Это недвусмысленное сообщение Тур Хейердал получил от «болотных арабов». Поскольку в озерном крае они жили на плотах, сплетенных из тростника, то знали, что только если тростник срезали в августе, плот мог продержаться на воде целый год.
«В августе в стволе происходит что-то, что отталкивает воду», — объяснили они Туру[112]. Этим были внутренние соки, чья пропитывающая способность наделяла срезанный в летнее время года тростник более сильными водоотталкивающими свойствами, чем в любое другое время.
Совпадение. В долине Инда в Пакистане Норман Бейкер и Тур Хейердал нашли такой же тростник берди, как и тот, из которого они построили «Тигрис» в Ираке. Хейердал считал, что здесь были все условия для развития древнего мореплавания, как и в древней Месопотамии
В качестве строительного материала для двух лодок «Ра» Хейердал использовал папирус. Этот тростник больше не рос на берегах Нила, как в древности, поэтому его пришлось везти с одного из озер Эфиопии. Чтобы сделать лодки к весне — самому лучшему времени года для плавания через Атлантику, тростник срезали в декабре. Это оказалось судьбоносным фактором. Срезанный в неподходящее время тростник не содержал соков, и буквально через месяп плавания и «Ра», и «Ра-II» набрали столько воды, что чуть не затонули. Впоследствии эта ошибка мучила его как физически, так и морально[113]. Поэтому, когда строили «Тигрис», он твердо решил послушать совета «болотных арабов» и срезать тростник в августе, хотя в это время стояла самая страшная жара.
Тростниковые суда встречались у многих народов мира, и Хейердал потратил немало времени на изучение истории вопроса. Несмотря на плачевный опыт с «Ра», он все-таки доверял свойствам тростниковых судов, и если бы он повторил плавание на «Кон-Тики», то сделал бы плот не из бальзы, а из тростника. «Тигрис» едва спустили на воду, а он уже заявил о новой тихоокеанской гипотезе в интервью газете «Афтенпостен»: «Нет таких судов, которые превосходили бы по мореходным качествам тростниковые лодки. Скорее всего, именно с помощью тростниковых лодок открыли Полинезию, в то время как на бальзовых плотах перевозили женщин, скот, пожитки и т.п.»[114].
Хотя Хейердал считал, что тростниковые лодки в отношении безопасности превосходят остальные суда, на этот раз он принял специальные меры предосторожности. Перед самым отправлением в Ирак он написал завещание. Оригинал хранился у адвоката, но копию он передал Лилиане, а не Ивонн[115].
Тур приземлился в Багдаде 21 августа 1977 года. На следующий день он принял участие в симпозиуме с иракскими учеными в Национальном музее. Двадцать третьего числа он поселился в «Гостевом доме "Сады Эдема"», а 24-го Гатаи и набранная им команда из двадцати местных рабочих срезали первый тростник. Обычно дожди начинались во второй половине ноября, и до этого нужно было спустить «Тигрис» на воду и полностью оснастить. Времени было в обрез.
Задача оказалась сверхсложной. Имея нехватку времени, в стране с плохой инфраструктурой он в течение пары месяцев и при 50-градусной жаре должен был организовать строительство тростникового корабля длиной 60 футов, или 18 метров.
Количество работников возрастало по мере того как кинематографисты из Национального географического общества, Би-би-си и экипаж «Тигриса» прибывали на место. Они приезжали со всего мира, на площадке слышалась самая разная речь. Всех их разместили в «Садах Эдема», и хотя гостевой дом имел такое обязывающее название, условия пребывания там оставляли желать лучшего. Не было обслуживающего персонала, людям приходилось самим убирать комнаты. Не хватало места, и приходилось делить одну комнату на несколько человек. Старое санитарно-гигиеническое оборудование часто выходило из строя. От двух работающих кондиционеров шуму было больше, чем пользы.
