Мия села на траву. День, наверное, облачный, темнота вокруг непроглядна. Она никогда никому не признавалась, но в солнечную погоду ей удавалось различить немного света. Воздух сейчас тяжелый и сырой, собирается дождь. Мия перебирала траву руками, пока никто не видел – это лучшее, что случилось сегодня. Но вдруг ветер донес до нее нечто невероятное. Запах, яркий и густой, вспыхнул в голове, будто луч света.

Девушка вскочила на ноги и, глубоко вдохнув запах, кинулась туда, откуда он шел. Да, она послушная, и так делать нельзя. Но это… что это?

Перед ней был розовый куст. Запах рядом с ним разливался сладостью, которая ощущалась даже на вкус. Опустившись перед ним на колени, Мия замерла, боясь протянуть руки и коснуться цветка – нарушить еще одно правило. У подбежавшей Бити при виде девушки по спине прошла дрожь – скорчившаяся у куста темно-красных роз, тонкая фигурка в белом платье не шевелилась, не моргала и только тяжело дышала. Ее бледное лицо, обычно не выражавшее ничего, теперь выглядело таким изумленным, что даже слепые глаза за белой пленкой вновь казались зрячими.

Служанка подняла девушку с травы и почти поволокла до комнаты. Ноги Мии подгибались, она крутила головой, пытаясь вновь почувствовать запах, теряла равновесие на незнакомой ногам дороге.

– Вам лучше отдохнуть, нужно прийти в себя, – испуганно бормотала Бити, представляя, что с ней сделает священник, если узнает, что она не уследила за его воспитанницей.

Но Мия потребовала скрипку. Получив ее, заиграла, ни секунды не задумываясь, сразу зная, как это должно звучать. Музыка ее собственная, ничего такого она раньше не исполняла. Тягучая и сладкая, как ветер с ароматом роз.

Священник, разбиравший бумаги в своем кабинете, замер, прислушиваясь. Для урока еще рано… Что она играет? Он решительно дошел до двери в комнату воспитанницы, но у входа остановился, боясь спугнуть, оборвать момент свершившегося чуда.

Закрыв глаза, он увидел сад, полный цветущих роз. Аромат разливался в воздухе. Легкий ветер раскачивал кусты, сыпал лепестки и капли росы на землю.

«Райский сад… Музыка ангелов. Чистая, оторванная от всего земного», – промелькнуло в голове отца Пеларатти.

И тут же его бросило в холодный пот. Это слишком. Ее игра должна была просто приносить деньги, но в одно мгновение стала чем-то большим. Настолько большим, что он испугался.

Вчерашний день закончился не так, как привыкла Мия. Она почти два часа не выпускала из рук скрипку, а после просто заснула. Никто не стал ее будить, ее не вывели к ужину и на вечерний урок. Проснувшись, Мия испугалась, что теперь будет наказана, и прислушивалась к каждому звуку, ожидая услышать у двери шаркающие шаги рассерженного отца Пеларатти.

Но в комнату ворвалась Бити, чем-то шелестя и спотыкаясь. Вместо того чтобы отвести девушку в подвал, она принялась умывать ее и расчесывать волосы. Шелест оказался платьем. Длинным и гладким, таким гладким, будто струящаяся вода.

Одевшись, Мия стала похожа на моль или бесцветную ночную бабочку, слишком бледную в темно-синем шелке. Платье оказалось ей велико, а она в нем выглядела почти прозрачной. Высокая прическа неудобно стягивала волосы.

– Красота-то какая! – выдохнула служанка. – Как жаль, что ты сама не видишь.

Мия слабо улыбнулась.

– Отец Пеларатти просил передать, что сегодня у него гость. Он приехал так внезапно! Ты будешь играть для него.

Они спустились по узкой лестнице. Скрипнуло ровно семь ступеней. Последняя громче всего.

Присутствие в комнате чужого человека Мия почувствовала сразу. Слабо пахло дымом давно прогоревшего костра, хрустнула спинка кресла, пальцы нетерпеливо простучали по деревянному подлокотнику.

– Это она, – послышался голос священника. – Проходи, дорогая.

Отец Пеларатти волновался, она слышала, как часто он дышит. И… дорогая?

Бити подтолкнула ее вперед, и Мия неуверенно прошла несколько шагов.

– Здесь очень важный человек – епископ Лучано, – продолжил священник голосом, в котором слышалось что-то извиняющееся и заискивающее. – Ты для нас не сыграешь?

