Это случилось на повороте – копы уже давно сидели на хвосте. Если бы за рулем был я – мы бы давно оторвались. Но Вета впервые вела машину – конечно, она не знала, что на резких поворотах следует немного притормозить.

Машина описала круг вокруг оси как минимум два раза – трудно было сказать точно. Испуганный крик Веты гулом отдавался в голове – я не понимал, что случилось даже тогда, когда увидел ночное небо вверх тормашками сквозь паутинку разбитого стекла.

Дрожа всем телом, я повернул голову в сторону своей несчастной спутницы – она не показывала признаков движения, заставив мое сердце смиренно остановиться.

– Вета… Вета, прошу скажи что-нибудь…

Я убил ее.

Я убил ее, так же как своего тестя только что.

– Вета…

Слезы неконтролируемо текли с мох глаз, устремившись по разбитому лбу в волосы, оттого что я все еще висел вниз головой на своем сиденье.

– Просто будь жива, мне больше ничего не нужно… Умоляю тебя… Неужели я прошу слишком много?! – скулил я, как брошенный пес, вспоминая каждый счастливый момент, проведенный с этой девочкой.

Ее прелестную игру на скрипке в ночь нашей первой встречи, мягкий и невинный поцелуй в осеннем парке, склонившуюся тонкую и продрогшую фигурку над костром во время похода…

Всего лишь год, но почему тогда кажется, что вся жизнь? А как тогда без нее?.. Без Веты…

– Т…Ти…

Ее слабый шепот запоздало вернул меня в реальность. Меланхолия растворилась в решимости помочь Вете как можно скорее, и, отстегнув свой ремень безопасности, я с небольшой заминкой выбрался из перевернутой машины.

Оценив положение мерседеса, я понял, что нас протащило довольно далеко от трассы – и полицейские, вероятно, проехали мимо, не заметив нас в кювете под покровом тьмы. Это обстоятельство тотчас пробудило во мне трусливый голос, уговаривающий воспользоваться сложившейся ситуацией и смыться, пока еще есть шанс не попасть в лапы копов.

Конечно, я тотчас отверг это.

– Любовь… Любовь – это поступки, – озвучил я вслух то, что непрестанно крутилось в голове. Так сказал мне тесть незадолго до своей смерти, и он не в пример себе был чертовски прав. – А без Веты… зачем все это вообще?..

Аккуратно обхватив девушку здоровой рукой, мне с небольшим усилием удалось вытащить ее из плена перевернутой машины. Вета все еще была без сознания, а правая часть лица окрасилась собственной кровью. Будет чудом, если она отделается одним лишь сотрясением после такой аварии… Но руки и ноги были целы. Почти.

Правое запястье оказалось вывихнуто, но я не рискнул вправлять его самостоятельно. Если я поврежу ее руку – она не сможет играть. Это разобьет ей сердце куда сильнее нашего вынужденного расставания.

– Потерпи немного, моя девочка, – прошептал я ей на ухо, нежно целуя. – Скоро все закончится.

Было страшно выронить ее, ведь нести приходилось одной рукой. Она всегда была очень легкой, но я до смерти боялся навредить ей еще сильнее. Отчаянно убегая от полицейских еще несколько минут назад, теперь я хромал со своей раненой ношей вдоль трассы, мечтая наткнуться на возвращающийся патруль блюстителей порядка.

Прошло не менее двадцати минут, прежде чем они появились на горизонте. Устало осев, я принялся ждать, продолжая безостановочно гладить и целовать мою любимую крошку, что так и не пришла в сознание:

– Не бойся. Все будет хорошо. Я обещаю, все будет хорошо.

Люди, окружившие меня, осторожно приняли Вету, тотчас заковав мои запястья в наручники, но мне было абсолютно плевать на это. Совершенно не в себе, я продолжал умолять теперь уже полицейских:

– Пожалуйста, позаботьтесь о ее правой руке! Прошу… пожалуйста, окажите ей помощь, вы обязаны спасти ее… Она играет на скрипке!.. Она лучшая скрипка в консерватории! Не повредите ее сустав! Не повредите ее правую руку! Вы обязаны позаботится о моей девочке… Вы обязаны…

Пов Виолетта

Тимура судили сразу по нескольким статьям уголовного кодекса: хищение бюджетных средств в особо крупном размере, взяточничество, применение вреда, приведшее к смерти в результате самообороны…

Меня не было на том разбирательстве, но от Кирилла я узнала, что судья не сильно зверствовал, с учётом всех смягчающих обстоятельств и благодаря содействию расследованию. К тому же судья являлся бывшим приятелем моего олигарха.

