Он обращает на меня всю силу своих серых глаз, выражая обеспокоенность, которую его тело не чувствует, когда он снова и снова врезается в меня.
Нормально ли это, они спрашивают.
— Сильнее, — отвечаю я.
Талант Ридж — это чистая мужественность.
Он контроль.
Он власть.
Он сила.
Я вонзаю ногти в его спину и кусаю его острую челюсть зубами. Я слизываю жар на его щеках и провожу пальцами по его волосам, оттягивая их на затылке.
— Сильнее, — командую я.
Я теряю сознание, когда он толкается в меня, толкается, и толкается, и толкается до упора, поглаживая мой клитор, наполняя меня полностью. Если бы он не прижал меня к столу своим членом, я бы отлетела.
Я бы уплыла, чтобы меня больше никогда не видели.
Когда я так высоко и не могу представить, что может быть лучше, чем это, Талант наматывает мои волосы на кулак и оттягивает мою голову назад. Его мягкие губы скользят по моему плечу вверх к моему горлу, прежде чем остановиться у моего уха.
— Хорошая девочка, — шепчет он, когда мое тело растворяется под его прикосновениями.
Я держу его во время его кульминации, покачивая бедрами, встречая его толчок за толчком, пока мы не насытимся и не запыхаемся. Он опирается на предплечья надо мной, лениво целуя мою разгоряченную кожу. Я закрываю глаза, падая жертвой временного блаженства после такого хорошего секса, и медленно провожу пальцами вверх и вниз по его спине.
Реальность — это постепенный спуск, изо всех сил пытающийся прорваться через непривычную легкость. Он начинается с медленного моргания в тумане, пока мои глаза не становятся широко открытыми и я не осматриваю офис. Небо теперь темное, и город светится искусственным светом. Мои руки и ноги кажутся бескостными, а спина кричит, протестуя против твердой древесины подо мной.
Талант все еще внутри меня, я не спешу заканчивать нашу договоренность. Работающая девушка во мне знает, что время еще не истекло, и типичная двадцатилетняя девушка, которой я являюсь, хочет насладиться этим моментом — таким же непривычным, как и привязанность после секса. Но невесомость становится тяжелее и плотнее, учащается сердцебиение, а легкие охватывает паника.
Что произошло?
Что я только что сделала?
— Встань, — говорю я, шлепая Таланта по рукам, — Пожалуйста. Позволь мне подняться.
Талант отступает, подтягивая штаны. Он не застегивает ремень и не застегивает рубашку. Он предлагает мне руку, чтобы я села, но я встаю из-за стола, прежде чем соображаю. То, что я стою на своих собственных ногах, не избавляет от подкрадывающейся клаустрофобии, затемняющей края моего зрения. Мое платье свернуто вокруг талии и перекручено, и я не могу найти свой лифчик.
— Он здесь, — говорит Талант. Он вежливо смотрит в другую сторону, протягивая мне лифчик.
— Спасибо, — бормочу я, пытаясь застегнуть его сзади.
— Послушай, Кара, — начинает он. Его челюсти напрягаются, и он засовывает руки в карманы, — Мне нужно извиниться.
Я усмехаюсь, стягивая платье вниз по бедрам.
— Не беспокойся.
Он делает шаг ко мне, но останавливается, когда я делаю шаг назад. Талант запускает пальцы в волосы и тяжело выдыхает. Его щеки все еще окрашены в красный цвет, а в глазах читается свежее траханье. Его штаны сидят низко на бедрах, а моя помада размазана по его коже.
— Мне нужно, чтобы это осталось между нами, — говорит он, опуская взгляд в пол. Он качает головой, прежде чем встретиться со мной взглядом, разбивая мне сердце сожалением, которое отражается на мне, — Это не потому, что ты мне не понравилась… я наслаждался этим. Но моя семья…
Приглаживая руками волосы, я сдерживаю разочарование и вину, лежащие на дне живота, и заставляю себя вернуться в свою роль Кары Смит. Это слабая попытка проявить равнодушие, когда все, чего я хочу, это согнуться пополам и заплакать. Ограничение моих эмоций едва ли преодолимо, но Талант этого не признает.
