Однако, как я сказал, людские сердца помнят то, что давно позабыл разум. Немудрено, что они трепещут при виде друидов в роще, вспоминая обагренный в крови золотой серп — жертвоприношение Цернунну, Владыке Леса или Матери-богине. Страх, скажу я вам, помнится долго, даже если бояться уже нечего.

Утром третьего дня Хафган, поев, встал, поглядел на священную рощу и обратился к Харите со словами:

— Госпожа, идемте со мной.

Я вытаращил глаза. В другое время Блез, вероятно, усомнился бы в разумности такого приглашения, но было понятно, что сегодня — особенный день. Он смолчал, и мы четверо начали подъем по крутому склону.

То была старинная дубрава, в которой изредка встречались ясень, каштан, остролист. Каштаны и дубы явно превосходили возрастом остальные деревья — к приходу римлян они уже были кряжистыми, крепко стоящими молодцами. Говорят, их насадил Матонви, первый бард на Острове Могущественных.

Раскидистая, темная, пронизанная ощущением неразрешимой загадки, идущим от корявых ветвей, жилистых стволов и даже самой почвы, священная роща друидов казалась отдельным замкнутым миром.

Посреди рощи был огорожен камнями небольшой круг. Едва вступив в него, я ощутил древнюю силу, невидимой рекой струящуюся вкруг вершины холма. Я чуть не задохнулся, очутившись в круговерти сил. Безжалостная волна незримой реки подхватила меня и чуть не смыла совсем. С великим трудом я сопротивлялся ее напору. По коже бежали мурашки.

Остальные то ли ничего не чувствовали, то ли не подавали виду. Разумеется, из-за этого сгущения сил холм когда-то и нарекли священным. Но меня по-прежнему удивляло, что Хафган и Блез вроде бы даже не замечают бушующего потока.

Хафган сел посредине круга на каменную плиту, поставленную на две плиты поменьше, и стал ждать, пока все соберутся. Блез нацарапал на земле какие-то значки и воткнул над ними палку. Тень от нее не успела доползти до следующего значка, как появились первые друиды. Они приветствовали Хафгана и Блеза и принялись обмениваться новостями, вежливо, но холодно поглядывая на нас с матерью.

К полудню собрались все. Хафган трижды ударил рябиновым посохом о центральный камень, возвещая начало совета. Барды, числом тридцать, вошли вместе с ним в круг, филиды и оваты принялись обносить старших чашами для мытья рук, кубками с вересковой водой и орехами в мешочках.

Меня ввели в круг. Харита осталась стоять неподалеку. Лицо ее было серьезным и сосредоточенным. Мне подумалось: она знает, что сейчас будет. Хафган ей сказал? Может, поэтому он и позвал ее с нами?

— Братья мои, — произнес Хафган, воздев посох, — приветствую вас во имя Великого Света, Чей приход предрекли в этом священном кольце. — Кое-кто из друидов недовольно вскинулся при последних словах. Это не ускользнуло от Хафгана, который опустил посох и спросил: — Вам не по нраву мое приветствие. Почему?

Все молчали.

— Отвечайте, я хочу знать, — мягко, но властно произнес верховный друид. — Хен Даллпен?

Названный слегка развел руками — я, мол, здесь ни при чем.

— Мне показалось странным упоминание чуждого бога в священнейшей из наших рощ. — Он взглянул на соседей, ища поддержки. — Может быть, кто-то еще думает, как я.

— Если так, — резанул Хафган, — пусть говорят.

Несколько человек согласились с Хен Даллпеном, другие закивали, но всем было не по себе. К чему клонит Хафган?

— Как давно мы ждали этого дня, о братья? Как давно? — Серые глаза оглядели собравшихся. — Слишком долго, сдается мне, раз успели позабыть, зачем мы сюда пришли.

— Нет, брат, мы не забыли. Мы знаем, зачем пришли. Для чего так несправедливо нас укорять? — осмелел Хен Даллпен.

— Почему несправедливо? Или верховный друид не вправе наставлять тех, кто стоит ниже?

— Так наставь нас, мудрый брат. Мы слушаем. — Это произнес друид, стоящий рядом с Блезом.

Хафган поднял посох и, обратив лицо к небесам, издал протяжный горловой стон. Странный звук сменила тишина. Хафган оглядел собравшихся.

