Еще раз в жизнь Тура Хейердала вмешался верный судовладелец.

Он купил лошадь, которую назвал Райо, и на ней совершал свои ежедневные поездки в «Чистилище». Помимо Райо, у Тура практически не было радостей. Дом, куда он должен был переехать, все еще не построили, на пирамидах также не происходило ничего значительного. В довершение ко всему внезапно умер Гильермо Ганоза, его ближайший помощник в это трудное время.

Новая цитата из дневника: «Хаос во всем. Охранник пьян, мастера неспособные. Нужны деньги, много задолжал по мелочи. Должен съездить в Лиму, может, там смогу снять доллары. Страдаю диареей после того как поел гнилых оливок. В раковине нашел скорпиона. Тараканы. Комары».

Наконец, в конце апреля 1989 года Тур смог отпраздновать новоселье в «Каса "Кон-Тики"». Он пригласил 65 человек, но пришли 170, и всех накормили обедом[562]. Такой наплыв объяснялся не только бесплатной едой. Тур Хейердал, или Доктор Тур, своим обаянием и щедростью постепенно завоевал сердца жителей деревни[563]. Он участвовал в их жизни, ходил на свадьбы и на деревенские праздники, на крестины детей и дни рождения, даже на похороны, которые вообще-то не любил.

Хотя люди в Тукуме никогда не были пунктуальными, и даже хотя они иногда бывали «такими же воришками, как и в Полинезии», они любили Тура за его дружелюбие, поскольку его добрая улыбка была естественной и настоящей[564]. Для человека, считавшего со времен студенчества в межвоенном Осло так называемый прогресс человечества регрессом, убежденного в том, что радио и телефон принесли обществу больше вреда, чем пользы, жизнь в том, что он называл «средой древности, где только одежда и автомобили напоминали о нашем веке», была облегчением[565].

«Каса "Кон-Тики"» был большим белым двухэтажным домом. Он находился посреди богатого сада, где Тур по привычке начал выращивать фрукты и овощи. В хлеву жили домашние животные, вокруг бегали квохчущие куры. Он вырыл колодец и в конце-концов сделал себе водопровод после долгого ношения ведерком на колесах.

В «Чистилище» археологические раскопки все-таки начались, жизнь постепенно налаживалась. Хотя работа по устройству базы при археологической станции в Тукуме была «наиболее сложным» проектом, с которым он когда-либо в своей жизни имел дело[566], он, наконец, смог снова заняться тем, что еще в самом начале называл самым интересным сражением»[567].

Тур Хейердал достиг многого. Он стал известен, имел собственость, некоторое время был даже весьма состоятельным человеком. Он жил богатой и увлекательной жизнью. Тем не менее ему кое-чего не доставало. Ему не хватало уважения — не как борцу за охрану окружающей среды, не как к гуманисту, не как борцу за мир, но как к ученому.

Его теории, конечно, жили, но в научном отношении это была очень жалкая жизнь. Сколько раз ученые заимствовали теории друг у друга, чтобы доказать, что Хейердал ничего не понимал в научной методике! Сколько раз они критиковали его, даже осуждали и клеймили за то, что он не обращал внимания на аргументы противников и на результаты новейших исследований! В глазах многих он бесконечно перемалывал одно и то же, как мельница, не желая воспринимать никаких других идей, кроме своих собственных. Но будучи упрямым и настойчивым, он не хотел и не мог сдаваться. Даже мысль о том, чтобы пересмотреть свои взгляды, возможно, согласиться со своими критиками по отдельным вопросам, была ему чужда.

Был ли Тукуме его последним шансом? Могли ли пирамиды помочь ему в получении так желаемого им уважения? Могли ли они подтвердить, что труд всей его жизни имел смысл не только для любителей, но и в научном мире? Сможет ли он, в конце концов, указать своим противникам на дверь? Здоровье по-прежнему оставалось крепким, как сталь, интеллектуальные способности тоже были на высоте. Но времени уже оставалось не так много.

