Эрне приходилось жить среди гордых властителей страны на востоке, все они были оборотнями, и девочка играла с их детьми, пока отряд Увара, Магда и Виль ушли к какому-то страшному князю добывать корону, нынче венчающую Дюка Клоса в Тафелоне. Дети гонялись с ней взапуски, взрослые кормили, поили и разнимали пустячные ребячьи ссоры. И сражались эти оборотни всегда верхом, и знамёна у них были не такие.

Дикари-язычники в лесах оборотней? Напали на отряд Увара, когда они возвращались в Тафелон с короной. Эти не знали ни коней, ни знамён. Всегда сперва выли, потом прыгали, а если лошадей распугать не удавалось, превращались и нападали в человеческом облике. Но наёмники Увара говорили — хоть оборотень и быстрее человека, но не быстрее стрелы, а сразу после превращения ему нужно время привыкнуть и освоиться. Наёмники Увара не боялись оборотней и Эрна их не боялась тоже. А вот в Хларии давно, очень давно никто не видывал людей, меняющих облик, и о них ходили самые разные легенды.

— Ох, госпожа, — причитала младшая служанка, дрожа от страха в вечерней комнате, где собрались все, чтобы послушать душеспасительное чтение духовника, — говорят, эти твари могут становиться невидимыми…

— Что?! — вырвалось у Эрны, которая в это время вышивала коромысло, символ смирения святой Окины, на церковном покрывале. Госпожа Татин вовремя шлёпнула девочку по рукам, не давая ей испортить вышивку. Ткань была настолько тонкой, что даже на мгновение затянутая нить могла заставить перекоситься весь узор.

— Да, госпожа, об этом все знают, — сказала низенькая служанка, чьё платье не так давно подошло Эрне во время побега. — Весь город только и говорит.

— Что ещё они могут? — слабым голосом спросила девочка. Ей хотелось заткнуть уши. Обычно служанкам не позволялось болтать, но сегодня они были слишком напуганы, а наставления только что ушедшего духовника никого не могли успокоить. По мнению отца Фи́уса, мучения в этой жизни должным образом подготовят его паству к загробной. Особенно женщин, у которых на уме только хитрости и забавы.

— Говорят, — подошла поближе старшая служанка, — что эти твари могут с разбега перепрыгнуть через городскую стену.

Эрна представила себе стены Арола и дядюшку Вира, мужа Веймы, возле города. Чтобы перепрыгнуть, ему понадобились бы крылья.

— А если запереть оборотня в клетке, он выберется наружу, не сломав прутьев! — добавила младшая служанка.

— Они могут превращаться в волков и в медведей, и в кабанов, даже в лошадей, если надо, — добавила та, которая подавала питьё в ночь отравления.

У Эрны снова закружилась голова. И даже в лошадей, подумать только!

— Они не знают страха и могут биться целый день, не чувствуя боли, — дополнила младшая.

— У этих тварей нет ни стыда, ни жалости, — с какой-то непонятной жадностью сказала немолодая, с пятнами на лице служанка, которая в ночь отравления держала волосы госпожи Татин. — Они не женятся честью, а воруют женщин и совокупляются с ними день и ночь, не меньше.

— Причём в животном облике, — перебила её низенькая, — и в каком виде был отец, такой вид будет принимать и потомство. А когда приходит время, новорожденные не выходят на свет, а начинают грызться внутри чрева своей матери и сжирают её изнутри заживо.

— А говорят, — сказала высокая тощая служанка, чей обязанностью было держать в порядке рукоделье госпожи, — кого они укусят или хотя бы оцарапают, сам станет оборотнем в следующее же полнолуние!

— И они не носят оружие, — дополнила младшая, — от их клыков и когтей не защищают даже доспехи!

Эрна выронила иголку и спрятала лицо в ладонях. Плечи её тряслись.

— А стены они не прогрызают? — всхлипывая, спросила она.

— Вы напугали госпожу Нинету, — рассердилась госпожа Татин. Тощая служанка забрала у девочки вышивание и старуха прижала Эрну к себе. Девочка была благодарна, нельзя, чтобы остальные видели её лицо, когда она захлёбывается от смеха. Терпеть эту чепуху было выше всяких сил. — Не слушайте этих болтушек! Молитесь Застунику и святой Окине, они не допустят, чтобы эти чудовища ворвались в город. Вон, все вон! Гусыни! Только и знаете, что повторять слухи и сплетничать!

