Однако идея возвращения в прошлое, к истокам цивилизации с тех пор так и не покинула его. Сюда же относятся его путешествие нa «Кон-Тики», «Ра» и теперь на «Тигрисе». Чтобы установить связь между людьми XX века и их предками, Тур Хейердал хотел напомнить об ответственности современного мира за сохранность творений древности.
Указывая на истоки и развитие культур, он хотел показать, что все люди принадлежат одной и той же семье, независимо от того, где они живут и на каком языке говорят. Поскольку, когда все люди видят, что сидят в одной лодке, и опасность для одного является опасностью для всех, можно надеяться, что они найдут совместный путь спасения от гонки вооружений, безудержного экономического роста и загрязнения окружающей среды, охвативших созданную ими цивилизацию за горло. Поэтому Тур Хейердал верил в современные средства — такие как «Один мир» и ООН. Поэтому он плавал под флагом Организации Объединенных Наций, и поэтому он набирал на свои суда интернациональный экипаж. Мосты были его основным инструментом, мосты между старым и новым, мосты между людьми.
Теперь он искал новое звено, как он надеялся — в форме шумерского зиккурата на Аравийском полуострове. Если бы он его нашел, то смог бы доказать, что шумеры плавали не только в Дильмун, но также через Ормузский пролив к более далеким берегам.
Дорога, наконец, закончилась, и они попали в пески пустыни. Коста направился к хижине вдалеке, а затем они выехали на равнину. И то, на что показывал итальянский археолог, сразу же бросилось в глаза Тура: «...огромные, похожие на шоколад валуны уложенные друг на друга террасами наполовину засыпанного сооружения»[224].
Тур выбрался из джипа и побежал к развалинам. Это было то, что он надеялся увидеть, но не осмеливался об этом думать. В течение нескольких минут Тур Хейердал заключил, что «шоколадные» камни образовывали собой зиккурат шумерского происхождения.
Структура была четырехугольной, четыре угла указывали на стороны света. До середины одной из сторон шел пандус, что было типичным признаком ступенчатых пирамид, построенных солнцепоклонниками Месопотамии и доколумбовой Америки. Хейердал исключил то, что в основе этого сооружения лежали традиции мусульманской архитектуры, но он признал, что линии были такими же, как и у того маленького храма, который Джеффри Бибби раскопал в Бахрейне[225].
Паоло Коста был гораздо осторожнее в своих выводах. Он npизнал, что сооружение является уникальным в своем роде. Но он не стал бы утверждать, что оно относится к шумерской эпохе без достоверных результатов датировки, подтверждающих, что сооружение действительно относится к третьему веку до Рождества Христова. Единственным способом получить такую датировку были археологические исследования, но пока ни одному археологу не удалось воткнуть свою лопату в эти пески.
Тура крайне удивило отсутствие интереса к такой редкой находке. Коста объяснил, что находка довольно недавняя, ее сделала группа археологов из Музея археологии и этнологии Пибол при Гарвардском университете. Султан нанял команду, чтобы среди прочего, выяснить, насколько экономически целесообразно будет возобновить разработку месторождений меди в этом районе. В 1976 году руководитель этой группы, Джеймс Хамфри опубликовал статью в журнале археологии Омана, где он описал находку зиккурата. Именно эта статья послужила основой для неподтвержденных сообщений, полученных Туром во время постройки «Тигриса» в Ираке. Даже у Паоло Коста не было времени на раскопки, поскольку он в первую очередь был занят картографированием исторических памятников по всему Оману.
Медь была драгоценным металлом для шумеров. Из шумерских табличек следует, что они добывали необходимую им медь в месте, которое называлось Маган. Мнения ученых по поводу местоположения этого Магана различались. Упоминалось, что он находится в Йемене, Египте, Судане, Ираке и Пакистане, но ни одно из этих утверждений не подкреплялось научными свидетельствами.
Паоло Коста толкнул Тура в спину и указал на гору неподалеку. Туру показалось, что она выглядела, будто «ржавый зуб».