В гостинице имелся телефон, но работал он редко. До следующего телефона пришлось бы добираться полчаса пути на машине по самым опасным в мире дорогам. У этого аппарата всегда стояла очередь, затем приходилось тратить еще полчаса, чтобы установить связь с заграницей. Отсутствие связи здесь также считалось в порядке вещей[116].
Поначалу качество питьевой воды оставляло желать лучшего Тур рискнул выпить речной воды из Тигра. Лучше бы он этого не делал. Он заболел тифом, и ему пришлось срочно возвращаться в Италию на лечение[117]. Затем специальным трейлером стал] привозить воду в бутылках из Германии. Однако, если вода вполне успешно переживала транспортировку, этого нельзя было сказать о корабельном провианте, находившемся в том же автомобиле. Шофер застрял на иракской таможне на несколько дней и при сильной жаре большая часть провизии испортилась, так что ее пришлось просто выбросить.
Постепенно стали приезжать многочисленные журналисты Помимо пива им требовались также пища и кровать, на что сгодились и чердак, и склад. По словам Тура, гостиница превратилась в «переполненный цирк, если не сказать — в сумасшедший дом»[118].
Теснота, тропическая жара и отсутствие комфорта постепенно начали действовать на нервы. В меморандуме Тому Скиннеру Дэйл Белл писал, что психологический климат негативно действует на творческие способности и мешает ему и его людям качественно выполнять свою работу. Хотя сам он высоко ценил старания Тура и его команды по поддержанию хорошего настроения, никому в гостинице не удалось избежать последствий такого рода испытаний для психики[119].
Но если даже настроение оставляло желать лучшего, работа с «Тигрисом» шла по плану. Среди зарослей тростника сверкали ножи «болотных арабов», снопы из него росли на рабочей площадке около гостиницы, где они должны были сушиться в течение трех недель.
Вместе с фотографом и звукооператором Тур бродил по болоту по пояс в воде, поскольку он хотел из первых рук узнать, как арабы резали берди, который, как он надеялся, поможет экспедиции продержаться на плаву почти целый год. И пока звенели ножи, Тур поворачивался на камеру и рассказывал, что сейчас они являются свидетелями культуры, которая не изменилась со времен зарождения цивилизации шумеров[120].
Тем не менее «болотным арабам» чего-то не хватало. Несмотря на то что они по-прежнему вязали тростник в снопы для строительства домов и плотов, они за какие-то пару поколений забыли, как их предки строили суда. Однако эти знания сохранились в других местах мира — среди индейцев аймара на озере Титикака в Андах. Вдоль берегов этого озера рос тростник, называемый тотора, и из этого тростника аймара по-прежнему строили «лодки, в точности повторявшие древние суда Египта и Месопотамии»[121].
Именно индейцев из этого племени Тур пригласил для строительства «Ра-II». Теперь те же самые люди должны были помочь ему построить «Тигрис».
Индейцы аймара жили на высоте 4 тысячи метров над уровнем моря и привыкли к низким температурам. Прежде чем они отправились в иракское пекло, им понадобился период акклиматизации. С переводчиком в качестве руководителя группы они спустились с гор и отправились в Амазонию, где провели три недели в джунглях, чтобы привыкнуть к жаре. В «Сады Эдема» они прибыли в начале октября, вскоре после того как тростник высох.
В поисках дополнительной информации по истории тростниковых судов Тур впервые посетил «болотных арабов» в 1972 году. Его представили столетнему Хаги Сулему. У него была белая борода, просторное одеяние, глаза светились добротой. За чаем в его доме Тур почувствовал себя так, будто он был в гостях у Авраама[122]. Когда Хаги был молод, в озерном крае все еще плавали на тростниковых лодках, и он был последним из старейшин, кто что-то знал об этих судах. Разговор продолжался недолго, как Тур уже навострил уши. Чтобы судно из берди долго держалось на воде, сказал Хаги, «тростниковые снопы необходимо связывать как можно плотнее, канат должны стягивать два человека. Каждый сноп должен быть плотным как бревно»[123].