— Я знаю все о твоей семье, Талант. Тебе не нужно беспокоиться о том, что я скажу что-то, что может навредить твоей репутации. Осторожность — часть моей работы.
— Ты ничего не знаешь о моей семье, — Талант становится очень, очень неподвижным. Он прищуривается, глядя на меня, и спрашивает, — О чем ты говоришь? Твоя работа?
— Знаешь что, — я протягиваю ему руку, — Это на мне.
— Что именно на тебе? — он спрашивает. Цвет его глаз темнеет, а руки сжимаются в кулаки.
Я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться от того, как плохо все обернулось. Именно в этой ситуации я не нарушаю свои собственные правила, и это больше не повторится.
— Раньше ты хотел сказать, что обычно не спишь с эскортни…
Талант хмурит брови и щиплет переносицу.
— Я собирался сказать, что обычно не трахаю потенциальных клиентов в своем офисе. Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Ты врешь, — моя кровь стынет в жилах.
Он указывает на меня.
— Ты эскортница? Я не нанимал эскортницу. Я не видел тебя ни ризу в своей гребаной жизни.
Моя сумочка лежит на полу между нами, открытая после падения. Я делаю шаг вперед, чтобы забрать ее, но Талант отступает, как будто меня нужно бояться.
— Не понимаю, во что ты играешь, — говорю я, поднимая сумочку с пола. Я направляюсь к двери, — Но тебе не нужно беспокоиться о том, что я что-нибудь расскажу. Твоя тайна в безопасности со мной.
— Я тебя не нанимал, — говорит он, кипя.
— Кто-то сделал это, — я повышаю голос, — Кто-то из этого офиса назначил встречу. Извиняюсь за путаницу, но ты не казался слишком сбитым с толку, когда трахал меня на своем столе.
— Убирайся.
— С удовольствием, — говорю я, удаляясь.
Глава 4
Лидия
Моего водителя нигде не видно.
Он должен быть там, где я с ним попрощалась.
Верно. Здесь.
Контроль уходит все дальше и дальше за пределы досягаемости, и вместе с ним мой мир переворачивается с ног на голову. Я сжимаю губы, пытаясь удержать ярость в ловушке в горле. Упорство — единственное, что удерживает меня от того, чтобы наброситься, а поскольку мой водитель совершает акт исчезновения, мне нужно найти дорогу домой. Таяние только продлит это страдание.
Смирись, Лидия, думаю я про себя. Ты вытаскивала себя из больших беспорядков, чем это.
Подойдя к бордюру, я смотрю справа налево на улицу, освещенную сигнальными огнями и фарами ближнего света. Мысль о том, что Талант наблюдает за этим жалким представлением из своего окна, дает мне силы поднять руку и поймать такси.
Проходит всего несколько секунд, прежде чем машина останавливается, чтобы забрать меня. Я немедленно открываю дверь со стороны пассажира и вхожу, называя свой адрес. Водитель такси смотрит на меня через зеркало заднего вида, разглядывая мой небрежный наряд и испорченную помаду. Ее внимание переключается на здание «Ридж», и мы оба знаем, о чем она думает.
Шлюха.
Передавая ей стодолларовую купюру, я говорю.
— Я тороплюсь.
Таксист вливается в пробку, становясь богаче на сто долларов. Я благодарна за ее осторожность. Она не может заставить себя заговорить с проституткой на заднем сиденье, а я все равно не могу переварить ложь достаточно быстро, чтобы справиться с ней.
То, что произошло в офисе Таланта — мой наихудший сценарий. У него есть сила, чтобы разрушить мой тщательно созданный фасад и иллюзию мира, которую я построила в Гранд-Хейвене. Сколько времени ему понадобится, чтобы узнать, кто я? Имя «Ридж и Сыновья» слишком важно, чтобы вмешиваться в дела властей, но выгонит ли он меня из города? Есть ли у меня силы начать заново в другом городе? Собрать себя заново после смерти мамы было почти невозможно. Что, если я недостаточно сильна, чтобы сделать это снова?