— Один из древних карьеров, — сообщил итальянец. — Везде в этом районе мы находим следы медных рудников доисторической эпохи[226].
Они снова сели в джип и отправились в тот район, где, как считали, раньше были горы, но теперь остались только кучи шлака, Расчеты показали, что эти холмы состояли из 100 тысяч тонн отходов от плавки меди — молчаливые свидетели того, что когда-то, две-три тысячи лет до нашей эры здесь существовали крупные высокоразвитые рудники.
— Маган, — сказал Тур.
Коста кивнул. Здесь, в северном Омане, шумеры нашли свои легендарные медные горы[227].
Тур вернулся на «Тигрис» довольный. Мрачное выражение лица исчезло, он широко улыбался. Он рассказал своему экипажу, что «это вызовет фурор во всем мире. Хорошая реклама для экспедиции, а также и для фильма», — как цитировал его в своем дневнике Эйч-Пи. Со своей стороны, юный норвежец добавил: «Кроме того, это подтверждало многие из гипотез Тура».
Хейердал отправил отчет в штаб-квартиру консорциума в Лондоне. Отчет начинался так: «В султанате Оман на Аравийском полуострове найден тип пирамиды, который до сего времени не встречался за пределами Месопотамии, Мексики и Перу»[228].
Далее следует, что эта находка целиком и полностью подтверждает гипотезу о том, что древние шумеры плавали через Ормузский пролив и посещали далекие страны Персидского залива, почти в тысяче морских миль от их собственных вод, омывающих Месопотамию.
Хейердал также сослался на медные горы, которые, как он считал, подтверждали сведения из шумерских табличек, рассказывающие о купцах, регулярно плававших в какую-то восточную страну, называемую ими Маган, и привозили оттуда медь.
В отдельном абзаце он отметил археологов из Гарварда, которые первыми сообщили о находке необычного каменного сооружения, похожего на зиккурат месопотамского происхождения Тур подчеркнул, тем не менее, что американцы не попытались провести более подробную идентификацию и поэтому не сделали соответствующих выводов по поводу своей находки.
Для Тура Хейердала пребывание в Омане означало установление новой связи. На тростниковой лодке «Тигрис» он связал не только Месопотамию и Дильмун, но также Дильмун и Маган В то же время каждый раз, когда он видел следы зиккурата — как
в Уре, Бахрейне или в Омане — он отправлялся мыслью дальше в Мексику и Перу, даже острову Пасхи он находил место в этой мозаике. И если он хочет попасть туда, к культурам Нового Света, то у него мало времени. Так что, капитан, прочь от берега и суши, быстро в море!
Прежде чем они отправились в путь, Тур должен был решит] что делать с большим, тяжелым парусом и длинной реей. Снаряжение было очень тяжелым, а для «Тигриса» лучше, если на борту будет не очень много груза. Кроме того, оно занимало очень много места. Мнения экипажа разделились. Норман и Детлеф хотели оставить парус. Карло и Юрий пожелали избавиться от всей этой конструкции. Тур выбрал соломоново решение: парус оставили на «Тигрисе». Рею он отдал шкиперу day, который привел его в порт. Когда представится возможность, он сделает себе новую рею, из более легкого дерева. Он предполагал, что такая возможность у него будет на Мадагаскаре, который он считал следующей целью экспедиции[229].
«Тигрис» вышел из Маската в четверг 12 января 1978 года. Утром, пока еще было тихо, экипаж взялся за весла, чтобы вывести судно из порта. Но весла оказались малопригодными для этой цели, тростниковое судно было слишком тяжелым, и после часа работы они смогли отплыть лишь на длину троса[230]. Как раз, когда им нужно было обогнуть мол, подул ветер и снес их назад. В какой-то момент всей многочисленной публике, собравшей проводить доисторическое судно, показалось, что их сейчас выбросит на камни. Тут же им на помощь бросился буксировочный катер и вывел их на свободу. Через два часа пути от берега Тур помахал, что теперь достаточно, буксир собрал трос и развернул восвояси.
