Маргарита достала из сумки зеркальце и, склонив голову набок, критически начала рассматривать себя:

— Стары становимся!.. Годы…

Склонила голову на другой бок, посмотрела и с симпатией подмигнула своему изображению:

— А в общем ещё ничего!..

Из прежних подруг она разыскала только Натку. Та успела уже закончить институт пищевой промышленности и с инженерским дипломом вернулась в Чёмск на строительство комбината по выпуску масла и сухого молока.

— Маслоделом заделалась, понятно? — басом сказала Натка. Она стащила с Маргариты пальто и насильно усадила её за стол: — Обедать будем, попробуй отказаться, Маргарит проклятый!

Но тут она разглядела фасон Маргаритиной блузки, снова поставила подругу на ноги, стащила с неё и жакет и бесцеремонно стала вертеть Маргариту перед собой:

— Как это сделано, ну-ка?..

С шумом хлебая суп, не прожевав хлеба, Натка бубнила:

— Письма от кого получаешь?.. Таньку не видела?.. Почему это у тебя нет фотографии? Завтра же потащу сниматься…

После обеда начались бесконечные взаимные рассказы, расспросы, воспоминания, и только затем Натка догадалась поинтересоваться:

— Ты зачем сюда прибыла?.. Ого! — хохотнула она, услышав ответ Маргариты. — Хорошенький отпуск в такое время! Ну, ничего, подумаем…

С минуту Натка разглядывала подругу, как бы оценивая, где можно получше её использовать.

— Идея! — стукнула она по спине Маргариту так, что та чуть не слетела со стула. — Едем завтра с нами в колхоз!

— С кем — с вами?

— Ну, с нашими, с комбинатскими. Бригада девушек — я бригадир. Едем в колхоз «Красное знамя», на неделю.

И, точно всё уже было решено, Натка сообщила:

— Собираемся завтра в пять у станции. Стёганка у вас дома есть?

Маргарита оглядела свои лакированные туфли, чулки-«паутинки», узкую юбку с разрезом, свой бледнорозовый маникюр. Ей совсем не улыбалось сейчас ехать в колхоз, хотя и хотелось побыть вместе с Наткой. Она постаралась отказаться как можно дипломатичнее:

— Старички заскучают… И вообще не могу… Но проводить тебя завтра приду.

Натка присвистнула:

— Вот вы как!.. Ручки боитесь натрудить! Вам бы только сдобные булочки кушать…

— Да нет, — пыталась оправдаться Маргарита, хоть и знала, что переубедить в чём-нибудь Натку — непосильная задача. — Ну, пойми, только приехала — и на тебе…

— Понятно! — фыркнула Натка и демонстративно запела: — До свиданья, Рита, не горюй, на прощанье друга поцелуй…

И пришлось Маргарите, пожелав доброй ночи, быстренько отправляться восвояси, невзирая на то, что она ещё не посмотрела фотографию одного Наткиного знакомого («Собою не так чтобы красавец, а дельный парень!»).

— Покедова! — нарочито грубо сказала Натка. — Можете не провожать, там грязь, у станции, туфельки ещё замараете…

Неожиданная ссора с Наткой оставила в душе Маргариты горький осадок, но она вполне оправдывала себя. С какой радости она бы вдруг отправилась в деревню, — у неё абсолютно заслуженный отдых. Можешь, Наталья, сесть верхом на свой комбинат от злости, — отпуск есть отпуск…

Окончательно Маргарита убедилась, что поступила правильно, когда, придя домой, попив чая с клубничным вареньем, она прямо в платье и туфлях бросилась на диван, сунула под голову уже известную подушечку и раскрыла томик «Графа Монте-Кристо» из папкиной библиотеки. «Трик-так!», «Трик-так!» — «Пусть-так!», «Пусть-так!» — тикали часы. Не «пусть-так», а обязательно так, не иначе! Не съест Красную Шапочку серый волк. Можете, преподобная Наталья, целоваться со своей карточкой…

Среди ночи Маргарита проснулась. Свет в комнате был погашен, в окно заглядывал деловитый горбоносый месяц, — он поспевал всюду; туфли с Маргариты были сняты, а сама она заботливо была укрыта тоненьким клетчатым одеялом. «Мама… Или папка?» — подумала Маргарита, тихо засмеялась: «Ну, как же я вас брошу, хорошие мои?», перевернулась на другой бок и опять уснула…

Но что случилось назавтра?.. Почему так неприветливо встретил её в этот раз родной городок?.. Он кричал, не глядя на неё, плакатами со стен домов: «Хлебозаготовкам — главнейшее внимание!» Он презрительно пускал ей в лицо клубы бензинового перегара, — мимо шли грузовики с зерном. Она, в узкой юбке с разрезом, а чулках-«паутинках», была чужой ему, одетому в рабочую одежду… «Но я же в отпуске!» — мысленно воскликнула Маргарита. «Покедова!» — Наткиным грубым голосом фыркнул город. — «Туфельки не замарайте, здесь грязно!».