Мия вскинула скрипку на плечо и заиграла ту самую музыку, полную запаха роз. Сегодня она изменила ее, добавив в конце тревожные нотки дыма. Отец Пеларатти ничего не заметил. За первой последовала мелодия о ветре с полей, о далекой грозе, а после – об утреннем солнце, отблески которого Мие удавалось рассмотреть в темноте.

– Красиво… Правда. Это очень красиво, – произнес незнакомец задумчиво, когда она закончила. Голос его оказался не старым, но слегка хрипловатым. Он подошел ближе.

– Она выглядит младше шестнадцати. Ты всегда была слепой, Мия?

– Да, – резко ответил за нее отец Пеларатти. – Я взял это бедное дитя, потому что никто больше не захотел бы приютить бедного незрячего ребенка.

Голос его продолжал звучать так сладко, так фальшиво, что Мия поморщилась.

– Ты никогда не видела мира? Странно… – рассеянно заметил епископ.

Девушке казалось, что она чувствует его взгляд, он смотрел на нее, как на диковинного зверька.

– Да… С такими пальцами было бы грехом не играть на скрипке. Дар Божий.

Он хотел взять ее за руку, но Мия резко отдернула ее. Касания запрещены!

– Слепая девушка с великолепным слухом и талантом, да еще с такими руками! Сколько совпадений. Отец Пеларатти, вам невероятно везет! – в словах его звучала ирония, но священник ее не уловил. – Такое чудо я хотел бы забрать с собой.

– Я привезу ее в город, ведь и так собирался! А если она вам понравилась и вы позволите, она будет играть на Пасху. Конечно, не то, что сегодня. О, она знает много духовной музыки. Мне, конечно, тоже придется поехать, она так привыкла…

– Безусловно, вы будете с ней, – усмехнулся епископ. – До Пасхи еще почти полгода, но мы поедем завтра. Ей предстоит всех удивить.

Рассыпаясь благодарностями, Пеларатти проводил своего гостя до двери.

– Мия! Упражнения! – выкрикнул священник прежним своим голосом, требовательным и недовольным.

От волнения он быстро перебирал четки. Надо успокоиться. Щелк, щелк, щелк, бусины мерно стучали друг об друга. Его заметил сам епископ, впереди город, деньги, высшее общество. Мечта наконец-то начала сбываться. Сама собой. Разве это не знак от Господа?

Главный инструмент этой мечты снова в подвале. Большие пальцы разогнуты под невообразимым углом и привязаны кожаными ремешками к запястью. Это для растяжки. Больно. Но Мия сейчас думала не об этом. Почему епископ спросил, всегда ли она была слепой? Пеларатти говорил, что да. Но почему же тогда ей снятся сны? В них она видела то, что не смогла бы ощутить. Нет, она могла бы придумать, представить предметы…

Но эти сны всегда были цветными.

Дорога в экипаже для Мии – просто тряска. И, как выяснилось, ее она переносит плохо. Резко пахли лошади и кожа дорожных перчаток, усиливая тошноту. Девушка полулежала на сидении, стараясь не шевелиться.

Но мысли ее не тут.

– Отец Пеларатти, а почему вы стали обучать меня игре на скрипке?

Священник, сидящий напротив, не ответил, но сердце его застучало чаще. Она это слышит.

«Нет, – подумала Мия, – спросить надо не так».

– Как вам удалось открыть мой дар? Почему никто больше не заметил?

Он думает почти минуту и, кажется, уже не ответит. Но потом произносит:

– Однажды я пришел в приют по делам и услышал странные звуки. Ты забралась в капеллу и, нажимая на клавиши клавесина, пела ноты вместе с ним. И попадала в каждую.

Внутри Мии что-то дернулось. Пятна витражей на сером полу, старый пыльный клавесин. Никто не играл на нем, а она…

Пеларатти не заметил ее волнения.

– Но иметь слух – не самое важное. Что было бы с тобой, останься ты в приюте? Да, у тебя есть дар, но твои умения развил я, твои руки создал я, и я вложил в них скрипку. И я дал тебе гораздо больше, отбросив всю эту шелуху: эмоции, чувства, я позволил тебе развить совершенный слух. Даже зрение и осязание – лишь засоряют разум. Хорошо, что у тебя их нет – не нужны. Ты должна слушать мир и отдавать людям музыку.