Норман считал, что они могли бы избежать проблем, если бы последовали прямо в Египет. Но Тур этого не хотел[301]. Тогда осталась единственная альтернатива — Джибути.
Отказ от Египта по причине жары был не чем иным, как самым что ни на есть фиктивным поводом. Хейердал никогда раньше не боялся жары, в том числе и тогда, когда он планировал экспедицию на «Тигрисе», отправляясь в самый жаркий район Земли. Военная ситуация, напротив, была самым настоящим поводом избегать Красного моря. Однако, помимо страха попасть под обстрел, имелись и другие основания.
Терпение команды подошло к концу. Они уже претерпели достаточно. У них больше не оставалось моральных сил держаться. А до Египта оставалась еще тысяча морских миль. Даже если бы Тур Хейердал и повел «Тигрис» в Красное море, это была не та цель, ради которой экспедиция затевалась.
После Сокотры стало ясно, что многие на борту в глубине души надеялись, что путешествие закончится в Джибути. Они торопились поскорее попасть домой. Герман собирался здесь покинуть экспедицию в любом случае: его ждали дела. Норрис сделал все требуемые снимки, а дома ему предстояло строить дом. Юрий и Карло также не планировали продолжать путешествие дольше чем необходимо. Из-за занятий в школе Детлеф должен был вернуться домой до конца апреля[302].
Более серьезной проблемой стали неумолимые признаки износа «Тигриса». Вскоре после того как они покинули Сокотру Юрий заметил, что судно, или «плот», как он его называл, «значительно осел». Нос погрузился еще сильнее, все судно завалилось на правый борт[303]. Во время непогоды в ночь с 21 на 22 марта волны достигали трех метров, и хотя скорость оставалась хорошей, Норрис обеспокоился тем, что «Тигрис» был тяжел и неповоротлив и уже не так хорошо слушался руля, как раньше[304].
Снопы тростника, из которых был изготовлен «Тигрис», держались вместе с помощью нескольких сотен метров 18-миллиметровой конопляной веревки, «свитой в спираль от носа до кормы»[305]. Во время ныряний под днище корабля оказалось, что эта веревка повреждена. «Очевидно, что мы начинаем распадаться. Если спиральный канат прогниет, это будет катастрофа. Тогда бунты разойдутся при первом же шторме», — предупреждал Юрий[306].
Но «Тигрису» шторма больше не грозили. В среду 29 марта экспедиция бросила якорь на рейде столицы Джибути. Местный норвежский консул пригласил их на холодное пиво и в душ. После почти двух месяцев в соленой среде Эйч-Пи никогда не чувствовал себя таким чистым. Он пережил это так, как будто «обрел новое тело»[307].
Тур предпринял последнюю попытку, чтобы получить от Северного Йемена разрешение на заход «Тигриса». Однако правящий режим отказал по «соображениям безопасности». Оказавшись в ловушке, Тур принял неожиданное решение. Он решил сжечь древнее судно в знак протеста против войны и насилия в наше время. Корреспонденты Би-би-си в количестве двух человек находились в Джибути. Когда Тур Хейердал сообщил им, что сожжет «Тигрис», они потребовали, чтобы он держал это в тайне до последней минуты[308]. Никаких заявлений, никаких предварительных сообщений. Ханс Петтер Бён во время службы в армии изучал подрывное дело. С помощью простейших подручных средств он изготовил часовой механизм, который должен был вызвать пожар. Через пять дней после прибытия в Джибути «Тигрис» исчез в пламени. В письме Тура Хейердала Генеральному секретарю ООН Курту Вальдхайму, среди прочего, значилось: «Сегодня мы сжигаем наше гордое судно с поднятыми парусами, такелажем и корпусом в знак протеста против проявлений бесчеловечности в мире 1978 года, в который мы возвратились из открытого моря. <....> Мы обращаемся к простым людям всех индустриальных стран, необходимо осознать безумные реальности нашего времени, которые для всех нас сводятся к неприятным заголовкам в новостях. С нашей стороны будет безответственным не требовать от тех, кто принимает ответственные решения, чтобы современное оружие не предоставлялось народам, которых наши деды корили за секиры и мечи».
Путешествие на «Тигрисе» продолжалось в течение 143 суток. К этому времени экспедиция прошла 3707 морских миль[309], почти столько же, сколько и «Кон-Тики», когда он пересек Тихий океан тридцатью годами ранее. В течение 143 суток международный экипаж в составе одиннадцати человек жил вместе. Время от времени случались ссоры, однако все противоречия были забыты, когда со слезами на глазах они смотрели, как судно, бывшее их домом в течение пяти месяцев, исчезало в пламени. Они осуществили удивительное путешествие, как в пространстве, так и во времени, и имели все основания гордиться. Однако цель путешествия постепенно исчезла, и то, к чему стремился Тур Хейердал, так и не было достигнуто. Он не добрался до мыса Доброй Надежды, затем он никогда не проверил свою гипотезу о том, что древние люди Месопотамии установили связи между Индийским и Атлантическом океанами.
Поскольку экспедиция на «Тигрисе» основывалась на гипотезе, которую так и не удалось проверить, с научной точки зрения Туру Хейердалу было необходимо разработать новую теорию взамен старой. Он не мог вернуться домой без научного результата. В письме в ООН он намекнул Курту Вальдхайму о своей новой теории, в то же время он вывел следующее заключение: «Мы показали, что в создании ранних цивилизаций земного шара древним жителям Месопотамии, долины Инда и Египта, вероятно, помогали взаимные контакты на примитивных судах, которыми они располагали пять тысяч лет назад».
Хейердал показал, что тростниковое судно способно находиться на плаву достаточно долго, чтобы связать вместе три цивилизации во время морского путешествия. В книге, которую он написал об этом плавании, он дал понять, что являлся первым, кто установил, что такие контакты имели место. Однако тут его остановил норвежский археолог Эйстейн Кок Йохансен, позднее ставший одним из близких коллег Тура Хейердала. Он говорил: «Это абсолютно не так. К тому моменту, когда Хейердал представил свои постулаты, многие археологи и другие ученые давным-давно опубликовали многотомные труды об этих очевидных связях»[310].
Плавание на «Тигрисе», несомненно, знаменовало новую веху в интересной и трудной жизни Тура Хейердала. В то же время он уже в некотором смысле приближался к ее концу. Годы, когда море было испытательной площадкой для его научных теорий, определенно, остались позади. С помощью своих морских путешествий он опроверг представление, или догмат о том, что доисторические люди считали море препятствием на пути культурам. Наоборот, море представляло собой дорогу, и он высказал довольно привлекательную мысль о том, что прежде колеса и седла люди изобрели парус[311]. Так он придал новое измерение современной картине мира, не только расширив пространство действий древних людей, но также и наши представления об истории географического распространения народов.
Из-за ветров в Персидском заливе и в Индийском океане сентябрь был лучшим моментом для начала плавания, которое планировал Хейердал. Однако, поскольку тростник берди нельзя срезать до августа, осуществить это было невозможно, разве только если бы он не отложил плавание на год. Но в то же время ни Хейердал, ни консорциум не могли скопировать шумеров. Если самым главным ресурсом шумеров было время, то Хейердал и его сторонники оказались в руках современных божков — суеты и денег.
