Бармен подал мне газированные напитки и разрешил съесть столько корзинок арахиса, сколько я захочу. Так я познакомилась с Марселем, высоким польским охранником, который за несколько недель до этого указал мне на каморку дьявола. Марселю было немного за двадцать, он каждый день носил одну и ту же грязную толстовку с капюшоном, а также клочковатую бороду. Он был добр ко мне, и я чувствовала себя бунтаркой.
Он назвал меня милой.
— Ага, я знаю, — сказала я.
Он назвал меня красивее, чем Крикет.
— Эту суку уволят, если она не откажется от этой дури.
— Ага, это я тоже знаю.
— Она облажалась, Кара, — сказал Марсель.
Я закатила глаза.
— Меня зовут Лидия.
Он громко рассмеялся вместе с барменом и спросил.
— Кто, тогда черт возьми, Кара? Моя вина, девочка.
Марсель был моим первым поцелуем. Через пару дней после того, как он засунул свой язык мне в рот, я спросила, не хочет ли он заняться со мной сексом. Движимая любопытством и злобой, я хотела знать, каково это, так же сильно, как я жаждала причинить Крикет боль. Он был достаточно любезен, чтобы отвести меня в мужской туалет и запереть дверь. Он был с презервативом, а я осталась в рубашке.
Он взбесился, когда у меня пошла кровь.
— Ты чертова девственница? — спросил он с членом в руке.
Я не была впечатлена.
Но Марсель преследовал меня, как голодная уличная собака, еще несколько недель, и я знала, что моя мама была права в одном.
Мужчины сделают, отдадут или заплатят что угодно и сколько угодно за киску.
Это сказка стара как мир.
Мои глаза открываются утром после гала-ужина, и я чувствую тяжесть, как будто мои лодыжки и запястья обмотаны шлакоблоками. Я сразу понимаю, что это потому, что я несу бремя встречи с окружным прокурором города в полдень. Ему нравится приковывать меня наручниками к своему столу и трахать, пока он пялится на заказные фотографии мужчин и женщин, которых он преследует с тех пор, как его избрали два года назад.
Мы делаем это, в то время как сотни юристов, следователей и сотрудников офиса рвут свои задницы, чтобы обеспечить безопасность Гранд-Хейвена прямо за дверью его офиса.
Заместитель окружного прокурора Клей Р. Диган-младший был гостем на гала-концерте «Карусель любви» в сопровождении своей красивой жены, которая является постоянным клиентом в «Молчании». Их четверо детей остались с няней.
Однажды я поймала его взгляд на себе, когда сидела в баре одна. Согласно нашему контракту, мы действовали как совершенно незнакомые люди. Память о моем обещании Таланту все еще на моих губах, и я не могу не желать, чтобы это было так. Мысль о металлических наручниках, впивающихся в мои запястья, когда я вдыхаю горький запах чернил с копий фотографий, вызывает у меня волну отвращения.
Пес замечает, что я не сплю, и кладет свою маленькую лапу мне на руку. Он скулит, а когда я спрашиваю, не хочет ли он выйти на улицу, он лает и спрыгивает с кровати.
Когда моя жизнь успокоится, я займусь изготовлением объявлений о потерявшейся собаке.
Каждый шаг весит тысячу фунтов, но я тихо иду мимо комнаты Камиллы к входной двери. Человек получше, по крайней мере, надел бы лифчик, но сегодня утром я совсем не чувствую себя человеком. Я тащу за собой воображаемые цементные блоки и следую за Псом на лужайку, где Мама-Собака пытается не пялиться на мои соски через рубашку.
Она протягивает мне стакан.
— Я принесла его для твоей соседки по комнате. Она такая милая девушка, но так как сегодня ты вывела Пса, он весь твой. У меня есть новая кофеварка для капучино…
Мама-Собака продолжает говорить о своей модной кофеварке, и я с удивлением понимаю, что не злюсь на нее. Капучино хорош, и он уменьшает нагрузку на мои конечности.
— Я знаю, это не мое дело, Кара, но с этого момента тебе действительно следует носить больше одежды, когда ты выходишь из дома. Я имею в виду, мне все равно — женская сила и все такое, но здесь есть настоящие уроды.
