Н и к и т и н (встает). Ехал в троллейбусе. Рядом стояла старушка. А пэтэушник сидел и смотрел в окно. Я попросил его уступить место. Не хочу повторять то, что он ответил. Тут я его и схватил. И вытащил в проход. И старушка села.
М е т е л к о. А если бы вас самого кто-нибудь за нос…
Н и к и т и н. Я всегда уступаю места старушкам и женщинам с детьми.
С у д а р у ш к и н. Вы понимаете, что это нарушение?
Н и к и т и н. Не могу смотреть на безобразия и мириться с хамством.
Д а л и д а д з е. Не можете, значит? (Трясет другой бумагой.) А женщину, мать двоих детей, оскорблять можете?
Н и к и т и н. Груздеву?
Д а л и д а д з е (смотрит в бумагу). Да, ее.
Н и к и т и н. А вы зайдите в эту столовую и пообедайте. И если не отравитесь, то дождитесь закрытия и убедитесь, как, сгибаясь под тяжестью сумок, они идут домой, к своим семьям. Дети их воровство привыкают считать нормой! Да, я ворвался на кухню. И закричал, чтобы все из сумок положили в котлы!
М е т е л к о. А доказательства? Юридически доказанные факты хищений?
Н и к и т и н. Вы ребенок? Или все вокруг дети? Ничего не понимаете? Если вам вместо цыпленка-табака махорку дают — вам еще дегустация нужна? Если бы хорошо кормили, стал бы я скандалить? Похож я на скандалиста?
Д а л и д а д з е. Похожи, Никитин! Что вы сегодня утром на проходной учинили? Зачем нашего Никанорыча обидели?
Н и к и т и н. Я Никанорыча люблю. Но зачем нам вахтер? Чтобы посторонних не пускать? Какие-такие у нас секреты? От кого? У нас не закрытое производство. К тому же Никанорыч постоянно дремлет, кто хочет — входит, кто хочет — выходит.
Д а л и д а д з е. Это вы о себе? Позавчера и вчера я вас разыскивал, чтобы побеседовать перед этим заседанием… И что же! Ваш начальник признался, что не может с вами справиться. Что на работе вы бываете от силы полдня.
Н и к и т и н. Мне хватает этого времени, чтобы выполнить все свои задания. А дополнительных не дают, хотя я просил неоднократно. Даже был на приеме у академика Всеволодова. Он обещал содействовать… Но…
Д а л и д а д з е. Куда вы исчезаете?
Н и к и т и н. Если речь о позавчерашнем дне, уезжал за город, сажал яблони.
Д а л и д а д з е. Яблони?
Н и к и т и н. Да. На месте прежней свалки, которую постепенно расчищаю. И вдоль дороги.
Д а л и д а д з е (перебирает бумаги). А у нас сведения, что вы на полставки подрабатываете в фирме бытовых услуг.
Н и к и т и н. Не в моем характере бить баклуши. Помогаю пенсионерам мыть окна, могу врезать дверной замок, поклеить обои. Осенью грибы и ягоды собираю, сдаю на консервирование…
Д а л и д а д з е. И это в рабочее время? Вот что, Никитин, хватит. Не являться на службу… Скандалить… Бессовестно обманывать доверие коллектива, который принял вас в свои ряды… Думаю, надо ставить вопрос о служебном соответствии.
Н и к и т и н. Разве непосредственное начальство мною недовольно? Разве я не справляюсь? (Возвысив голос.) Товарищи, предлагаю и всем так действовать. Начать с себя, с нашего родного института. Разгрести завалы обязательств, Гималаи справок и резолюций. Вместо Никанорыча поставить дежурных, чтобы ловили несунов.
Д а л и д а д з е. Какие несуны? Что вы мелете?
Н и к и т и н. А вы разве бумагу не берете? И копирку? И скрепки? И клей? И академик всеми нами уважаемый тоже берет. Я видел. Это вошло в плоть и кровь. Я понимаю: как не взять, если под рукой, а купить — надо тащиться в магазин, да там и нет ничего. И я, признаюсь вам, товарищи, тоже брал и бумагу, и ластики и успокаивал себя тем, что дома занимаюсь институтской проблематикой. Стыдно. Ведь мы в мелких жуликов себя превращаем!
Д а л и д а д з е. Расписывайтесь за себя! А за других… За нас… Верно, товарищи? Бросить тень на святое… На академика…
Г о л о с а.
