— Мне надо в больницу, — сказала я, и сама поразилась тому, как невнятно я это произнесла. — Мне нехорошо. Кажется, голову повредила.

Я почти повисла на нем, чувствуя, что еще немного — и вообще свалюсь мешком к его ногам. Голова кружилась, подступала тошнота. Сквозь бессвязный поток мыслей, наполнивший голову, я услышала голос Терна.

— Идем. Я отвезу тебя.

Но я покачала головой и попыталась его оттолкнуть, хотя только что цеплялась, как за соломинку.

— Не надо. — Я попыталась собраться с силами. — Приедут медики. Не надо, иди домой. Отдыхай, ты тоже работал всю ночь.

— Не глупи, больница рядом. Идем же. Идем.

Но я помнила его слова о том, что он ничего не чувствует. Мне не нужна была его забота. Его притворство. Его руки на талии.

— Терн, пусти меня, я не хочу, — сказала я, упираясь, когда он повел меня к своей машине. — Я не хочу ехать с тобой. Не хочу!

Кажется, я выкрикнула последние слова. На нас стали оборачиваться, но мне было все равно. Я вырвалась и, сделав пару шагов, почувствовала, что теряю равновесие. Он подхватил меня, теперь уже на руки, и понес к машине, не обращая внимания на мое бормотание.

— Тебе все равно, умру я или нет. Уезжай отсюда. Что ты за человек. Ты говорил, что любишь меня, Терн. А теперь тебе все равно. Не изображай заботу. Я хочу с Чимом поехать, пусти.

Усадив меня на заднее сиденье, Терн уселся рядом, закрыл дверь и сказал водителю, куда ехать.

— Выпустите меня отсюда, — сказала я, привалившись к его плечу. — Ну, пожалуйста. Тебе ведь все равно, Терн. Все равно.

— Не обращай внимания, у нее шок, — сказал Терн, и это были последние слова, которые я запомнила.

Более или менее пришла в себя я уже в больнице. Мне зашили рану на лбу, сделали томографию мозга, проверив, нет ли сотрясения, и оставили до завтра в палате. Меня здорово тошнило из-за удара по голове, но сознание прояснилось. Я вспомнила, что говорила Терну и застонала, закрывая глаза.

Что на меня нашло? Я, взрослая женщина, вела себя, как девчонка. Несла чушь несусветную, и все это на глазах людей, с которыми работаю. Мне было безумно стыдно, настолько, что, когда в палату заглянула Ирина, я притворилась, что сплю и не ответила на ее «Нина, привет». Она оставила на столике рядом с кроватью цветы и ушла. Я провалилась в сон и проспала до вечера под действием успокаивающих лекарств, которые мне добавили в капельницу.

Вечером в палату ко мне пришел Чим. Я как раз уплетала больничный ужин, находя его на удивление вкусным, и, когда он заглянул в дверь, кивнула и махнула рукой, приглашая войти. Он уселся на кровать рядом со мной: правая кисть перевязана, на лице синяк.

— Ну как ты?

Я надеялась, что он не слышал тех глупостей, что я бормотала, пока Терн меня уводил, так что робко сказала, что все нормально и продолжила трапезу.

— Чуть позже нас выпишут. Скорее всего, приедет Дер, но, может, кто-то еще из ангелов. Новость уже доложили Совету, они разбираются.

— Там были демонокровки, — сказала я, и он кивнул, не переспрашивая, где именно. — Один точно был. Это было не просто настроение, Чим.

Он пристально посмотрел на свою перевязанную кисть, словно ожидая, что на ней вдруг появятся ответы.

— Да, это было внушение. Они просматривают записи с камер на улице, подозревают, что он транслировал инвазию откуда-то с противоположной стороны. Он не мог находиться далеко. Волна была сильной. Стекло нас частично защитило, иначе и мы бы почувствовали.

— И смогли бы определить, откуда она идет.

— Он или они не дураки, Нин. Они остановили внушение, как только микроавтобус опрокинулся, и, скорее всего, слиняли.

— Они хотели убить нас, как ты думаешь?

Он пожал плечами, все еще разглядывая повязку.

— Напугать. Ну, если бы кому-то из нас башку пробило стеклом, огорчения б не было. Ты же слышала того парня.

— Но они до сих пор не действовали открыто, — пробормотала я.