Я лежала в больнице, когда оперуполномоченный решил устроить мне допрос – вопреки договоренности со своим бывшим любовником, я сказала, что Тимур хотел всего лишь защитить меня. Он – жертва обстоятельств, ведь и сам чуть было не оказался застреленным, просто фортуна была на его стороне.

И, да, он спас мне жизнь, пожертвовав своей свободой. Я слишком хорошо это понимала, пусть и не произносила вслух. Конечно, я бы защищала его даже под угрозой собственного заточения.

А Тимуру присудили срок в пять лет в колонии поселения где-то на севере. Как бы я ни старалась – не смогла увидеть его и одним глазком до его отправления.

Конечно, это не тюрьма строгого режима, да и очень велика вероятность получить досрочное освобождение, но... судя по всему мы с ним не сможем общаться.

В колонии поселения нельзя было держать при себе телефон. А если Тимур вознамерился покинуть место своего заключения раньше срока за хорошее поведение – то и думать нельзя о нарушении каких-то правил.

Безвыходность моего положения заключалась в том, что я не могла писать ему даже бумажные письма.

– Почему ты не даешь мне его адрес? – со слезами на глазах просила я Кирилла, что сидел напротив в моей вип-палате.

Юля тоже была рядом, заботливо гладила ладонь, и слились что-то сказать. Но будто не решалась. Собравшись, она все же озвучила свой вопрос:

– Ты уверена, что в этом есть такая острая необходимость?

– О чем ты...

Юля вздохнула, не желая делать мне больно. Точнее, она боялась, что мои страдания так и не прекратятся. Я даже не могла обижаться на нее за это!

– Все, наконец, закончилось, – осторожно сказала она. – Тот человек умер, его дочка, Стелла, отбывает срок в другом месте. Больше никто тебя не тронет... не лучше ли было попытаться начать новую жизнь? Твой отец скоро выпишется из клиники – тебе следует подумать об этом.

Это, конечно, было верным суждение. Папа недавно смог связаться со мной, и мое исстрадавшееся сердце наконец, могло бы хоть немного передохнуть. Но…

– А как же Тимур?..

– Теперь у него судимость, не забывай. Как ты представляешь будущее ваших отношений?

Боже. Неужели ты и твой дорогой Кирилл в самом деле полагаете, что я совершенно не думала об этом? Я беспрестанно размышляла на эту тему тысячу… нет, миллион раз, и всегда приходила к одному единственно верному решению.

– …Он мог бы сбежать в тот момент, когда наша машина перевернулась, но Тимур не сделал этого, чтобы спасти мне жизнь!.. У него столько денег, что ему вообще ничего не мешало скрыться из страны без опасений, что хоть кто-нибудь найдёт его. Но он, прекрасно зная это, не оставил меня! Как ты можешь говорить, что я могу отказаться от него после всего этого?!

– Вета, – примирительно улыбнулся Кирилл, – Тимур сделал это не для того, чтобы добиться твоей взаимности. Просто захотел спасти тебя, так что не думай о том, что чем-то обязана ему. Все в порядке.

– И вообще, если бы не он – ты бы никогда и не попала в ту ситуацию! – тотчас подхватила речи своего парня подруга, но Кирилл мягко осадил ее порыв.

– Юля, спокойнее. Сейчас не самое лучшее время спорить об этом. Вернёмся к этой теме, когда Виолетте станет лучше.

Я наивно поверила в его слова, поэтому насилу заставила себя успокоится. В отличие от Тимура, у меня был телефон, поэтому я прочла всю имеющуюся информацию об осуждённых, отбывающих наказание в местах поселения, а также о возможности навестить таких заключенных. Айфон, который подарил мне Тимур, был разбит его тестем в момент моего похищения, поэтому приходилось довольствоваться своим доисторическим телефончиком, который папа нашёл в моей квартире, когда смог вернуться домой.