- Госпожа моя! Голубка наша нежная! – погрузившись в мысли, не заметила, как вошла Марта, и ее голос вывел меня из оцепенения. – Покушать бы вам. И ши Дарвиш строго наказал.

Есть и правда хотелось. В животе ощущалась неприятная пустота, а на плечи навалилась усталость.

- Остыло пади уж все! – хлопотала над подносом добрая женщина. Она провела руками над тарелкой, и в воздухе тут же запахло густым супом с ароматными травками и чем-то копченым.

- Марта, ты владеешь магией? – потрясенно выдохнула я, а служанка вздрогнула и обернулась так медленно, словно у нее вмиг одеревенели ноги.

- Это ж безобидная… Бытовая… Слабенькая совсем… - испуганно затараторила она. Мне даже неловко стало, глядя на то, как у нее затряслись губы. Морщинистые руки нервно комкали подол серого платья. – Ох, госпожа моя, но вы же знали… Знали… Вот я старая колода, ведь забыла совсем, что мой шиен предупредил. Память-то к вам еще не вся вернулась?

Никак не могла понять, чего в ее голосе было больше: страха за себя или беспокойства за меня. Память Нинель, конечно, мне загрузили полностью, только вот пользоваться ею я пока не научилась. Она решительно отказывалась всплывать мгновенно и показывать нужные части воспоминаний.

Сейчас, увидев воочию, пусть крошечное, но настоящее чудо, вдруг осознала, что для людей в этом мире любая магия являлась запретной. Если у человека обнаруживали какой-либо дар, ашассы его тут же выжигали, рьяно исполняя закон. Вот только, кто этот закон принял, Нинель не знала, да и не интересовалась никогда, но молчала, чтобы не подвести отца. Шиен Лигейрос, наоборот, всячески поощрял магию в людях, принадлежащих ему, помогал развить их дар. В его поместье многие обладали такими способностями и все молчали. Потому что выдать господина, означало выдать и себя. Да и кто поверит простому человеку. Что значит его слово против слова благородного ашасса? Пустое место.

- Марта, тебе не стоит волноваться, - тихо произнесла, глядя прямо в испуганные глаза женщины. – Я никогда не предам тебя, ведь мы свои люди.

Служанка дрожать перестала, а потом и вовсе робко улыбнулась.

- Ох, и шутница, вы, голубка моя! – всплеснула она руками. – Надо же, свои люди! Да разве будет благородная шиена в здравом уме сравнивать себя с человеком? Даже самый распоследний ашасс такого не сделает! А вы Лигейрос! Ваш род древний, великий. Даже Энавели против вас слабы. Ой!

Марта испуганно прижала ко рту ладонь, округлила глаза и бухнулась на колени.

- Госпожа, не выдавайте! Не выдавайте! Боги-близнецы попутали старую!

Только сырости мне тут не хватало. Я, конечно, ее понимала, но, даже если бы принялась ей рассказывать о демократии, свободах и равенстве, то мировоззрение в одночасье не изменишь, как и мир вокруг этой доброй женщины. Поэтому просто задумалась, что бы на моем месте сделала настоящая Нинель.

- Поднимись! – неужели это я приказала? Марта, кряхтя, встала на ноги. – Шиена из дома Лигейрос дала обещание сохранить твой жалкий секрет, женщина! Так чего же ты еще хочешь?

Говорила, а у самой сердце кровью обливалось. Никогда не позволяла себе разговаривать с человеком, который ничем меня не обидел, в таком тоне, но иначе было просто не прекратить ее стенаний.

- Простите, госпожа моя, - смиренно склонила голову Марта. – Забылась совсем от радости, что вам лучше.

Вполне искренне ответила. До чего ашассы здесь людей довели? Судя по всему, когда-то человечество тоже наравне с ши и шиенами обладало магией. Так что же случилось? Чувствую, не обошлось тут без божественного вмешательства.

И чтобы хоть как-то успокоить свою совесть и разрядить ситуацию, я скорчила страдальческую физиономию и заныла:

- Я есть хочу!

- Ох, ну совсем я ни на что не годная стала! – запричитала Марта. – Несу, страдалица моя! Несу!

Сначала прямо поверх одеяла служанка водрузила отполированную, натертую вкусно пахнущим воском, доску, а следом поставила поднос с дымящимися тарелками.

