Талант проводит рукой вниз по моей руке, мимо запястья и по ладони, чтобы переплести наши пальцы.

— Давай займем столик сзади, пока это место не заполнилось.

— Как дела, мистер Ридж? — спрашивает бармен. Он вытирает винный бокал белым полотенцем.

— Добавь ее напиток к моему счету, Билли, — отвечает Талант, уводя меня.

— Тебе не обязательно это делать, — говорю я, — Я могу заплатить за свою выпивку.

— Заткнись, — смеясь, отвечает Талант, — Не надо быть со мной такой жесткой задницей.

Так же, как когда мы были в кафе, наш стол находится вдали от шума и суеты остальной части бара. Уже почти девять часов вечера, а наш столик — лишь один из трех занятых. Талант не скрывал своей привязанности ко мне перед барменом, но он не должен хотеть, чтобы другие шесть или семь клиентов подслушали наш разговор. О чем бы это ни было.

— Я не думаю, что нам грозит потеря стола, — я сажусь на стул, который он отодвигает для меня.

— Группа не начнет в ближайший час. Подожди двадцать минут, и здесь не останется свободного места, — Талант сидит напротив меня. Он одет в брюки и рубашку на пуговицах, ослабив галстук. Его туфли сияют в желто-оранжевом свете сверху, а часы на его запястье стоят больше, чем я зарабатываю в месяц. Он кивает в сторону моего напитка, — Как оно?

— Фантастика, — говорю я, слизывая ванильный аромат с верхней губы.

Точно по сигналу наш официант подходит и спрашивает наш заказ на выпивку.

— Бутылку Dalmore 25 и два стакана, пожалуйста, — Талант не сводит с меня глаз, когда делает заказ.

Эта бутылка виски за двенадцать сотен долларов затмит мой коктейль за шестьдесят долларов. Мое свидание здесь, чтобы повеселиться, и это видно.

— Ты собираешься выпить всю эту бутылку в одиночку? — спрашиваю я, отпивая из своего стакана. Темный ликер обволакивает мой язык и обжигает горло, прежде чем согреть желудок. Я выпила только половину своего старомодного коктейля и уже чувствую ровный пульс на губах. Учитывая, что завтра утренняя встреча, я ни за что не выпью больше двух порций, прежде чем закончу вечер и вернусь в свою квартиру.

— Я напою тебя, — признается Талант. Его губы изгибаются в озорной улыбке, — Это либо замедлит тебя, когда ты снова попытаешься убежать от меня, либо заставит тебя остаться на некоторое время.

Заторможенность сочетается с трезвостью, и я не ненавижу мысль о том, что Талант гоняется за мной повсюду. Я допиваю остатки своего напитка, качаю головой и отвечаю честно.

— Не выйдет. Мне завтра на работу.

Я не заметила, как мы с Талантом тянулись друг к другу через стол, пока он не отстранился, потирая затылок и отводя взгляд. Он отодвигает свой стул от стола, чтобы освободить место между нами, и мне с трудом удается не схватить его за галстук, чтобы вернуть обратно. Мои щеки пылают от смущения или от крепкого алкоголя. Или от того и другого.

— Это тебя расстраивает? — я болтаю льдом в пустом стакане.

Темно-серые глаза находят мои, чуть не сбивая меня с ног своей суровостью.

— Я не знаю, что это делает со мной, Лидия. Это ново для меня.

Жара покалывает мои ладони, и неуверенность, более острая чем бурбон, перевешивает любые ожидания, с которыми я приехала. Затянувшийся вкус ванили на моих губах превращается в ил, и гордость заставляет меня присматриваться к ближайшему выходу. Тревога впивается в мои локти и колени, как болты и винты, затягиваясь с каждой секундой все туже и туже.

— Что ты делаешь? — спрашивает Талант. Он пододвигает свой стул обратно к столу, — Я узнаю это выражение на твоем лице. Не делай этого. Не уходи. Мы только что приехали.

— Ты второй человек за сегодня, который сказал об этом, — говорю я, удивленная тем, что у меня есть воздух в легких, чтобы говорить, — Мое выражение лица не меняется.