Я улыбаюсь возле края стакана и бормочу.
— Вы не представляете, насколько это правда.
В течение следующих десяти минут Мама-Собака рассказывает о стратегиях предотвращения преступности. Она рассматривает программу соседского дозора и предлагает установить охрану на каждом входе и выходе из комплекса. Однажды она чуть не купила пистолет.
Мама-Собака не понимает, что я та самая, кого она опасается.
Камилла сует ноги в тапочки, когда мы с Псом возвращаемся в квартиру. Она и глазом не моргнула, глядя на то, как я сейчас разодета, и не спрашивала, почему я выхожу на улицу только в рубашке большого размера. Она думала, что я все еще в своей комнате.
— Тебе удалось попробовать капучино Доун? Она сказала мне, что собирается сделать его снова. Удивительный, правда? Мы должны полностью инвестировать в машину, подобную ее. Позавчера она приготовила самый божественный капсульный кофе.
— Маму-Собаку зовут Доун? — спрашиваю я, возвращаясь в свою спальню.
— Мама-Собака? А, из-за ее кружки. Умно, — Камилла смеется. Она загружает кофе в нашу дерьмовую кофеварку, — Лидия, могу я спросить тебя кое о чем, прежде чем я не увижу тебя до конца дня?
Я останавливаюсь в дверях и спрашиваю.
— Что?
— Я могу украсить здесь что-нибудь? Ничего дикого. Мы можем смягчить диван пледом и подушками. Может быть, покрасить стены. Это сделало бы пространство более привлекательным.
Какой в этом смысл, если я вообще не хочу никого приглашать? В последнее время в мою жизнь вторглось достаточно людей, и я не вижу себя снова открывающей свой дом для гостей.
— Делай что хочешь, Камилла.
Я начинаю свою рутину перед встречей в ванной, как я делаю это каждый день.
Погружаясь в воду с ароматом лаванды, я перекидываю одну ногу через край ванны и позволяю воде стекать с пальцев ног на кафельный пол. Кончики моих длинных волос плавают на поверхности, а тонкие пряди вокруг линии роста волос прилипают к моей коже из-за пара. Вчерашняя тушь тает и окрашивает мои веки в полупрозрачный черный цвет. Я жую свои идеально накрашенные ногти, откалывая глянцевое покрытие.
Телефон этого месяца в пределах досягаемости, преследующий и тихий, потому что Талант предоставил мне возможность связаться с ним на этот раз.
— Не заставляй меня ждать весь день, — сказал он, — Я ждал тебя достаточно долго.
Позвонить ему слишком сложно — как один телефонный звонок может склонить чашу весов и изменить все на неопределенный срок. Мой образ жизни висит на волоске все это время? Всегда ли я была в одном решении от нового пути? Поэтому я никогда не отступала от своих правил?
Завтра десятилетняя годовщина смерти Крикет. Десять лет как я все еще расплачиваюсь за выбор, который она сделала в своей жизни, потому что без колебаний продолжила с того места, на котором она остановилась.
Я так много пропустила.
Но Крикет так и не нашла кого-то вроде Таланта Риджа, человека, который знает обо мне только худшее и не боится слушать об остальном. Если бы она встретила кого-то вроде него, это, возможно, дало бы ей шанс изменить направление.
Вот почему я тянусь к телефону и набираю его номер, который знаю наизусть.
Прижав колени к груди, я подношу телефон к уху и считаю, сколько раз он звонит.
Раз, два, три и…
— Привет? — отвечает он осторожным тоном, как будто может напугать меня, если будет говорить слишком громко или двигаться слишком резко. Как будто он знал, что это буду я, еще до того, как ответил на звонок.
Я держу телефон между ухом и плечом и наношу бархатистый крем для бритья от колена до лодыжки.
— Ты так много обо мне не знаешь, Талант. Ты не захочешь меня после, — я смачиваю бритву теплой водой и провожу ею от ахиллесовой пятки вверх по икре.
Он выдыхает низкий звонкий смех и спрашивает.
