Тишина крошечного астероида внезапно стала усиленной. Смущаясь мертвеца, Барджин резко осознал, что остался один с большим количеством наблюдающих глазами звезд.

— Черт, я теперь не стану преревозбужденным, — сказал он себе непосредственно. — Это было лучшим способом сделать так — на каком-то небольшом астероиде, где никто никогда не приземлиться, чтобы найти его тело. Если я сделал бы это в космосе и выбросил его тело, то, возможно, плавая, оно могло быть найдено. Но этот путь…

Он вернулся на крейсер, захлопнул, закрывая тяжелую дверь, и снял скафандр. Пристально поглядел горящими глазами на тяжелые мешки металла.

— Скоро я получу полмиллиона долларов, когда доставлю этот материал в космопорт Церы, — возликовал он. — Я богатый человек! Я могу успокоиться, путешествовать по всей Системе в роскоши. Ликер, женщины…

Он запустил ракетные двигатели и взлетел с выхлопом огня.

Он устал после недель трудной горной добычи на метеорах и от реакции на убийство, которое он только что совершил.

Хорошо, что было недалеко до Церы — большого астероида, который был местом встреч метеоритных шахтеров и оплотом цивилизации Системы и закона. Он установил автоматический космический пилот, чтобы тот отвел его на Церу, дабы быть отдохнувшим и готовым обладать своим новым богатством, когда доберется туда.

В те часы сон Барджина не был обеспокоен полными раскаяния мечтами, которые последовали. Он лежал, растянувшись в каюте, в то время как автоматический пилот направлял крейсер на Церу. Затем острое гудение противометеоритной защиты полупробудило его, но щелчок механического пилота с наладкой курса крейсера, избегающего преграды, успокоили Барджина, и он провалился в сон.

Когда длительное гудение, наконец, пробудило его, он посмотрел в носовое окно и увидел впереди Церу.

Барджин взял управление на себя и направил крейсер вниз с планированием на раскинувшийся космопорт, который был загроможден офисами и другими зданиями. Он увидел людей, бежавших к его судну.

— Хотите узнать, какую удачу мы поимели, — захихикал он. — Подождите, пока не увидите мешки.

Когда он с усилием открыл дверь в бледно-золотой солнечный свет и тонкий воздух Церы, офицер Планетной Полиции оказался перед ним.

— Ну что ж, Вы богаты, на сей раз, Барджин? — спросил офицер, записывая в блокнот время прибытия судна.

— Мы? — вскричал Барджин. — По крайней мере — полмиллиона в металле! — затем его лицо успокоилось. — Но Стив Холт, мой партнер — он погиб в результате несчастного случая. На большом астероиде — мы рыли руду, и его сокрушила опавшая скала. Я похоронил его там — бедный Стив.

— Это точно? — спросил человек из Планетной Полиции. — Тогда, как Вы объясните это, Барджин? Это — ваше кайло, не так ли?

И он указал вниз на грунт около судна. Там лежало тело Стива Холта и кайло все еще высовывалось из его спины!

Барджин посмотрел, и услышал рев в своих ушах. Ужасная действительность его собственной глупости промчалось через него.

Да, он оставил тело Стива на астероиде. Но, поскольку, как заметил Стив, тот крошечный астероид имел массу меньше, чем крейсер, то когда крейсер полетел прочь, тело Стива было привлечено к более тяжелой из этих двух масс — массе корабля, вместо астероида.

Согласно закону гравитационной притяжённости, тело прицепилось к его крейсеру, и принеслось к Цере, в то время когда он спал, ничего не подозревая. Оно опустилось с ним в эту область космопорта, когда он приземлился. И оно лежит теперь в бледном солнечном свете, с мертвыми глазами, глядя на Барджина со стеклянным триумфом.

Доктор Хэрримэн остановился в коридоре у родильного отделения и спросил:

— Ну как там эта женщина из 27-ой?

Глаза пухленькой курчавой медсестры погрустнели.

— Она умерла через час после родов, — ответила она. — У неё было слабое сердце. Врач кивнул, и его худощавое, гладко выбритое лицо отразило внутреннюю сосредоточенность.

— Да, я припоминаю, она и её муж пострадали при электрическом разряде в метро год назад. Муж умер недавно. А как ребёнок?

