В маленькой комнате, куда провела девушка Виктора, действительно, был один Олег. Уткнувшись в книгу, он сидел у раскрытой на балкон двери.

— Располагайтесь, — пригласила Маргарита. — Я вас на минуту покину: у меня ещё дела по хозчасти…

Поскольку Олег при появлении Виктора продолжал читать, тому ничего больше не оставалось, как разглядывать комнату. Впрочем, посмотреть было на что. И даже не посмотреть, а исследовать, каким образом ухитрились на такой небольшой жилищной площади разместить такое большое количество мебели, причём так, что комната всё же не казалась перегруженной вещами. Верно, — стол, кушетка, кровать, этажерка с книгами, туалетный столик, крохотный гардероб, стулья… Но, очевидно, над размещением всего этого думали много и обстоятельно, ибо каждая вещь стояла там и так, где единственно и как единственно можно было её поставить, — не иначе. У Виктора было то трудно уловимое ощущение, когда, появившись впервые в доме, чувствуешь себя всё же так, будто бывал здесь уже много раз и всё здесь давным-давно тебе знакомо. Что создавало это ощущение? Виктор догадался не сразу, но, наконец, понял — вышивка. Мастерская, тонкая вышивка в самых разных видах — на салфетках, уложенных возле приборов, на уже накрытом столе, на других салфетках, которые лежали на этажерке и туалетном столике, на подушечках, разбросанных по кушетке. Пёстрые «анютины глазки», которые издали можно было принять за живые, вид на море с белокрылым парусом вдали, Иван-царевич на Сером волке — копия с известной картины, — всё это в одном стиле, многоцветное и радостное. Одна только вышивка по выполнению резко отличалась от других, — чёрный силуэтный портрет Максима Горького, висевший на стене. Но и она гармонировала с остальными, потому что тоже была сделана очень хорошо…

Маргарита вернулась в комнату, когда Виктор разглядывал как раз этот портрет.

— Завидно? — спросила она.

— Кто это вам сделал? — поинтересовался Виктор.

— «Кто»! Сама. Да-да, не думайте, могу даже пяльцы показать. Я достойная ученица своей мамы, а лучше моей мамы, как известно всему свету, кроме, может быть, вас, вышивать никто не умеет. И вообще… — Маргарита мимоходом передвинула тарелку и переставила перечницу с края стола на середину, — талантов мне по наследству достался целый ворох, сама путаюсь, сколько их. Начиная от вышивки и веялки и кончая чем угодно. Опять не верите? Олежек, подтверди!

— Да-да, — промолвил Олег, так и не отрываясь от книги.

— Этот портрет, — указала Маргарита на стену, — всё хочет стащить у меня Натка. Помните — командир девичьей команды? Ну, стащит — не стащит, а подарить, наверно, придётся, чует моё островосприимчивое сердце, что Наталья скатывается к свадьбе…

Маргарита спохватилась:

— Я же вам не сказала — Натка у меня гостит. Сейчас побежала за своим Сашей. Понимаете — без моего совета, без моего материнского благословения, взяла и выбрала себе некоего Сашу. А я, как взглянула на его карточку, так и ахнула…

— Почему? — ухитрился, наконец, Виктор вставить словечко в поток Маргаритиных речей.

— Вы ещё спрашиваете! Потому что её Саша носит очки. Не понимаете? Люди в очках — самые подозрительные люди. Человек без очков — что? Взгляните ему в глаза и всё прочтёте, как на бумаге. Вот, например, вы… — Маргарита вперила пристальный взгляд в глаза Виктора. Тот отвёл их, чувствуя, что начинает краснеть. — Всё понятно, — удовлетворённо сказала девушка, — совсем недавно, может быть, по дороге ко мне, вы совершили нехороший поступок… Это — человек без очков. Человек в очках — другое дело. В глаза ему вы заглянуть не можете Стёкла блестят, и что за этим блеском скрывается… Хм, — Маргарита обратила вдруг внимание на Олега, — читает себе, и до других ему нет никакого дела. Удивительный хам и невежа. Олежек, подтверди!..

— Да-да, — откликнулся Олег и перелистнул страницу.

— Самокритика? — вскричала Маргарита. — Да ты не заболел ли от невоздержанного чтения?