— С древних времен мы взыскали знания, дабы постичь истину всех вещей. Так ли?

— Так, — нараспев отвечали друиды.

— Что же мы медлим сегодня, когда нам возвестили истину?

— Мы знаем много истин, учитель. Какую из них возвестили сегодня? — спросил Хен Даллпен.

— Окончательную Истину, Хен Даллпен, — мягко ответил Хафган. — И она такова: Великий Свет мира сошел с престола небес и призывает всех служить Ему духом и делом.

— Великий Свет, о Котором ты говоришь, знаем ли мы Его?

— Знаем. Это Иисус, Которого римляне зовут Христом.

Друиды зашумели. Хафган обвел глазами собравшихся. Многие смущенно отвели взгляды. Он продолжал:

— Почему Его имя вас так пугает?

— Пугает? — переспросил Хен Даллпен. — Нет, ты неправильно понял, мудрый предводитель. Мы не боимся твоего заморского божка. Просто мы не видим причин поклоняться Ему здесь.

— Ни здесь, ни где бы то ни было! — объявил другой. — Тем более, что Его служители оскорбляют нас, высмеивают перед народом, принижают наше умение и всячески хотят истребить Ученое братство.

— Они не понимают, Дрем, — мягко объяснил Блез. — Они невежественны, но это не меняет истины. Все, как сказал Хафган: Великий Свет здесь, и нам Его возвестили.

— Вот поэтому он здесь? — Тот, кого Блез назвал Дремом, злобно обернулся ко мне. Я видел недоброжелательные взгляды остальных и понимал, отчего нас так неприветливо встретили.

— Он вправе быть здесь, — сказал Хафган. — Он сын величайшего барда из всех, когда-либо живших.

— Талиесин изменил нам! Он бросил братство, чтобы служить Иисусу, а сейчас ты, сдается, склоняешь к тому же нас. Что же нам, отринуть древний обычай и бежать к заморскому Богу потому, что так сделал Талиесин?

— Не потому, что так сделал Талиесин, — сдерживая гнев, выговорил Блез, — но потому, что так правильно! Он был выше нас всех и потому распознал истину с первого взгляда. Уже это доказывает ее подлинность.

— Хорошо сказано, Блез. — Хафган сделал мне знак войти в круг. Блез ободряюще кивнул, я нерешительно подошел. Хафган положил мне руку на плечо и поднял жезл. — Перед вами тот, кого мы так долго ждали, Поборник Света, который поведет воинство против Тьмы. Я, Хафган, архидруид Кор Гарт Греггина, провозглашаю это!

Последовала тишина. Даже я усомнился, стоило ли такое говорить. Многие ученые братья насупились, вспоминая обиды, причиненные христианскими священниками, другие явно выражали недоверие. Однако слова прозвучали, их было не вернуть. Я стоял, внутренне трепеща не только от волнения, но и от услышанного: Поборник... поведет воинство... Тьма...

— Да он еще мальчишка! — фыркнул Хен Даллпен.

— А ты хочешь, чтобы он появился на свет взрослым мужем, как Манавиддан? — спросил друид рядом с Блезом. Значит, среди ученых братьев есть и наши союзники.

— Откуда мы знаем, что он — сын Талиесина? Кто это подтвердит? — спросил кто-то из недоверчивых. — Ты там был, Индег? А ты, Блез? А ты, мудрый предводитель, ты там был? А?

— Там была я. — Это прозвучало неожиданно, потому что к этому времени все успели позабыть про мою мать. — Я была там, — продолжала она, выступая вперед. Да, за этим она и пришла: не только чтобы слышать, как ее сына провозгласят перед ученым братством, но и чтобы сгладить затруднения, которые, как теперь стало понятно, предвидел Хафган.

«С этого дня, — сказал Хафган, — тебя начнут узнавать». Осторожный лис постарался, чтобы все прошло как можно более гладко.

— Я выносила его и видела, как он родился. — Моя мать вошла в священный круг и встала рядом со мной. Так я стоял — по одну руку она, по другую Хафган — среди недовольных друидов, чувствуя, как вокруг бурлит природная сила рощи. Немудрено, что на меня что-то нашло, и я выкинул то, о чем и сейчас вспоминаю не иначе как с изумлением.

Друиды смотрели, нимало не убежденные.

— ...родился мертвым. Талиесин песней пробудил жизнь в бездыханном теле... — говорила Харита.