— У тебя есть ручка?

Я брею коленную чашечку.

— Нет, я в ванне.

Талант соблазнительно стонет.

— Не говори со мной так, иначе мы никогда не дойдем до того, чего я еще не знаю о тебе.

Невольно улыбаясь, я спрашиваю, зачем мне ручка.

— Записать мой адрес. Ты приедешь, — говорит он.

Бритва выскальзывает из моих пальцев и падает на дно ванны, где может скрываться и моя способность говорить. Он хочет, чтобы я приехала к нему?

— Не убегай от меня снова, детка, — говорит он. Звук шороха передается через приемник. Я слышу отчетливый звон связки ключей, — Не бери в голову. Черт возьми. Я сам приеду за тобой.

Я опускаю ноги в воду, и остатки крема для бритья мутят воду, прилипая к краям ванны.

— Талант, я…

— Лидия, у меня есть один выходной, и я собираюсь провести его с тобой. Ты собираешься приехать ко мне или мне нужно приехать к тебе?

Выпустив нижнюю губу из-под зубов, я говорю.

— Ты не спросил, есть ли у меня сегодня выходной.

— Он есть, — без колебаний отвечает он, — И если я имею к этому какое-то отношение, то отныне у тебя каждый день — выходной.

Электрическое пробуждение шевелится во мне, подобно огню, лижет мои локти и колени, пульсирует в челюсти и тыкает в уголки губ. Я кладу лоб на колено и закрываю глаза, борясь с улыбкой. Я боюсь, что возбуждение запустит части меня, которые я считала несуществующими. Предвкушение предназначено для тех, кому есть чего ожидать, а когда я в последний раз с нетерпением ждала чего-то значительного?

Он сказал, что у него один выходной.

Я могу дать ему это и вернуться вовремя, чтобы оплакать Крикет.

— Можешь отправить свой адрес на номер, с которого я тебе звоню? — я проигрываю битву воли против своей улыбки, и мои губы высоко изгибаются.

— Да, я напишу тебе, — голос Таланта мечтателен, и моя улыбка становится шире, — У тебя есть час, чтобы добраться сюда, или я появлюсь на твоем пороге.

Мой следующий телефонный звонок — Инес. Она не отвечает в первый раз. Звоню еще дважды.

— Кара, я соскучилась по твоему голосу, stellina — звездочка, — странно, что она назвала меня Карой, хотя она единственный человек в моей жизни, который настаивает на использовании имени Лидия, но я не придаю этому особого значения. Пятьдесят семь минут, и я снова увижу Таланта, — Скажи мне, как ты? Как Камилла? У нас не было возможности поговорить, мне очень жаль.

— Хорошо, — говорю я, вылезая из ванны. Струи воды стекают с моего тела, пропитывая хлопковый коврик под ногами, — Гала был…

— Мы вернемся к этому позже, — внезапно говорит она.

Я заворачиваюсь в полотенце и стою у шкафа, не зная, надеть ли мне что-то провокационное или наряд, который наденет нормальная девушка, чтобы увидеть человека, в которого она влюблена. Я никогда не делала этого раньше. Что надевают нормальные двадцатишестилетние женщины, чтобы увидеть человека, в которого они влюблены?

Я могу загуглить.

— Я позвонила, потому что мне нужно отменить этот день, — пока я достаю из ящиков разную одежду, ничего не кажется правильным. Как бы я одевалась, если бы не была шлюхой? В детстве я носила поношенную одежду, и одежду из комиссионных магазинов. Все аксессуары, которые у меня были, ужн потеряны и найдены в клубе. Мы с Крикет весело копались в коробке, удивляясь тому, что люди оставляли после себя, когда их отвлекали сиськи и задница. Это не менялось до тех пор, пока Инес не познакомила меня с новой клиентурой, и мне пришлось одеваться как высококлассная эскортница.

Но что мне нравится?

В выходные я ношу пижаму. Если только мне не надо уходить, тогда я надеваю леггинсы.

Добро пожаловать в твою жизнь, думаю я про себя. Ты даже не знаешь, как одеться.

— Отлично, — говорит Инес, — Мы можем перенести на другое время.