— Пусть говорит!
— В наш буфет его запустить!
— Народный заступник!
М е т е л к о (толкает Сударушкина). А парень-то ничего. Для нашей затеи.
С у д а р у ш к и н. Как страшно: вдруг заметят. Я весь дрожу. Почему никто не замечает? Ведь лозунг у них прямо перед глазами.
М е т е л к о. А ты боялся.
С у д а р у ш к и н. Очень страшно.
М е т е л к о. Привлечем Никитина к нашему делу. Вполне созревший товарищ.
Н и к и т и н (размахивая руками). Давайте же наконец поговорим честно. Чего вы все боитесь? Почему никто не говорит искренне? Вас сошлют, посадят за решетку?
Г о л о с а. Нет.
Н и к и т и н. Расстреляют? Чего вы трясетесь?
Г о л о с. А если выгонят?
Н и к и т и н. У нас что, безработица? И кто посмеет? Если мы все вместе… Только говоря правду, можно жить. А иначе жить не стоит.
С у д а р у ш к и н (к Метелко). Молод.
М е т е л к о. Горяч.
Н и к и т и н. Вы хоть раз попробуйте! Вот вы, в первом ряду. Расскажите, как попали в наш институт?
С о т р у д н и к (встает). Как? Пришел. Документы оформил.
Н и к и т и н. По призванию? Или случайно?
С о т р у д н и к. Честно?
Н и к и т и н. Мы здесь все честно говорим.
С о т р у д н и к. Встретил товарища. Вместе учились. Позвал он меня сюда. Дал два своих телефона, но по ошибке назвал служебный — домашним, а домашний — служебным. И вот я звоню ему якобы на работу. «А он прилег», — отвечают. — «То есть как? Плохо с ним, что ли?» — «Почему — плохо? Просто прилег, устал». Что ж за учреждение, думаю, где можно прилечь, отдохнуть? Ну и решил…
Д а л и д а д з е. Прекратить безобразие! (Никитину.) Уж не ученик ли вы Савойского?
Н и к и т и н. Я наслышан о Савойском. О том, как его изгнали из этих стен. И признаюсь, кое-что из его методов собираюсь взять на вооружение. Например, свободу выполнять так много работы, как мне по силам!
Шум, ликование в зале.
С у д а р у ш к и н. Вдруг сейчас заметят? Что будет!
М е т е л к о. Этот парень нам подойдет.
Затемнение.
В просторном, кабинете на стенах — оттиски будущих газетных полос. Во главе стола — И п п о л и т о в. Вокруг стола — сотрудники газеты, среди них О р е л и к и В о л о д я.
И п п о л и т о в. Что ж, товарищи, планы двух следующих номеров мы утвердили. А вот что касается отдаленных перспектив… Мне кажется, стоило бы подумать о статье, где вновь будет поставлен вопрос о повышении роли коллектива в управлении производством.
О р е л и к. Такая статья в редакции уже есть. Доводим ее до кондиции…
И п п о л и т о в. Дело даже не в самой статье… Надо, чтобы высказался не журналист, а рабочий, служащий, ученый…
О р е л и к. Именно такой человек у нас и выступает. (Строго смотрит на одного из сотрудников, тот кивает.)
И п п о л и т о в. Еще одно соображение. В последнее время, мне кажется, выросло число разводов. Я прав или не прав?
С о т р у д н и к и (хором, нестройно). Правы, правы.
И п п о л и т о в. В чем тут причина? Не сказывалась ли общая атмосфера вседозволенности и обмана и на взаимоотношениях в семье? Что, если заказать такую статью?..
О р е л и к. Такая статья в портфеле редакции уже есть.
И п п о л и т о в. Надо, чтобы какой-нибудь специалист, демограф, не сам вдруг заговорил об этом, а его побудило бы письмо читателя.
О р е л и к. Именно так статья и построена. Он отвечает на письма.
И п п о л и т о в. И письма есть?
Г о л о с. Еще нет, но уже пишут.
Все смеются.
О р е л и к. Вы недооцениваете коллектив, которым руководите.
И п п о л и т о в. Пожалуй. А вот я еще подумал…
О р е л и к. Статья уже заказана. Будет представлена вам завтра.
Все смеются и расходятся. В кабинете остаются Орелик и Володя.