Когда дверь захлопнулась, а быстрые шаги служанок стихли, старуха отпустила девочку и та в изнеможении опустилась на пол.

— Как они могут верить в такое?! — простонала Эрна, утирая слёзы.

— Таковы люди, — пожала плечами госпожа Татин. — К утру будут говорить, что оборотни прогрызают стены, вот увидишь.

Виль явился к вечеру, что делал далеко не всегда. Официально он считался приставленным к девочке слугой, и ел вместе с остальными слугами. Неофициально все знали, что рыцарь лю Дидье поручил дочь его заботам и он что-то вроде дядьки[47] при госпоже Нинете — если бы, конечно, девочкам полагались бы дядьки. Поэтому никто не удивлялся, что «Дядюшка Ги» является к госпоже Татин в самое неурочное время, чтобы обсудить благополучие девочки.

Выслушав пересказ, о чём говорят служанки, убийца довольно улыбнулся.

— Неплохо, — кивнул он и отпил из фляги. Вид у Виля был усталый, как будто он весь день провёл на ногах и давно обходился без сна.

— Но как они могут?...   — не выдержала Эрна. Виль обидно рассмеялся.

— Люди, — коротко ответил он. — Слепые.

— Он сам эти слухи распускает, — сказала госпожа Татин без прежней своей ядовитости. — А, Паук?

— До такого я б и не додумался, — отмахнулся убийца. — Говоришь, перепрыгнуть могут? Увижу Серого, расскажу ему, пусть тоже посмеётся.

Серым звали дядюшку Вира, единственного оборотня, которого Эрна близко знала.

— Я-то сказал, что перебраться могут через стены, — пояснил убийца. — Девок воруют, про это говорил, да. Что быстрые и сильные тоже говорил. До всего этого вздора я бы не додумался.

Он оглядел свою ученицу, которая, прилично потупив взгляд, старательно вышивала золотом коромысло.

— Ты неплохо постаралась, Подкова, — оценил убийца. Старуха довольно улыбнулась.

— Дядюшка Ги, — осторожно начала Эрна, не уверенная, что ей можно спрашивать такие вещи, — но зачем?!

— А, — кивнул Виль. — Хороший вопрос. Когда всё закончится, я спрошу тебя об этом. А ты расскажешь.

— Но…

Эрна оборвала саму себя и опустила взгляд.

— Да, — сказала старуха. — Занимай руки и мысли работой, тогда будет меньше опасности, что ты выдашь себя неосторожным возгласом. Не задавай вопросы, тогда не выдашь своего интереса. А если спрашиваешь, спрашивай о том, что хочет рассказать собеседник, а не о том, что тебе надо узнать.

Девочка встрепенулась, ей хотелось рассказать, что один раз она так пробовала и всё прекрасно получилось! Но усилием воли Эрна сдержалась.

— Никогда не хвастайся, — строго произнесла госпожа Татин. — Кому надо, всё сами знают — или им расскажут другие. Слышала я о твоей удаче. Сумеешь повторить — похвалю.

— Куда ей, — устало произнёс Виль и Эрна вспыхнула от оскорбления. — Ты б её, Подкова, поучила.

Старуха звонко рассмеялась.

— Шутник ты, Паук. Или дурак. Поучила — как мужчинам нравиться? Этому учить не надо. Пока она молодая, пока кровь в ней играет, пока глазища широко распахивает, она будет нравиться, хочется ей того или нет. Этому не научишь, не купишь ни за какие деньги, не подделаешь. Вот когда вырастет, когда первая прелесть исчезнет — тогда приводи. Тогда научу, как заменить природу искусством. А покуда ей ничего не нужно, была бы голова на плечах.

— А когда не хочется? — рискнула спросить Эрна.

— Глазища свои на мужчин не пяль, — усмехнулась госпожа Татин. — Не смотри, не слушай, отнимай руку, не спрашивай и не проси ни о чём. Если ты скажешь «нет», а потом попросишь проводить, всякий решит, что ты только из стыдливости отказала, а сама польщена его вниманием. Куда тебя заведут — это только Освободитель знает. Ты б в монастырь её отдал, а Паук?