Литмир - Электронная Библиотека

Так и осталась бы, наверное, Боккоя у родных развалин навеки, если б не Нюргуна. Тогда она совсем еще маленькой была. Прибежала, бросилась с плачем к Боккое и трясла до тех пор, пока не прояснилось сознание женщины. Нет теперь у Боккои человека родней, чем Нюргуна. И живет старая ради нее.

— Я уйду, да, уйду, но я еще вернусь, чтобы мстить, как Манчары!

Старуха очнулась. И в кого этот парень уродился? Во всяком случае, не в отца — губошлепого Ланкы.

Она осторожно приблизилась к Беке и погладила его непокорные волосы.

III

Сильное летнее солнце пронизывает насквозь кроны берез, шелестят под ветром трепетные листья осинок. Хороший денек. Нюргуна и Аныс еще утром договорились навестить Мастера Морджо. Как можно быстрее управились они с дневной дойкой — иначе Боккоя не отпустит. Аныс давно уж готова — оделась почище и завернула гостинец Мастеру. А Нюргуна замешкалась: никак не заплетет свои длинные, ниже пояса косы.

— Скорей, Нюргуна, — умоляет Аныс. — Госпожа вернется, достанется нам…

Девочки шмыгнули за ограду. Мастер, наверное, уже ждет их. Тяжело ему, одиноко. Правда, в последнее время он чувствует себя лучше и иногда встает с постели, но ходить еще не может.

Вот и юрта Морджо. В прежние годы, когда Мастер был здоров и силен, его жилье было лучшим в округе, если не считать, конечно, богачей. Теперь его усадьба пришла в упадок. Некому поправить провалившийся погреб, заменить подгнившие колья в изгороди. Некому скосить бурьян у дверей юрты. Если не знать, что за этими дверями все же теплится жизнь, можно подумать, что усадьба давным-давно заброшена.

— Смотри, глина с юрты обвалилась, даже жерди видны. Когда успела?… — недоуменно произнесла Нюргуна.

— Ничего, сейчас замесим и обмажем! — отозвалась неунывающая подруга.

Для работящей умелой Аныс залатать прореху в обмазке — пара пустяков.

— Давай, заходи первой!

— Нет, ты!

— Обе сразу! Вы народ худенький, влезете! — раздался веселый голос из юрты. Мастер лежал у самого порога. Очевидно, ему захотелось выйти во двор, но у самой двери он поскользнулся, выронил посох, который упал за дверь, и теперь не мог, ни достать его, ни встать.

— Ну зачем ты торопишься, зря встаешь с постели, — выговаривала Нюргуна, приподнимая Мастера. — Дождался бы нас, мы бы тебя вынесли.

— Да я нарочно упал. Вижу — вы идете, и упал, чтобы меня подняли такие мягкие ручки. Старик хитрый, — отшучивался Морджо.

Нюргуна смахнула непрошеную слезу. Она представила себе, как Мастер, напрягая иссохшие мускулы, тянется и не может дотянуться до предательского посоха, до ясного солнышка, до зеленой травки…

Девочки перенесли больного через порог и усадили на мягкий лужок перед юртой. Мастер на мгновенье зажмурил глаза: так резко по ним ударил ослепительный свет солнца.

Нюргуне внезапно припомнились слова Хоборос: «Зачем живет этот человек? Все равно же сдохнет, вот и подыхал бы побыстрее. Никому от него никакой пользы, одно беспокойство». У Нюргуны от них до сих пор все внутри переворачивается. Она хорошо знает, что случилось с Мастером. Тогда он достраивал большой господский дом, в котором живет Хоборос.

Сделал все: дом, подвалы, поставил изгороди и сэргэ… А когда закапчивал крышу» сорвался. Тетя может считать себя невиноватой, это ее дело, но как она может желать смерти человеку, который возвел ей жилище? Одно несчастье влечет за собой другое: лишившись кормильца, умерли от голода жена и ребенок Мастера. Только два бугорка с покосившимися крестами остались от них у Морджо. А он и до могил доползти не может. Разговаривает с ними издали.

— Вот тебе гостинец — юрюмэ[9] маслом! — протянула Нюргуна.

Юрюмэ она взяла тайком от Боккои, когда старуха пекла их для господского стола. Кроме того, она оставила от своего обеда кусок мяса. Аныс раздобыла где-то плитку зимнего чохона [10].

Девочки быстро вскипятили чайник. Мастер с удовольствием принялся за еду.

