Я захожу в кладовку за своими инструментами и останавливаюсь посреди помещения, недовольно озираясь. Черт, пропала моя швабра. Она ничем не отличается от других таких же синих швабр, но у нее был отколота сверху пластмасска, и я пользовалась всегда только ей.

Взяв какую-то другую чужую и неудобную швабру, я подхватываю ведро и плетусь в первый зал. Мне до ужаса не хочется работать, но я понимаю, что это единственная возможность иметь хоть какие-то деньги. И так понятно, что директор мог вполне обойтись и без меня, просто распределив нагрузку между остальными сотрудниками технического персонала. Поэтому я ему безумно благодарно за возможность подработать.

Я добредаю до спортивного зала и замираю на пороге. Уверена, вы бы тоже остановились, если бы увидели, как парень вашей мечты драит полы вместо вас.

Мягкий свет освящает его широкую чуть согнутую спину, в ушах у него наушники и он слегка покачивает головой в такт звучащей оттуда мелодии. Он не замечает меня, и я позволяю себе немного попялиться на его широкую спину и крепкие руки, сжимавшую МОЮ швабру.

Я с грохотом ставлю ведро возле него и фон Дервиз наконец меня замечает.

– О, Марта, – он поворачивается ко мне лицом и улыбается. – Я тебя не слышал.

– Какого фига ты здесь забыл? – я скрещиваю руки на груди и стараюсь выглядеть суровой, хотя мне хочется улыбнуться ему в ответ. У него такая красивая очаровательная улыбка, что я могла бы смотреть на нее вечно.

Улыбка сползает с его лица. Он вытаскивает наушники и засовывает их в карман штанов. Тяжело вздохнув, Красавчик делает шаг ко мне и открывает рот, чтобы что-то сказать. Я делаю шаг назад. Заметив это, он останавливается и обреченно смотрит на меня. Я вижу в его глазах смятение и неуверенность, но мне плевать.

Слишком много раз я позволяла верить себе ему.

Он поднимает руки вверх, показывая, что больше не будет пытаться приблизиться, и начинает оправдываться:

– Марта, то, что я говорил тогда сестре – ничего не значит. Ты услышала только то, что захотела услышать. Но кроме этой дурацкой поговорки, что я приплел в конце, чтобы не выглядеть перед Алиской таким сентиментальным идиотом, я еще и говорил, что действительно оценил твой поступок, твою смелость, твое желание помочь вернуть мне девушку.

Я фыркаю и передергиваю плечами. Во мне вспыхивает неконтролируемое желание сделать ему также больно, как было мне. Поэтому я признаюсь:

– Не хотела я тебе помогать возвращать эту корову. Ты просто выглядел до отвращения жалким в ту ночь. Я хотела просто отомстить Амине, – я замечаю, что он хмурится, услышав мое признание, поэтому продолжаю гнуть свою линию: – Жалко, но в ее стекляшке не нашлось ничего, что я могла бы использовать против нее. И вот тогда-то я и решилась пройтись по Третьякову. Как видишь, ты был прав – я мстительна и беспощадна.

Он молча смотрит на меня несколько мучительных секунд. Мне должно быть все равно, что он скажет, однако я понимаю, что со страхом жду его реакции.

Наконец, он произносит:

– Марта, за то время, что я провел с тобой, я понял, что мне не было так легко и весело ни с кем до этого. Ты забавная, умная, смелая и да, мстительная. Но мне и это нравится. Пожалуйста, давай останемся друзьями.

Пока он говорил, от каждого его следующего сказанного слова, мое сердце начинало биться все быстрее и быстрее. Мне не верилось в реальность происходящего и казалось, что душа сейчас вырвется из моей груди и взлетит. Но услышав его предложение дружбы, сердце всего на секунду, но остановилось. Душа вернулась на место и забилась куда-то в уголок, что я перестала вообще что-то чувствовать.

Друзьями. Всего лишь друзьями.

Он вернется к Амине, а я буду его другом. Все правильно.

Но я так не смогу.

Однако ему не следует знать об истинных причинах моего нежелания с ним общаться.

Я смотрю в пол, пытаясь унять непонятно откуда навернувшиеся слезы, и качаю головой.

– Нет, – скорее шепчу я, чем говорю. – Ничего не получится. Просто оставь меня в покое.

