— Не плачь, с ними, правда, все хорошо. Вчера была особая церемония, твоих брата и сестру посвящали в семью. Теперь они носят имена ко Арджит.

— А почему нам нельзя было посмотреть?

Амрит не хотел говорить ей всю правду, а дело было в том, что старейшина так и не рассказала своим родственникам, что взяла 4 детей. Об этом знали лишь немногие.

— Вы еще очень маленькие для такой ответственной церемонии, — только и произнес Амрит.

— Но мы бы не подвели старейшину, правда-правда!

Амрит не мог не улыбнуться.

— Я тебе верю, но, чтобы госпожа Аггуль не рассердилась, тебе сейчас нужно вернуться к своей сестре. Ты ведь не сказала служанке, что уходишь? Это неправильно.

Малышка залилась ярким румянцем.

— Я подождала, пока она уснет и…

— Убежала, — закончил за нее Амрит.

Девочка молча кивнула, а юноша, вздохнув, спокойно сказал:

— Пожалуй, я сам провожу тебя до комнаты. Ты позволишь?

Амрит поднялся и протянул руку девочке, та крепко ухватилась и пошла рядом с ним.

Голоса гостей вдали теперь казались чем-то неправильным и лишним в этом доме. Без них было спокойнее. Амрит ощущал полное доверие со стороны девочки, она уже думала о своих рисунках, ее маленькое сердечко больше не стучало от волнения за брата и сестру. С долей удивления Амрит увидел, как Айа мысленно рисует свою новую семью, и теперь рядом с Аггуль, Эррой, Энки и Хи, он отчетливо видел и себя. Он вновь почувствовал по-настоящему, что не одинок.

— Эй, Энки! Ты здорово прошел этот непонятный круг, причем самый первый из нас.

Джоти болтал без умолку, причем, он умудрялся и жевать, и говорить так, что его все понимали.

— Ничего особенного на самом деле, — тихо ответил Энки.

— Ничего особенного? Да ты что? Слушайте, а что вы чувствовали, когда шли по этим знакам? У меня в голове был настоящий бардак, все воспоминания крутились, крутились, я даже вспомнил себя в 3 года. Представляете?

— У меня было нечто похожее, — пробормотал Энки.

Эрра с беспокойством посмотрела на брата. Он снова стал самим собой, таким же невозмутимым, а те вспышки гнева при разговоре с Аггуль казались простой случайностью, недоразумением.

— А, ты, Эрра, что ты видела? Ты пошла сразу за Энки и еще так оттолкнула меня…

Энки резко обернулся к девушке.

— Ты пошла сразу за мной? Почему ты не сказала?

— Ну, а что в этом удивительного? Просто хотела убедиться, что ты еще живой.

Эрра хотела, чтобы ее голос звучал как можно более спокойно, но перед глазами вновь встала та картина: Энки, лежащий на полу, а она не может, не в силах, дотянуться до него…

Энки все также внимательно смотрел на девушку, от чего та слегка покраснела.

— Кстати, Эрра, там, на церемонии, ты назвала имя своей матери, если я не ошибаюсь. Вы, конечно, не обижайтесь, но я думал, что вы оба из отверженных, а тут…

В этот раз Эрра была рада вмешательству Джоти.

— Да, ты прав. Моя мать была верховной жрицей и служила императору.

— Это огромная честь, я знаю, у жрецов не очень хорошая репутация, но они довольно могущественны и приближены к императорскому дому. Почему же ты оказалась здесь, среди отверженных?

— Все очень просто, — печально улыбнулась Эрра. — Моя мать умерла, точнее, ее казнили.

— Почему?! Как же так?

Асим стукнул локтем сидящего рядом Джоти, но тот был настолько искренне возмущен, что Эрра невольно почувствовала к нему симпатию.

— Не стоит так волноваться, я уже свыклась с этой мыслью, и меня не гложет месть. Может, потому что я совсем не помню мать. Правда, в круге… — девушка немного замялась, будто хотела что-то сказать, но тут же передумала, — к тому же, меня отдали в дом госпожи Бахти, когда мне было 5 лет, даже не знаю, почему именно туда, но…

— Что но?

— Но мне оставили имя, которое подарила мне мать, и я всегда знала, кто моя мать, и что она из себя представляет. Однако, не совсем то, что надо. Правда?

