– У меня к нему дело, – в сотый раз пытаюсь я объяснить этому непонятливому созданию с пятым размером груди причину своего визита. От большого перерыва остаётся всего десять минут. И пять из них я уже потратила на эту сисястую!

– Я вас запишу в приемные дни. Это среда и пятница. Тогда и приходите.

– Что ж сразу не сказали, – возмущаюсь я. – Среда же завтра. Давайте, записываете меня на среду.

Возвращаюсь к столу секретарши и плюхаюсь в кресло для посетителей. Как все в этой школе оно большое, удобное, сделанное с претензией на роскошь. Раскрасневшаяся секретарша идет на свое место, одергивая свой серенький костюмчик и поправляя зализанный пучок на голове. Вот не пойму у них, что звукоизоляция такая хорошая, что Нарышкин даже ни разу не выглянул, чтобы узнать, кто к нему ломится?

– Итак, вам нужна среда? – деловито спрашивает меня женщина, заглядывая в свою стекляшку.

– Как вы догадались, – закатываю я глаза. – Постойте, это, наверное, потому что я несколько секунд назад вам это сказала.

– Не дерзите, – осаживает она меня. И я молчу. Потому что внезапно вспоминаю, что обещала директору хорошо себя вести.

Окрыленнаясвоим успехом в моем воспитании, довольная секретарша прокручивает записи в планшете. – Так, фройляйн Марта, ближайшая свободная среда через две недели. Записываем?

Так, ну, все!

Я подрываюсь с места, и пока цербер не опомнилась, мчусь к заветной двери.

Распахиваю ее, даже не стучась. Петр Алексеевич сидит весь такой задумчивый за своим столом, уткнувшись в планшет. Плюхаюсь на так полюбившееся мне кресло, и только тогда он поднимает на меня взгляд. Он хмурится из-за моей наглости, но быстро возвращает себе нейтральное выражение лица. Вот, блин, цербер, поучись выдержке.

– Петр Алексеевич, простите, она сама ворвалась! – запыхавшаяся грудастая тормозит возле меня, поддерживая свои сиськи. Наверное, тяжело с таким грузом скакать-то.

– Что?

– Что? – раздаются один за другим вопрос от директора и его секретарши. Блин, вслух сказала. А они же вроде как по этикету должны были оба притвориться, что ничего не слышали!

Но мое смущение меняется тут же на веселье, потому что я замечаю румянец, разившийся по щекам у цербера. И что самое поразительное, но и у директора тоже!

Ё ж моё! Не думала, что увижу вообще такое когда-нибудь.

– Агафья Леонидовна, все в порядке. Я разберусь с этим, – быстро взяв себя в руки, говорит Нарышкин и жестом отпускает секретаршу. Та все еще краснея, выходит прочь.

– Вы уж извините, что так бесцеремонно ворвалась, но эта ваша Агафья Леонидовна сказала, что я могу попасть к вам только через две недели. А я так долго ждать не могу, – оправдываюсь я, в надежде, что не ошиблась, и директор и правда такой душка, каким он мне показался при первой встрече.

– Почему вы мне не позвонили по видеосвязи, если вопрос такой срочный? – укоризненно спрашивает он меня, отложив в сторону свою стекляшку.

– А что так можно? – изумляюсь я.

– Конечно, – кивает директор. – Вы можете в любой момент звонить мне или вашему классному руководителю Анфисе Павловне, – о, ей я точно звонить не стану. Только если решу, что пора заканчивать свою никчемную жизнь. – А также по личным и бытовым вопросам вы всегда можете обратиться к своему воспитателю. Он у вас также занесен в контакты. Воспитатель бывает в общежитии сразу после занятий.

– Спасибо, – искренне благодарю я директора. – Ваша цербе… то есть секретарь мне не рассказала о такой возможности. Поэтому пришлось прорываться с боем. Извините.

Он кивает, показывая, что извинения приняты, а затем интересуется:

– Так что же такое случилось, что вам пришлось воевать с моим секретарем?

И я выкладываю свои проблемы Нарышкину. А что? Он и так уже понял, что у меня нет денег. Ведь иначе я бы не просилась к ним в школу на бесплатной основе. Так что признаюсь, что мне нужна работа, так сказать, для поддержания трусов. И про беду с английским тоже.