С этими словами я, наконец, берусь за швабру и начинаю заниматься своей непосредственной работой.

Вот и еще одна причина, почему я должна держаться от него подальше. Он – наследник рода, пускай и того самого, который должен был принадлежать мне. А я теперь – просто девочка, которая вынуждена мыть полы в пансионе для богатеньких, чтобы выжить.

Я глотаю слезы и через пелену, что застилает мне глаза, энергично вожу тряпкой по полу.

Я слышу, как он подходит ко мне со спины, но, по-видимому, вспомнив мою недавнюю реакцию на его приближение, останавливается за несколько шагов.

Мне хочется повернуться и послать его лесом. Однако я боюсь, что он может заметить мои покрасневшие глаза, поэтому продолжаю остервенело тереть пол.

– Марта, – говорит он тихо. – Я не отступлюсь. Я знаю, что ты сердишься на меня, что ты обижена. И знаю, чтобы я уже не сказал, ты мне не поверишь. Поэтому я просто постараюсь показать, каким другом я могу быть.

Я слышу, как он тихонько отходит назад. Я думала, что он уйдет, но краем глаза замечаю, как он возвращается к своей швабре, споласкивает тряпку и продолжает мыть пол.

Мне не хочется с ним говорить, но любопытство и удивление все же берут верх

– Что ты делаешь? – недовольно ворчу я, косясь в его сторону.

Он поворачивается ко мне лицом и вновь улыбается. Он смотрит на меня, и в его глазах я вижу нежность и обещание.

– Пытаюсь показать тебе, каким другом могу стать.

С того самого вечера, как фон Дервиз объявил что намеревается показать каким другом он может быть, прошло уже три недели. Все это время два раза в неделю он неизменно ходит со мной работать. Я его предупредила, что на половину зарплаты может даже не рассчитывать, на что он только ухмыльнулся.

В принципе, это было единственное, что я ему сказала, за все это время. На все его попытки заговорить со мной на уроках, я отвечала полным игнором. А после занятий я сразу сваливала на кухню и находилась там до самого отбоя. Персонал столовой уже ко мне привык, и я чувствую себя там свободно.

Сегодня сразу после уроков я забегаю к себе в комнату, чтобы переодеть школьную форму и убежать на кухню. Я на ходу снимаю блузку и, расстегнув молнию, стряхиваю юбку прямо на пол. Блузка летит тута же. Ничего, вечером соберу их и повешу на стул, а сейчас самое главное смотать отсюда, пока фон Дервиз не начал вновь меня доставать этим своим мультяшным: «Ребята, давайте жить дружно».

Мурлыча себе под нос какую-то попсовую песенку, я начинаю ковыряться в шкафу в поисках джинс. Где-то тут должны быть чистые. Блин, где же они?

– Я опять очень вовремя зашел.

Мне не надо даже поворачиваться, чтобы знать, кто это.

Это фон Дервиз. Вновь.

Я не пытаюсь даже прикрыться, потому что, во-первых, он уже видел меня в подобном виде, а во-вторых, если даже я станцую перед ним нагишом, он не увидит во мне девушку.

Только друга, не больше.

Повернувшись к нему лицом, я стараюсь держать спину ровно и скрещиваю руки на груди. Слава Богу, на мне хотя бы нижнее белье из одного комплекта.

Фон Дервиз вновь стоит в проеме нашей общей двери. В отличие от меня он успел переодеться в обычную потрепанную серую майку и джинсы. Только теперь я не замечаю в его позе обычной самоуверенности и непринужденности. Наоборот, он смущенно переминается с ноги на ногу, а его взгляд нервно мечется по всей комнате.

– Чего тебе? – я горжусь собой. Мой голос звучит ровно и отстраненно.

Какое-то время он ничего мне не отвечает. Наконец, прочистив горло, он останавливает свой взгляд на моем лице.

– Я… ммм…. Я пришел, чтобы… эээ…, – он еще раз прочищает горло, прислонив кулак ко рту, и уже связано и твердо заявляет: – В общем, я пойду с тобой на кухню.

Вот так новости.

– Это еще зачем? – злобно прищурившись, интересуюсь я.

– Затем, что ты целыми днями пропадаешь именно там, – невозмутимо пожимает плечами он.