Медсестра замялась:

— Прелестный, здоровый малыш, только…

— Что — только?

— Только у него горб на спинке, доктор.

Доктор Хэрримэн в сердцах выругался.

— Чертовски не повезло парню! Родился сиротой, да ещё и калека. И с неожиданной решимостью он добавил:

— Я осмотрю новорождённого. Возможно, ещё не всё потеряно.

Но когда он вместе с медсестрой склонился над кроваткой, где, проголодавшись, орал красный, сморщенный Дэвид Рэнд, он покачал головой.

— Нет! Эту спину уже не выпрямишь. Обидно!

Всё красное тельце Дэвида Рэнда было таким же ровным и правильным, как у любого новорождённого младенца, кроме его спины. Лопатки на ней торчали с обеих сторон в виде двух выступов, закругляющихся к нижним рёбрам.

Эти два горба-близнеца имели в своём выпуклом изгибе такую удлинённую и обтекаемую форму, что даже не выглядели уродством. Опытные руки доктора Хэрримэна осторожно прощупали их. Выражение озадаченности промелькнуло на его лице.

— Что-то не похоже на обыкновенную деформацию, — задумчиво произнёс он. — Посмотрим, что покажет рентген. Скажите доктору Моррису, чтобы приготовил аппарат. Доктор Моррис, коренастый рыжеволосый молодой мужчина, с жалостью посмотрел на орущего младенца, лежавшего перед рентген-аппаратом.

— Бедняжка! Такая спина — не подарок, — пробормотал он. — Готовы доктор?

Хэрримэн кивнул:

— Давай.

В аппарате что-то щёлкнуло и затрещало. Хэрримэн приложил глаза к флюороскопу и оцепенел. Прошла долгая, напряжённая минута, пока он не оторвался от своих наблюдений. Его худощавое лицо было смертельно бледным, и медсестра недоумевала, что могло так взволновать его.

Заплетающимся языком Хэрримэн сказал:

— Моррис! Посмотри сюда. Или я сошёл с ума, или произошло что-то невозможное. Моррис, озадаченно наблюдавший за своим начальником, посмотрел в аппарат и отшатнулся.

— О, Боже! — воскликнул он.

— Ты тоже это видишь? — сказал доктор Хэрримэн. — Значит, я в своём уме. Но это… О, такого в истории человечества ещё не было!

— И кости тоже… полые… и строение скелета всё другое… — бессвязно бормотал он. — И весит он…

Нетерпеливым движением он переложил младенца на весы. Стрелка покачнулась.

— Посмотрите! — воскликнул Хэрримэн. — Его вес в три раза меньше, чем должен быть при его росте.

Рыжеволосый доктор Моррис не сводил зачарованного взгляда с округлых выступов на спине младенца.

— Но этого просто не может быть… — хрипло сказал он.

— Но это есть! — оборвал его Хэрримэн. Его глаза сверкали от возбуждения. — Изменения в генетической программе! — воскликнул он. — Только в этом может быть дело. Воздействие на плод…

Он хлопнул кулаком по ладони.

— Я понял! Электрический разряд, от которого пострадала мать ребёнка за год до его рождения. Вот что случилось: выброс жесткой радиации, который задел и изменил его гены. Ты помнишь опыты Мюллера…

Любопытство медсестры взяло верх над субординацией. Она спросила:

— Что-то случилось, доктор? Что-нибудь с его спинкой? Или что-нибудь ещё хуже?

— Ещё хуже? — переспросил доктор Хэрримэн. Переведя дыхание, он сказал медсестре: — Этот ребёнок, этот Дэвид Рэнд — уникальный случай в истории медицины. Таких, как он, никогда — насколько известно — не было, и то, что с ним произойдёт, не происходило ещё ни с одним человеком. И всё благодаря электрическому разряду.

— А что с ним произойдёт? — испуганно спросила медсестра.

— У этого ребёнка будут крылья! — закричал Хэрримэн. — Это зачатки крыльев, которые очень скоро прорежутся и вырастут так же, как прорезаются и растут у птенца. Старшая медсестра смотрела на него, не мигая.

— Вы шутите, — наконец сказала она в тупом недоумении.