силы толчка — может отлететь от него весьма далеко и даже стать вовсе неузнаваемым: скажем, «Вид на Толедо во время грозы» Эль Греко многие исследователи считают скрытым автопортретом испанского художника. Образ может нравиться или не нравиться прообразу — некоторые крупные государственные деятели эпохи Возрождения даже узнавали себя в чертях на фресках «Страшного суда» Микеланджело, — но в цивилизованной стране судить это нельзя — можно лишь судить об этом…» (лист дела…надцатый)

Многие их путают, до того они похожи. Однажды их перепутала даже Генеральная прокуратура, и целый год потом расследовала дело по оскорблению одного из них, хотя дурака делали из другого… Автору этих строк пришлось собрать в кучку ошметки своего неклассического образования и в целях личного самосохранения написать маленькое эссе для следователя по особо важным делам (см. эпиграф).

Чепуха совершенная делается на свете.

Ведь они, эти двое, совершенно разные люди! То есть не люди, а… То есть один из них, разумеется, человек, и большой человек… Впрочем, другой тоже большой. Хотя не человек.

Хотя, с другой стороны — некоторые и первого за человека не держат…

Довольно двусмыслицы, пора объясниться.

Первого героя этих заметок зовут Ельцин Борис Николаевич, и он — Президент Российской Федерации.

А второго зовут — Елкин. Просто Елкин, без имени-отчества. Какое может быть отчество у набитого дурака?

Президенту вышеупомянутой Федерации Ельцину Б.Н. шестьдесят шесть лет, большую часть которых он провел на руководящей работе. А Елкину — два с небольшим. Он никогда никем не руководил — напротив, им ежедневно руководят кто ни попадя, открывают ему рот, крутят туда- сюда головой. Строго говоря, он и моргнуть-то без посторонней помощи не может.

Ельцин Б.Н. состоит из сложных психологических комплексов и совершенно противоречивых (хотя абсолютно непоколебимых) убеждений. Елкин состоит из большой резиновой головы с маленьким механизмом внутри, резиновых рук и пиджака, набитого поролоном. А убеждений у него отродясь никаких не было: что напишут, то и говорит.

Президент Ельцин успешно играет самый разнообразный политический репертуар — от человека из троллейбуса до царя-батюшки, — но все-таки соблюдает в этом занятии некоторую плавность. А Елкин совершенно бесстыже меняет образы раз в неделю… Оба, впрочем, артисты от бога.

Наконец, у президента России Ельцина Б.Н. были проблемы с сердцем, но он их преодолел. А у Елкина от длительного употребления почернела голова, и ее уже не-сколько раз меняли.

А в остальном — ну да, похожи…

Скованные одной цепью

Про Ельцина Б.Н. в последние годы написано столько, что ничего нового и не прибавишь. Низкий поклон свободе слова — в диапазоне от «иуды» до «отца русской демократии» свежих эпитетов не осталось.

И самое удивительное: что ни эпитет — чистая правда!

Приезжие говорят: в этом как раз и отразилось многообразие русской души. И то сказать — в царстве отечественной аппликации наш постарался оставить о себе голо-графическое изображение…

Объемный получился у России первый президент. Если бы программа «Куклы» начиналась году эдак в девяносто первом, уж и не знаю, как бы мы о нем шутили… Какие шутки с былинными героями?

Но к концу 1994 года, когда в недрах «Мосфильма» из рук художника Андрея Дроздова вышел резиновый президентский двойник, сам Борис Николаевич пребывал, как сказал бы Глоба, в неблагоприятной фазе.

Говоря определеннее, более или менее успешно в ту пору у президента обстояли дела только с теннисом.

Остальное горело синим метафорическим пламенем — не считая Чечни, горевшей уже самым что ни на есть всамделишным.

Резиновый Елкин родился под несчастливой звездой. Ему, маленькому и совершенно ни в чем не виноватому, сразу стало доставаться за двойника. Русский без малейших примесей, если не считать резины, привозимой из Парижа, он оказался в сомнительном японском положении — его начали колотить для снятия стресса.

До двойника-то никому, кроме партнеров по корту, было не добраться, а тут начали оттягиваться всей страной.

К лету 1995-го «самотечными» сценариями для программы «Куклы» были завалены все помещения производившей ее студии «Дикси», а также личная жилплощадь автора этих гадких строк. Звонили приятели-журналисты, писали частные лица и организации. Имелись сценарные заявки от одного всемирно известного театрального режиссера и двух член-корров АН СССР, до того специализировавшихся на ядерной физике.

Всем хотелось разбежаться и с разбегу ударить ни в чем не повинного Елкина.

Но нет худа без добра: еженедельно осмеиваемый, Елкин потихоньку начал вызывать естественную симпатию добродушного российского населения.

Ибо кого в России бьют, того любят. (Некоторые до сих пор пытаются выяснить причинно-следственную связь этого парадоксального явления, но еще Тютчев предупреждал, что ум и Россия — две вещи несовместные.)

«Это он, я узнаю его…»

Писать психологический портрет президента Российской Федерации Ельцина Б.Н. — боже нас упаси, но поместить Б.Н. фоном к портрету Елкина мы, пожалуй, рискнем.

Итак, Елкин. Кто же он?

Во-первых и главных: безусловно положительный персонаж. Некорыстолюбивый, симпатичный глава резиновой исполнительной ветки, искренне желающий сделать как лучше всем россиянам.

Дедушка Мазай в политическом половодье, и радый бы спасти всех подведомственных ему зайчиков, но неспособный на это в силу совершенно объективных, понимаешь, причин. Плохо с координацией…

Обремененный своей безразмерной властью, Елкин с удовольствием бы отдал ее кому-нибудь, но, значит, сделать это нет никакой возможности, потому чта-а… вокруг одни экстремисты! Хотят ввергнуть нас в пучину, а он гарант и не позволит.

Потому (опять-таки) чта-а… он ведь один за Россию, как Пересвет с Челубеем, а остальным — лишь бы власть!

Окружение у Елкина довольно досадное. Степаныч да Михалыч хоть и с той же исполнительной ветки, а каждый себе на уме — одного на газ тянет, другого на Севастополь… И у обоих в спальне календарь на двухтысячный год висит. Глаз да глаз!