— Черт возьми, меняется, — Талант останавливается, когда наша официантка приносит нам бутылку виски. Она ставит один стакан передо мной, а другой перед Талантом. Когда она отступает, обещая вскоре вернуться, чтобы проведать нас, он продолжает, — Мышцы на твоей челюсти напрягаются, а между бровями появляются две маленькие морщинки.

Я громко смеюсь.

— Это все бред.

Талант открывает крышку нашей бутылки и наливает нам немного, улыбаясь и кивая.

— Я видел это, когда ты сбежала из моего офиса и еще раз, когда ты сбежала из кофейни на прошлой неделе.

— Я не сбегала.

Он подмигивает и поднимает свой стакан.

— Давай скажем тост.

Размышляя о выпивке и о том, как мой смех ослабил натиск беспокойства, обрушившегося на меня, я беру свой стакан, подношу его к нему и говорю.

— Я выпью один.

— Ты не пожалеешь.

— За что мы должны выпить?

— За этого ублюдка Филиппа Фогеля. Без него я бы никогда не нашел тебя, — Талант поднимает свой стакан. Он ухмыляется, — Он все еще мертвец.

Лидия

Виски за две сотни долларов идет так же гладко, как и очарование Таланта. Один обещанный напиток превращается в три, и я завязала волосы и сняла куртку, поскольку температура в баре поднимается. Наш разговор в основном односторонний, и все говорит Талант. Он не возражает, даже пододвинул свой стул к моей стороне стола, когда бар заполняется, как он и сказал.

Он говорит сквозь шум и наливает себе в два раза больше алкоголя, чем я.

— Мой брат Уайлдер — ответственный сын. Он возьмет на себя управление бизнесом, как только мой отец уйдет, — бормочет он, продолжая говорить о людях, которых я никогда не узнаю, и о бизнесе, в котором не разбираюсь.

Я ловлю каждое слово, не обязательно для того, чтобы понять, о чем он говорит, но для того, чтобы запомнить, как его губы двигаются по каждому слогу, и услышать, как меняется его тон, когда он любопытен, взволнован и счастлив. Он говорит своими руками и плечами, выражая так же много через язык тела, как и через голос.

Талант Ридж — это глаза и улыбка виски. Он проводит рукой по спинке моего стула, и легко притвориться, что я не проститутка, и он не просто хочет платить мне за сексуальные услуги. Я полагаю, это то, на что похоже быть с другом, но трудно представить себя в этой обстановке без привязанных мотивов. Даже если это кажется реальным, я знаю что это не так.

— Поэтому ты здесь со мной? — я спрашиваю, как только он закончил приводить несколько примеров, почему Уайлдер лучший сын и брат, чем он есть на самом деле. — Потому что ты не думаешь, что ты так же хорош, как твой старший брат? Не похоже, чтобы его когда-нибудь застали пьяным с эскортницей на публике, но возможно, этого ждут от тебя.

Он качает головой, смущенно отводя взгляд.

— Это не так, Лидия. Он не совсем хорош, и я не дерзкий сын, задыхающийся под бдительным присмотром отца. Мы не нормальная семья, как все думают. Уайлдер просто лучше меня следует правилам.

— Похож на мой тип парней, — говорю я, пододвигая пустой стакан к бутылке, чтобы налить еще.

— Теперь, когда ты упомянула об этом, вы двое очень похожи в том смысле, что у вас нет чувства юмора, — он ухмыляется, подавая мне еще один напиток.

Тыкая в него пальцем, я говорю.

— Вот тут ты ошибаешься. Особенно хорошее чувство юмора является обязательным в моей работе. Некоторые из самых влиятельных людей Гранд-Хейвена выглядят совершенно жалко за закрытыми дверьми. Ничто меня не шокирует.

Талант сутулится на своем сиденье, раздвинув колени, и кладет руку мне на бедро, а я вкратце рассказываю ему, как я веду дела. Бретелька лифчика соскальзывает с моего плеча, и длинная челка падает мне на глаза. На другом конце бара группа устанавливает свое оборудование, проверяя ударную установку и шепча в микрофон.

— Проверка, проверка.