— Правда, — согласился Джоти, — в моей семье все не так. Знаете, нас считают странными среди ко Арджит, это мне мама рассказала.

Мальчик разоткровенничался, он много говорил, но его речь не утомляла. Даже Энки изредка улыбался, и только стеснительный Асим почти все время молчал.

Дети плотно поели, и их потянуло в сон. Джоти и Асим, позевывая, направились к своим кроватям, Эрра тоже хотела встать, но Энки перехватил ее руку.

— Спасибо.

— За что?

— Ты пошла за мной тогда…

— Не за что.

«Я бы сделала это снова…».

Амрит устало открыл дверь своей комнаты. Он только что проводил девочку и сдал ее в руки причитающей няни. Сейчас единственное, чего он желал — просто уснуть. И как раз это он и собирался сделать. Расстегнув измятую рубашку, он просто упал на кровать и с удовольствием вдохнул свежий запах хрустящих простыней. Губы невольно растянулись в улыбке.

Раздался стук в дверь, и Амрит резко подскочил. Нахлынувшее раздражение исчезло, стоило ему подумать, что, возможно, старейшина отправила за ним слугу. Поэтому юноша поспешил открыть дверь.

На пороге стояла высокая светловолосая женщина, миндалевидные зеленые глаза внимательно изучали Амрита, стоящего перед ней.

— Как я вижу, старейшина тебя совсем не бережет. Какое безобразие! И что это за унылая комната?

Женщина довольно резко оттолкнула молодого человека, и бесцеремонно вошла в комнату.

— Надо же, как будто мы какие-то крестьяне. Стол, стул, кровать — и больше ничего и не нужно. Моя комната такая же! Может, ты не угодил старейшине?

Сердитые глаза женщины переметнулись к тихо стоящему Амриту.

— Ну что ты молчишь? Неужели ты не рад меня видеть?

— Здравствуй, мама.

— Здравствуй, мама?! И все? Ах, ты, наглый щенок! Тебя не было дома полгода! Да что ты о себе возомнил?

— Я уже совершеннолетний, и имею право находиться там, где хочу.

— Да что ты такое говоришь? А как же долг, мой дорогой? Разве ты не должен заботиться о своих родителях? Мы уже не молоды.

Амрит проклял про себя возникшее чувство вины. Его почти не было дома, да и домом он не считал то место давным-давно. Там было шумно, каждый день приходили гости, знакомые, то ли друзья, то ли враги. Они шныряли по богатым залам, завидуя и плетя интриги, откровенно льстя хозяевам дома. Его мать упивалась лестью, однако, будучи умной женщиной, не давала себя обмануть. Его же отец, уставший бороться, постепенно оказался под каблуком у своей благоверной и соглашался со всеми ее решениями, чтобы лишний раз не спорить и не устраивать скандалы.

Сначала Амрит терпел это подобие семьи, затем стал тихо ненавидеть, особенно когда проявился его дар. Свое посвящение он прошел в 17 лет, немного раньше положенного срока и лишь потому, что проснулся его талант. Когда его мать узнала об этом, то решила использовать такую возможность на полную, и целыми днями Амрит бродил среди приглашенных в их дом и слушал, слушал…

Отмахнувшись от неприятных воспоминаний, юноша уверенно посмотрел на мать.

— Зачем ты пришла? Что тебе на самом деле нужно?

— Ну-ну как неласково. И ты ведь знаешь прекрасно, что мне нужно. Когда Аггуль объявит о приемнике? Что она думает по этому поводу?

— Ты же знаешь, я не читаю ее мысли…

— И плохо!

Амрит поморщился, голова начала болеть и неудивительно: ему ужасно хотелось спать.

— Я надеялась, что это будешь ты, ведь ты — ее любимчик. Ты проводишь здесь почти все время, а домой наезжаешь как какой-то гость. И что же я узнаю: эта нищенка привела в наш дом еще двоих отверженных! И теперь добрая традиция продолжится, и мы будем поклоняться отверженным.

Несмотря на оскорбления, Амрит не смог не улыбнуться. Если бы его мать знала, что сейчас в этом доме еще две девочки из отверженных живут с ней под одной крышей и ждут своей очереди на посвящение, как бы она злилась тогда?

— Над чем ты смеешься? Прекрати!

Амрит отвернулся, чтобы не видеть перекошенное от ярости лицо матери.