Мухин представил, как он садится в кресло у журнального столика, наливает в рюмку коньяк, закуривает. Так это изображалось в фильмах. У Мухина не было ни кресла, ни журнального столика — в однокомнатной квартире не больно-то размахнешься. И сигарет дома не держали: пять лет как Мухин бросил курить. Оставалась «Экстра» — непочатая бутылка в холодильнике. Мухин извлек ее, запотевшую, мокрую, как ледышка, но на этот раз представил уже другую картину: у кухонного стола он опрокидывает рюмку, кривится, закусывает соленым огурцом… Что-то мрачное, пугающее привиделось ему в этом.

Тут осенило: в кинотеатре неподалеку новый фильм, все обещал Любочку сводить. И хоть одному идти было неловко, будто данному слову изменял, успокоил себя тем, что необходимо отвлечься, развеяться.

Очередь к кассе тянулась длинная. Мухин даже заколебался, стоит ли толкаться — жарко, душно, и вдруг, откуда ни возьмись, — Мерзликин. Когда-то они вместе работали, квартиры от завода в одном доме получили. А потом Мерзликин с завода ушел, устроился механиком в кинотеатр.

— Пошли, проведу, — сказал Мерзликин. — А ты чего один?

— Да вот, Любу отправил…

Миновали контролера, остановились.

— Значит, гуляешь? — игриво подмигнул Мерзликин.

— Ну что ты, — пожаловался Мухин, — грустно, Саша. Я сюда пришел, чтоб не напиться. Бутылка в холодильнике как магнит тянет…

— Может, пивка со мной? Тут в буфете холодное, — посочувствовал Мерзликин, но, взглянув на Мухина, крикнул администратору: — Тетя Маша, поставьте другу моему стул в проходе.

Фильм был интересный, про любовь. Мухин увлекся, несколько раз ловил себя на том, что волнуется за героев, а не за Любочку — как она долетела? — и чувствовал легкую виноватость.

В конце фильма, когда герой признался героине в любви, та прошептала: «Запиши мой телефон». И продиктовала его, Мухина, номер.

Мухин насторожился, а героиня, словно для того, чтобы усилить его изумление, вновь повторила столь хорошо знакомый набор цифр.

Фильм закончился. У выхода Мухин снова повстречал Мерзликина. Рассказал ему о забавном совпадении.

— Ну твой, ну и что? — пожал плечами Мерзликин. — Давай портвейна купим.

— Нет, — замотал головой Мухин. — Мне домой надо, жена должна звонить.

— Не дозвонится, — усмехнулся Мерзликин. — Сейчас зрители начнут трезвонить.

— Какие зрители? — не понял Мухин.

— Ну, которые с актрисой захотят познакомиться. А ты как думал? Миллионы этот фильм уже посмотрели. А может, пойдем к тебе? — Он перешел на деловой тон. — Ты говорил, «Экстра» непочатая? У меня как раз полчаса до следующего сеанса.

— Нет, не обижайся. — Мухину было неудобно, он чувствовал себя обязанным Мерзликину: все-таки провел без очереди и бесплатно.

— Ну хоть два рубля дай, — сказал Мерзликин.

Подойдя к дверям квартиры, Мухин услышал, как разрывается от звона телефон. Вбежал, схватил трубку.

— Можно попросить артистку Светлову? — услышал он хрипловатый голос.

«Началось», — подумал Мухин.

— Вы не туда попали, — сказал он.

Снова раздались звонки.

— Вас вызывает Париж, — предупредили Мухина.

— Вы ошиблись! — крикнул он. — Не соединяйте.

— Савелий, это Бельмондо говорит, — прорезался голос с нерусским акцентом. — Ты чего делаешь?

— Я не Савелий, — сказал Мухин.

— Понятно, — не расслышал Бельмондо, — приезжай сюда, тут весело.

— Вы не туда попали, — громко и внятно произнес Мухин.

«Вот кино, знала бы Любочка, — подумал он. — Бельмондо, Париж, Светлова…».

Следом позвонил Смоктуновский.

— Слушай, Савелий, мы к тебе собираемся.