Подскочив к Олегу, она выхватила из его рук книгу:

— Читальный зал закрывается…

— Рита! — растерянно приподнялся со стула Олег. — До конца главы…

— Никаких глав — сегодня праздник, — отрезала девушка.

В коридоре раздался звонок.

— Слава богу, явились пропащие, — сорвалась с места Маргарита.

Слышно было, как она открыла дверь, и сейчас же в коридоре наперебой заговорило несколько голосов.

Олег и Виктор безмолвно стояли в комнате.

— Курите? — нарушил, наконец, молчание Виктор.

Олег, не глядя, взял папиросу из пачки и даже не поблагодарил. Никогда Виктор не предполагал, что самый говорливый по роду занятий человек может быть настолько неразговорчивым в жизни.

Дверь распахнулась, и вошла Натка. Она встретилась с Виктором так, словно последний раз видела его вчера-позавчера, самое большее, неделю назад: по-мужски сильно тряхнула ему руку и укоризненно пробасила:

— Сидели — консервы не могли открыть! Других заставляете…

Столько было в её голосе огорчения за тех «других», что Виктор, хотя ему никто ничего и не сказал прежде о консервах, почувствовал себя пристыженным.

В комнату нахлынули гости: был тут и лётчик, и девушка в речной форме, и разные другие люди, — круг Маргаритиных знакомств был широк. Этих всех Виктор не знал, но когда появился последний, Виктор удивлённо пожал плечами: положительно ему везло сегодня на старых знакомых. Появился Бахарев, прежний бригадир «ильинцев» Александр Бахарев, которого Виктор не видел уже очень много времени и, конечно, не ожидал встретить здесь…

Гости, как всегда это бывает, в ожидании начала занялись кто чем мог. Возник спасительный альбом с репродукциями картин, за ним последовал ещё один альбом — с семейными фотографиями, — неизвестно для чего больше держат такие альбомы в домах, — для того ли, чтобы действительно хранить в них репродукции и фотографии родных или чтобы развлекать гостей. Бахарев, который, как понял Виктор, тоже знал немногих в компании, причесал волосы тонкой прозрачной расчёской из пластмассы и присел на кушетку, осторожно отложив в сторону атласную подушечку с вышивкой. Виктор опустился рядом.

— Дела! — сказал Бахарев. — Гора с горою не сходится… Что, работаешь всё там же, в редакции?

— Там же, — ответил Виктор, не представляя, откуда Бахарев знает, что он работает в редакции.

Словно догадавшись об этом, Бахарев пояснил:

— Что ты в редакции, мне давно известно… С тех пор… — он хитро сощурился, — как в сорок пятом году был слёт стахановцев…

Будто говоря о чём-то приятном, Бахарев продолжал:

— Я ведь и в редакцию звонил тогда, опровергал. Зло меня взяло: понасажали, думаю, лоботрясов на такое важное дело. А потом прихожу на завод, мне Никитин и говорит, кто этот лоботряс… Ты не обижаешься? — с той же хитрой усмешкой прервался Бахарев. — Я ведь не знал, что это ты…

— Нет, не обижаюсь, — ничего иного не мог ответить Виктор и постарался поскорее переменить тему: — Значит, бываешь на заводе, помнишь о своих?

— Ого! Забудь-ка их! — воскликнул Бахарев. — Неделю не выберешься на завод, сами бегут в райком: «Ты что же, такой-сякой, комсомольский работник, от масс отрываешься?» Вот и в тот раз, когда в газете напечатали о слёте…

— А я сегодня видел Никитина, — быстро перебил его Виктор: кажется, он начинает уже жалеть, что пошёл к Маргарите.

— Явились всей гурьбой прямо ко мне в кабинет… — точно и не слыша, рассказывал Бахарев.

— На параде я видел Никитина, — совсем невпопад вторично перебил его Виктор.

Бахарев, наконец, решил перестать мучить собеседника.

— Говорил с Геннадием? — спросил он.

— Очень недолго, нам помешали, — оживился Виктор, радуясь, что всё-таки сумел перевести разговор на другую колею, и стараясь скрыть эту радость от Бахарева.

— Хм… — задумался вдруг Бахарев. — А он… ничего не рассказывал тебе о том, что они сейчас решили со сменщиками делать?

— Начинал что-то, но я ж говорю, нам помешали. Вызвали его выступать по радио…