— Считай, что начали. Видимо, их таймер тоже тикает. Нам надо как можно быстрее разобраться с демоном.

Я понимала, что он прав.

Чим ушел, я поела и улеглась в постель, дожидаясь ангела, который меня исцелит. Дверь в палату открывалась еще дважды, и дважды я притворялась спящей, так что даже не знала, кто это был. Надеялась, что не Терн.

То, что я ему наговорила, мучило меня. Это были не просто слова — это было почти признание, а я не хотела признаваться ни себе, ни ему в том, что чувствую. Что мне не все равно, что с ним, как он, что я не забыла его слова, что не смогла просто взять и вычеркнуть Терна из своей жизни и из своего сердца.

Мне сейчас было совсем не до душевных метаний. Я выполняла сложную и ответственную работу, которая могла стоить мне жизни в случае ошибки. Я не имела права на слабости. Особенно на сердечные.

Дер приехал уже затемно. Исцелив нас и уладив вопросы с врачами, он забрал меня и Чима из больницы и отвез в гостиницу. Там нас ждал настоящий допрос. Всем хотелось знать из первых уст о том, что случилось на парковке у института, каждый считал своим правом задать вопрос. Я предоставила Чиму возможность искупаться в лучах геройской славы вместо меня и ушла в комнату, где, закрывшись, уснула без задних ног и проспала до утра.

Мысль о том, что на смену идти уже сегодня, была первой по пробуждении, и меня она ужаснула. Я не чувствовала себя способной к нормальной работе. Да, физически мы оба были здоровы, но психическое наше спокойствие основательно пострадало. Я видела отголоски собственных мыслей в глазах Чима, вышедшего вместе со мной на улицу, чтобы дождаться транспорта. На замену разбитому микроавтобусу прислали внедорожник, что нас обоих порадовало по одной простой причине — этой машине явно не потребуется много времени, чтобы сдвинуться с места.

Как оказалось, заменена не только машина. Нас сопровождали четыре человека на мотоциклах. Мы подъехали к институту с другой стороны, припарковались за квартал от него и прошли оставшееся расстояние пешком — в сопровождении все тех же четверых. Я заметила, что на парковке у здания нет даже машины Терна. Видимо, и в его отношении меры безопасности были усилены.

У ворот толпились журналисты с микрофонами, операторы целились в нас видеокамерами. Я опустила голову и сжала кулаки, проходя мимо. Наш эскорт оттеснил особо назойливых от входа на территорию института, затем ворота закрыли.

А’ким встретила нас улыбкой, помахала рукой. Ей, похоже, нравился Чим, она даже пыталась с ним флиртовать. Он, впрочем, не обольщался. Ракель говорила, что демон строит глазки ее брату, Льза с еле сдерживаемой злостью в голосе с недавнего времени стала рассказывать нам о том, что «Дар и демонюка отвешивают друг другу комплименты». Только Берк, казалось, ее не интересовал. Сатри, когда мы стали расспрашивать, страшно удивилась и сказала, что ничего такого не замечала.

Я не знала, что задумала томящаяся в неволе демоница, но мне это не нравилось. А’ким перестала упрашивать нас ее отпустить и, казалось, изо всех сил сосредоточилась на наведении «мостов». Расспрашивала нас о жизни, о погоде за пределами Сферы, шутила, что-то напевала себе под нос, расчесывая волосы.

Но нас с Чимом было не обмануть. Я видела, что, глядя на безмятежно лежащего на своем ложе демона, он не только не расслабляется, а наоборот, весь подбирается, становясь похожим на взведенную пружину. Он чего-то ждал, и я тоже стала ждать, доверяя его интуиции и его чутью, не отводя от демона взгляда и пытаясь просчитать ее следующий шаг к пути на свободу.

— Как ты чувствуешь себя, Нина? — спросила А’ким, заметив, что я ее разглядываю. Сидя на полу, она что-то мурлыкала себе под нос, и, казалось, не обращала на нас внимания, а тут вдруг подняла голову и заговорила. — Ты так на меня смотришь, мне даже становится не по себе.

Сфера замигала, и я покачала головой. Внушение. Неужели ей еще не надоело? Неужели каждую реплику надо сопровождать попыткой пробить защиту Сферы? Обычно я старалась молчать и не вступать с демоном в диалог — официально это не приветствовалось, — но тут просто не выдержала.