— Я еще встану, дети мои, — сказал он, погладив косы Нюргуны. — Не могу же я вас подвести: вы так обо мне хлопочете… Будьте всегда добрыми: кто добр, тот счастлив. Хотелось мне вас хоть чем-то отблагодарить. А чем? Давно я тебе подыскиваю хорошее имя[11], Нюргуна. Только не получается пока. «Цветочек»? «Былинка»? Все это не годится. Я хочу, чтобы ты в этом имени была не такой, какая ты сейчас, а какой станешь позже: мудрой женщиной, уважаемой госпожой. Ты будешь подругой большого человека. Большого не богатством, а сердцем, душой…

— А зачем мне новое имя? — прищурилась Нюргуна. — Или мое сегодняшнее неправильное? Ошибся, наверное, пьяница-поп!

— Имя твое хорошее, и выбирала его твоя мать, а не поп, но такие бывают у многих — и у хороших девушек, и у неважных, и у красивых, и у дурнушек. Я же хочу, чтобы тебя звали как никого.

— Прозвище, что ли, выдумываешь? — фыркнула Аныс.

— Нашел! Нашел! — вдруг закричал с торжеством в голосе Мастер. — Кыыс-Хотун [12] — вот как буду звать тебя я и все прочие! Да, только так, и не иначе. Имя это годится уже сейчас и будет годиться всегда. Ты вечно будешь молодой, как девушка, и ты уже сейчас хотун — маленькая хозяйка всего, на чем останавливается твой взгляд. А то ли еще будет лет через десять! Будь, Нюргуна, богатой и счастливой, и доброй, как сейчас. Да, только так — Кыыс-Хотун… — Морджо в возбуждении потер руки.

Пробравшись украдкой в усадьбу, девочки увидели, как из амбара стремглав выскочил Беке. Подруги расхохотались. До чего чудной парень. Увидел возвращающегося с охоты Василия Макаровича и помчался к нему навстречу — докапываться до истины.

Василий Макарович пропадает на охоте чуть ли не каждый день. Человек он городской и никогда этим делом не занимался, но в Кыталыктахе пристрастился. Чаще всего он возвращается ни с чем, а иногда приносит какую-либо птицу и спрашивает, как она называется. Этим он ошарашивает всех. Что за странный якут? Не знает, во что стреляет. Но он упорно охотится — может, потому, что не любит оставаться дома. Короткую куртку подпоясывает ремнем, на ремне патроны. Ходит спокойно, с улыбкой, кого ни встретит — заговаривает первым. Сразу видно — добрая душа учитель. У самого последнего бедняка нет — нет да и шевельнется желание попросить его, чтобы научил сына-подростка разбирать мудреные буквы. Боятся госпожи: стоит Василию написать за кого-либо письмо или прошение, как его расчетливая жена требует отработки — косить луг или возить дрова. А сколько за учение она заломит? Э, нечего и заикаться о такой бредовой мечте.

— Царь людей расстрелял, — донеслись до Нюргуны слова Беке. — Приказал — и все тут! Много-много людей!

— Где же? — не повышая голоса, спросил учитель.

— Да там… Где-то там… где царь! — запутался Беке.

— Гм… Русские сказки часто начинаются так: «В некотором царстве, в некотором государстве». Так и у тебя. Такие вещи надо точно знать, а если не знаешь — не пересказывай.

Нюргуна ничего не поняла. Вечно этот Беке мудрит, говорит не зная что. Она остановилась поодаль, прислушиваясь к разговору.

— Слухи часто бывают преувеличенными, — продолжал Василий Макарович. — Мало услышать новость.

Надо знать не только, что произошло, но и почему. Только после этого можно правильно судить о событии. Нельзя, как ты: «В некотором царстве, в некотором государстве…» В жизни сказок, Петя, не бывает.

— Да я своими ушами от Ивана — сударского у Мики слышал. Уж он-то не будет врать. Умный, образованный человек, оттого и к нам попал. Вот вернется от друга своего — сами расспросите.

— А где его друг?

— Забыл где, в соседнем улусе. Их вместе сослали. Только Иван Иванович каким был, таким остался, а тот разбогател. У нашего Ивана не появляется.

вернуться

9

9 Юрюмэ — тонкие молочные блинчики.

вернуться

10

10 Чохон — замороженная смесь молока и масла.

вернуться

11

11 В старину у якутов, кроме имени, данного при рождении, бывали часто прозвища, становившиеся вторым именем.

вернуться

12

12 Кыыс — девушка, хотун — уважаемая госпожа, хозяйка.

6
{"b":"820928","o":1}