«Кон-Тики», «Ра» и «Тигрис», Галапагосские острова и остров Пасхи — сколько дал он специалистам и любителям посредством этих экспедиций! В мире любителей его очень почитали и обожали. Но специалисты?

Закрома его проектов скоро опустеют. Однако триумф пока так и не последовал. Не станут ли спасением забытые пирамиды Тукуме?

Единственное, что придавало ему силы и помогало продолжать и не сдаваться, несмотря на все сложности, была вера в то, что в пирамидах Тукуме скрывался самый большой сюрприз для мира, писал он Якоби. Вера в то, что он, наконец, восторжествует. Еще раз именно эта цель наполняла его энергией, у него была задача. Он прибыл в Тукуме не как охотник за сокровищами, но для того, чтобы найти ответ на свои вечные вопросы.

Однако не только проект, пирамиды и мечта о великих находках держали его на плаву. Кроме того, все указывало на то, что он хотел пройти сквозь очищающий огонь и обосноваться в Тукуме. Перу стала альтернативой Италии, он хотел сбежать в «Каса "Кон-Тики"» с истощенных пастбищ Колла-Микьери.

Еще в июле 1988 года, пока он жил в убогом доме на колесах, а дела шли из рук вон плохо, он писал Ивонн: «Верно, что я был в отчаянии, когда в последний раз уехал из Коллы. ...Мне нужно было уехать. Возможно, Тукуме спасет меня»[568].

В письме к Туру-младшему спустя пару недель он углубил свою мысль: «После последней демонстрационной выходки Аннетте против Лилианы и из-за того, что Ивонн не принимает ситуацию, мне больше не нравится жить в Колле»[569].

Тем не менее он подчеркнул в этом письме, какой «неописуемый восторг» и «огромное наслаждение» он испытывал в Колле и полностью отказаться от этого места он не хотел. Но он уже не находил там той атмосферы, в которой ему хорошо жилось и работалось. Жизнь превратила его в гражданина мира, в своего рода международного кочевника, и он назвал и другие места, где жил какое-то время, продолжительное или не очень: «Хорншё Фату-Хива, остров Пасхи, да еще Куба, а теперь — Тукуме, вот те места, где я чувствую себя дома и где мне нравится». И пока у него по-прежнему есть возможность посещать Коллу и Норвегию, «я чувствую себя свободным, как птица, и не желаю больше привязываться ни к какому-то месту, ни к какому-либо человеку который не желает мне добра».

Давление, которое он испытывал со стороны Ивонн и дочерей, пытавшихся выгнать Лилиану из Колла-Микьери, равно как жить там самому, «в одиночестве, или передав бразды правления Ивонн», он считал неприемлемым[570].

Однако, если отношения Тура с Ивонн и Аннетте, похоже, было уже не исправить, то его отношения с Лилианой также переживали не лучшие времена. Он заботился о том, чтобы сделать асе возможное для нее, его волновало ее ухудшающееся здоровье Они жили под одной крышей в общей сложности уже пятнадцать лет, но та нежность, которую Тур довольно долго испытывал по отношению к Лилиане, угасла и сменилась сочувствием. Таким образом, эти отношения требовали больше, чем давали, и вместо источника вдохновения Лилиана превратилась в обузу. Все же в своем желании стать свободным, как птица, он долго не хотел отказываться от этой обузы.

Помимо удовлетворения потребностей Тура в близости и тепле, Лилиана не стала помощником в его работе. Хоть он и пытался научить ее исполнять простые секретарские функции, она никогда не смогла стать тем, кем были для него Лив и Ивонн. Кроме того, произошло нечто, подорвавшее его доверие к ней. Внешне он не показывал вида, поскольку ему было бы очень стыдно, если бы об этом узнали. Лилиана начала воровать у него деньги.