И городской сад, обнесённый забором, побелённым известью, с укоризной глядел на неё одиноким глазом ворот, закрытых, как гласило объявление, по случаю ненастной погоды.

И памятник Красному Командиру повернулся к ней спиной, — высокая гранитная пирамида со звездой наверху, — ей, звезде, далеко были видны сейчас поля, где трудились тысячи людей.

И дедушка Игнат не поздоровался с ней, — то ли опять забыл, то ли очень был занят, пропуская по мосту колонну автомашин…

А кто это на мосту? Да это же — Ковалёв! Корреспондент областной газеты. Маргарита знала его, потому что он иногда давал корреспонденции для радиокомитета.

— Э-гей! — помахала она рукой.

— Приятная встреча! — просиял Ковалёв. («И этот?» — мелькнула мысль у Маргариты). — Какими судьбами в Чёмске? По делам?..

— В отпуске, гощу у родных…

— Неудачное время для отпуска, — промолвил Ковалёв.

— А вы отдыхать не собираетесь? — спросила Маргарита.

— Ну-у! Пока я в выездной — думать нечего.

— Вы в выездной редакции? Один? — удивилась Маргарита.

— Нет, вдвоём. Ещё Тихонов, может быть, знаете?

Маргарита постаралась вложить в вопрос всё, какое могла, равнодушие:

— Тихонов? Знаю. Он тоже в Чёмске?

— Нет, сейчас в колхозе «Красное знамя»… Куда же вы? — растерянно протянул руку Ковалёв.

Уже на бегу Маргарита крикнула:

— Простите, спешу!.. До свиданья!..

И всё пыталась вспомнить, кто и когда сказал ей эти же, так рассердившие её два слова: «Простите, спешу!»

Она, как вихрь, влетела в дом, схватила с вешалки стёганку, переоделась, натянула старые туфли, натолкала в сумку бельё, полотенце, мыло, чмокнула ничего не понимавшую мать в щёку и с порога крикнула:

— Ждите через неделю!..

Машина возле станции выбросила дымный хвост и медленно тронулась.

— Натка! Натка, крокодил! — что есть силы воскликнула Маргарита, споткнулась и чуть не упала в лужу.

Кто-то из девушек в кузове постучал по крыше кабины, и машина остановилась.

— Ну вот! — подавая подруге руку, как будто всё само собою разумелось, басом сказала Натка. — Чуть не опоздала, Маргарит проклятый!

Маргаритин отпуск продолжался…

Виктор стоял перед Маргаритой, не зная, что сказать.

— Терпите, теперь моя очередь! — расхохотавшись, повторила Маргарита. — Идёт мне? — она закуталась в стёганку и повернулась на каблуках так, что они оставили две глубокие ямки в земле.

Это была и прежняя, и другая Маргарита. Те же лукавые глаза, те же непринуждённые манеры и эта рабочая куртка, сближавшая девушку, по крайней мере внешне, с теми, к кому Виктор привык и проникся уважением за короткое время пребывания в деревне…

— Вы тоже корреспондентом? — выдавил он наконец.

— Поднимайте выше — равноправным членом девичьей команды. А вот и наш командир, — указала Маргарита на рослую распорядительницу.

— Ната! — пробасила та и заметила подруге: — Видал, Маргарит, — знакомого встретила, а ещё ехать не хотела…

Она зычно крикнула:

— Девчата! Час — на личные дела, а там — работать!

— Займитесь со мной личными делами, если есть время! — попросила Маргарита Виктора. — Проводите меня в магазин, я впопыхах зубной порошок забыла…

По дороге она рассказала, что приехала в Чёмск к родителям, что Натка уговорила её поехать в колхоз.

— И надо же! — воскликнула девушка. — Стоит на крылечке — кто? Виктор… Так в бога поверишь…