Ошеломленная неестественной пикантностью в ее тоне, я бросаю на пол черное белье вместе с кучей спортивных штанов и мини-юбок. За тридцать дней я нарушила свой график больше раз, чем за последние восемь лет работы на Инес. Она держит меня на пьедестале отдельно от других в «Молчании», но у нее есть бизнес, которым нужно управлять. Если мне не платят, то и ей тоже. Я ожидала, что она устроит сцену, особенно из-за такого ценного человека, как окружной прокурор. Это слишком просто.

— Инес, что происходит? Ты ведешь себя странно.

— Вообще-то, Кара, — говорит она. Это уже дважды, и теперь я точно знаю, что у нас проблема, — Я хочу с тобой кое о чем поговорить, но мы не можем сделать это по телефону.

— Я могу встретиться с тобой завтра в «Молчании», — говорю я, садясь за свой туалетный столик. Вода стекает с кончиков моих волос.

— «Молчание» небезопасен.

Резко вдохнув, я хватаюсь за край стула и говорю.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря что «Молчание» небезопасен. Инес, все в порядке? Где ты?

— Все будет хорошо, — ее голос возвращается к своей обычной уверенности, но мой разум кричит, — Годовщина смерти твоей матери завтра, я права?

Запустив пальцы в мокрые волосы, я не могу сосредоточиться на круге проблем, вращающихся в моей голове. Годовщина смерти Крикет завтра. Инес уклоняется, а у меня мало времени, чтобы добраться до дома Таланта.

— Да, — говорю я.

— Послушай меня, дорогая. Приходи ко мне домой, я приготовлю ужин. Мы можем поделиться историями о мертвых за бутылкой вина.

— И ты расскажешь мне, что, черт возьми, происходит?

— Да, мы поговорим.

Сдаваясь, я опускаю плечи и выдыхаю.

— Тогда я буду завтра.

— Не беспокойся о сегодняшней встрече, — почти задним числом говорит Инес, — Это вне твоего расписания на неопределенный срок. Нет необходимости переносить.

Весь наш разговор был загадкой, и я не могу взломать этот код. Почему Клэй не входит в мое расписание? Это связано с информацией, которую Инес явно скрывает от меня? Коррупция никогда не приводит ни к чему хорошему.

— Ты звонила мне по одному из тех дурацких телефонов, которыми ты любишь пользоваться? — спрашивает Инес.

— Конечно, — шепчу я.

— Хорошо, — говорит она ровным тоном, — Когда мы закончим, избавься от него.

Я бегу на кухню, сжимая полотенце в одной руке и сжимая телефон в другой. Я роюсь в кухонных ящиках, пока не нахожу лист бумаги и ручку, которая пишет. Записав адрес Таланта, я защелкиваю одноразовый телефон и бросаю его на прилавок, как будто он раскален.

— В чем дело? — спрашивает Камилла. Она свернулась калачиком на диване с Псом.

Выбросить телефон или сломать его пополам недостаточно. Я открываю шкафчик под раковиной и достаю небольшой набор инструментов, который храню на всякий случай. Молоток тяжелый в моей руке, но я слишком поздно понимаю, что неправильно держу рукоять, когда опускаю его, чтобы разбить телефон и вместо этого ударить по столешнице.

— Лидия, какого черта, — Камилла садится, прижимая Пса к груди. Он рычит.

— Черт возьми, — кричу я.

Я затягиваю полотенце вокруг тела и сжимаю молоток обеими руками. Зажав нижнюю губу зубами, я зажмуриваюсь и снова и снова вбиваю молоток в мобильник. Я не останавливаюсь, пока телефон не превращается в груду сломанных пластиковых деталей, а затем ударяю его еще дважды.

Тишина в квартире после этого оглушает.

Камилла ждет, пока я положу молоток, чтобы спросить.

— Должны ли мы обсудить это или нет?

Вытирая пот со лба, я качаю головой и говорю.

— Нет.

Приняв мой ответ без лишних слов, Камилла опускает Пса и хватается за метлу, чтобы убрать беспорядок, который я оставила. Она обходит меня, выгоняя из кухни.

— Смотри под ноги. Ты можешь порезаться о стекло.

Я чувствую, что нахожусь снаружи и смотрю на чью-то жизнь. Я не узнаю себя в брюнетке, закутанной в полотенце. Свет в ее глазах светится как затмение, светящееся вокруг темных краев. У нее хватает приличия смущаться, когда она смотрит, как блондинка подметает последствия ее приступа отчаяния. Молоток был излишеством, но теперь ей есть что терять.