– Сделаем так. Репетитора я вам найду бесплатного, – через минуту раздумий отвечает мне директор. – Есть у нас одна своевольная ученица. Чем-то вы ее мне напоминаете…  Долго не мог придумать для нее наказания. Вот она и станет его отрабатывать, в виде занятий с вами.

– О, здорово, – и пофиг, что я для кого-то наказание. Главное мне хорошо. – А как с работой?

– Здесь сложнее, – неуверенно продолжает  директор. – Знаете, фройляйн Марта, у нас есть сейчас вакансия уборщика. В обязанности ушедшего сотрудника входило мыть танцевальный и спортивный зал. Но боюсь, что у вас в связи с этим могут возникнуть проблемы – другие ученики не поймут этого.

– Да наплевать, – машу я беспечно рукой. – Переживу. Мне просто нужна работа.

Директор тяжело вздыхает и складывает руки под подбородком. Он внимательно изучает меня некоторое время, прежде чем спросить:

– Почему вам или вашей матери не поговорить с вдовой фон Дервиз? Я уверен, она войдет в ваше положение и сможет финансово помочь.

– Мне не нужны их деньги, – от моей расслабленной позы в супер-пупер кресле не остается и следа. Я напрягаюсь, слыша что-то подобное не в первый раз от директора. – Я справлюсь сама. Столько лет справлялась.

– Справитесь сами? А мама ваша, что по этому поводу думает?

«Ничего»,  – хочется мне закричать. Но я молчу. Так и не дождавшись от меня ни слова, директор продолжает:

– Хорошо, вы можете получить эту работу. Но будете приступать к ней после ужина, когда все остальные ученики находятся в жилой зоне. Справитесь?

– Конечно! – радостно киваю я.

Он связывается с завхозом и предупреждает о том, что я приступаю с завтрашнего дня. Проверяю наличие контакта этого важного для меня человека в стекляшке и с чувством облегчения и безграничной благодарности отправляюсь восвояси. А точнее на урок. Правда, перед этим слезно упрашиваю директора начирикать учителю по видеосвязи, что он меня   задержал.

Все-таки хороший он человек.

Нет, жизнь, прекрасна. Знаете, после чего я это поняла?

После того, как заселилась в свою комнату. Ведь это не комната в общаге, какая у меня была в интернате. Это, блин, номер люкс в пятизвёздочном отеле! Или какие они там бывают, не знаю, но я бы осталась тут жить навсегда.

Но давайте я вам лучше объясню для начала, что вообще из себя представляет эта самая школа-пансион для аристократов, в народе интернат для богатеньких детей, на которых их родителям наплевать. То есть, не то чтобы наплевать, просто в этом обществе принято ссылать сюда отпрысков, якобы для того, чтобы дать им лучшее образование. Или же их родителям просто не хочется возиться с ними, и они их сплавляют буквально до совершеннолетия в это место. Да, представляете, у них есть двенадцатый класс!  Но я не жалуюсь. Честно говоря, это единственная причина, по которой я нахожусь здесь.

Значит, располагается сие прекрасное местечко в живописном уголке нашей страны на окраине соснового леса. Ближайший населённый пункт за тридцать километров, но неподалеку по всей территории леса разбросаны небольшие оздоровительные санатории. Там, правда, одни старички, но это только на руку руководству – чем дальше от соблазнов жизни, тем спокойнее.

Наш пансион находится в замке. Я не шучу, в самом настоящем замке, который когда-то принадлежал моему славному роду фон Дервизов. Улавливаете, я тут типа крутая.  Его завещал там какой-то мой пра под школу и вот теперь и общага, и сама школа находится в этом величественном замке как из фильма «Золушка». Само здание представляет собой по стилю что-то среднее между ренессансом и барокко. Ну, чтобы было понятнее, здесь есть башенки, флигели, колонны, открытые каменные балконы

Общага находится в пристроенном с востока г-образном корпусе. И вот мы и добрались до моей комнатки. Она супер-пупер. Ведь это комнатка типа специальная для потомков рода фон Дервизов. Ну, помните, я тут на особом счету. У меня есть собственная ванная! В общем, рай, ты меня все-таки дождался. У Красавчика-лжепринца-козлища комната еще лучше (знаю, потому что она находится по соседству с моей, и я, проходя мимо заглянула в его приоткрытую дверь одним глазком), но ведь этот богатенький даже не ценит этого.