Мухин хотел увильнуть, мол, срочно убегаю, но вдруг решился — а, была не была, пусть приедут. Есть чем встретить — консервы «судак в томате», сосисок накануне полкило купил. И корыстные соображения примешались: дочка фотографии артистов собирает. Вернется из пионерлагеря, а ей сюрприз — автографы, о которых она и мечтать не могла.

Снова зазвонил телефон. Жена.

— Любочка, у меня такие новости, — стал торопливо рассказывать Мухин. — Если бы ты только знала, кто ко мне сейчас придет. Я тебе по секрету скажу, — он понизил голос, — по возвращении тебя и Маринку будет ожидать приятный сюрприз.

— О чем ты говоришь? — забеспокоилась жена.

— Нет, молчу, молчу, чтобы не сглазить, — ласково захихикал Мухин.

— Витя, у меня сердце не на месте после разговора с тобой. Я чувствую, мне нужно быстрее возвращаться.

— Не надо, отдыхай, все хорошо.

В дверь позвонили.

— Любочка, извини, не могу сейчас разговаривать! — крикнул Мухин и побежал открывать.

На пороге стоял Мерзликин с двумя незнакомыми мужчинами и нетрезво улыбался.

— Здесь проживает знаменитая кинозвезда? — спросил он и захохотал, а потом добавил: — Да и тебе все веселее, чем одному.

— Эх ты, — вздохнул Мухин и пошел на кухню, к холодильнику.

Галогенов не ожидал, что опыт пройдет гладко. Но результат был налицо — никому, кроме него, Галогенова, не известный химический элемент находился в запотевшей пробирке. Еще одна клеточка периодической системы Менделеева была заполнена!

«Назову элемент в честь себя — Назарием, — решил Галогенов. И размечтался: — Премию, наверно, огромную дадут, катер куплю».

— А какая слава! На весь мир! — вслух сказал Галогенов.

Но вдруг тень сомнения набежала на его возбужденно раскрасневшееся лицо.

— Слава… — неуверенно повторил он.

Это означало: появятся биографы. Исследователи. Они будут шаг за шагом изучать его жизнь, извлекая на всеобщее обозрение новые и новые подробности.

Так, станет известно: в школе по химии Галогенов перебивался с двойки на тройку. И, пожалуй, странным покажется, что для углубления познаний он избрал институт, который готовил специалистов-химиков. Вряд ли биографы установят, что причиной подобного поступка Галогенова был маленький конкурс на вступительных экзаменах. Но они наверняка раскопают в одной из институтских ведомостей фальшивый зачет по органической химии. Его вписал против фамилии Галогенова Сережка Ваннадиев, когда экзаменатор отлучился из аудитории. Сережка был другом Галогенова и знал: тот не петрит в длинных уравнениях реакций.

Потом всплывет фиктивный брак (чтобы не услали по распределению). Развод. И последовавшая за ним женитьба на дочери директора института, где Галогенов теперь работал.

Первые шаги на службе давались ему с трудом, он начал опасаться, что переоценил собственные возможности, но по счастливой случайности под началом у него оказался Сережка Ваннадиев, который отлично писал квартальные отчеты, готовил планы отдела и даже в порядке личной инициативы взялся разработать основные теоретические положения будущей диссертации институтского однокорытника. Когда работа была закончена, Галогенов отбыл в творческий отпуск на дачу, где в домашней лаборатории тестя хотел подтвердить эти положения практически.

И вот опыт удался. Однако чем больше думал Галогенов о своем грандиозном успехе, тем очевиднее становилась подстерегавшая опасность. Узнают, например, что лотерейный билет, на который выпала «Волга», был куплен уже после тиража по высокой спекулятивной цене.

За ремонт дачи рабочим чем платил? Спиртом. По три литра в день из лаборатории выносил. А главное, выплывет наружу страшная тайна: в огромном сарае на участке Галогенов оборудовал современный хлев, и основные средства существования получал от торговли свининой.

Галогенов взглянул на часы. Как раз в это время жена должна была задать свиньям корм — синтетическую красную икру. Галогенов изготовлял ее при помощи сконструированной Ваннадиевым, но еще не введенной в эксплуатацию и потому тайно перевезенной на дачу машиной. Исходными материалами для производства икры служили морковь, канцелярский клей и солярка.

«И что изобретение в личных целях использовал, пришьют, — с тоской подумал Галогенов. — А это уже уголовщина…».