- Кушайте, госпожа моя! Все, как вы любите! – и она улыбнулась искренне и непринужденно.

Ну, и чем же моя предшественница любила питать наше с ней тело? Я внимательно осмотрела содержимое подноса. Еда казалась вполне земной. Густая наваристая похлебка, большой кусок истекающего соком зажаренного мяса, по виду напоминающего говядину, сыр со слезой, пара ломтей хлеба, помидоры, огурцы, редис… Все, как у нас, на Земле! Даже мелко порубленным укропчиком сверху щедро посыпали. Хмм… Знают ашассы толк в пище, и мясцо, смотрю, уважают.

- Ну, я пока вам пару кусочков пирога вашего любимого принесу, с ягодами, с творогом, да сбитень свеженький. Я проверила, здесь его почти так же, как у нас делают, - защебетала служанка, а меня не покидало ощущение, что между нами нет прежней непринужденности.

- Марта! – окликнула ее уже у дверей. Женщина посмотрела на меня настороженно. – А здесь нет груш?

- Груш, моя госпожа? – удивленно переспросила она. – Сваренных в меду, вымоченных в вишневой настойке с малиной, запеченных с орехами и политых взбитыми сливками? Каких груш желает моя шиена?

- Ну-у-у… - сделала вид, что задумалась. – А можно мне просто груш? Спелых таких.

- Сырых? – почему-то ужаснулась служанка.

- Сырых, - согласилась я.

- Странные у вас пристрастия после болезни пробудились, на человеческую еду потянуло. Ладно уж, скажу на кухне, что для себя беру, - улыбнулась она, и напряжение вмиг растаяло.

- Спасибо, Марта, - прошептала я.

- Ох, голубка моя, да я звездочку с неба для тебя достану, если попросишь, не только груши.

- Если у женщины вдруг отрастают рога, это вовсе не значит, что она – коза неблагодарная, - шепотом сказала уже захлопнувшейся двери.

Я осталась одна, на пуховой перине, с подносом, наполненным великолепной едой. Взгляд сам упал на прикроватный столик. Книга в ярком переплете так и манила заглянуть в нее. На обложке был изображен грозный ашасс, еще более рогатый, чем мой родитель. Золотом поблескивали незнакомые на первый взгляд буквы. На второй – они вдруг сложились в слова, а на третий – я поняла смысл написанного. «Житие и великие подвиги бога Шезму» - значилось на обложке. Любопытно, что же он такого еще сотворил. Распахнув книгу, отправила в рот первую ложку.

К приходу Марты я уже знала, что, какова бы ни была религия, а в основе всегда лежит приход кого-то великого, спасающего население от… Да от всего! И Шезму исключением не был. Если верить книге, без него даже реки не текли бы по Ашшуру, а горы давно сровнялись бы с землей.

- Ваши груши, госпожа моя! И вот это выпейте. Ши Дарвиш передал. От настойки вы спокойно проспите до завтра и проснетесь совсем-совсем здоровой, чтобы порадовать шиена Рея.

- Спасибо, - поблагодарила служанку. Я смотрела на груши, крупные, спелые, идеальные. Такой товар Нияз никогда не списывал. Хотелось впиться зубами в красно-желтый бок так сильно, чтобы по подбородку потек сладкий, липкий сок, а во рту взорвался божественный свежий вкус. Не знаю, что побудило меня отложить тарелку с вожделенными фруктами и спросить: - Марта, а за что прокляли бога?

- За то, что это был бог людей, госпожа моя, - тихо ответила женщина. – Выпейте настой и отдыхайте. Не забивайте себе голову, вам итак досталось.

А ведь и правда, головы всех богов, которых я увидела в книге, венчали рога, но только не Камака. У него сей рудимент отсутствовал, но вполне заменялся хитростью и ехидством. Аппетит пропал. Значит, божество людей? И Марта сразу поняла, о ком я говорю. Может, не такой уж он забытый на Ашшуре? Тогда чего он желает от одной юной, не вполне адекватной ашассы, в тело которой поселили женщину иного мира? Ответов не было, и я решила дать организму отдых, выпив настойку целителя.

Глава 6

Число три всегда было моим любимым. И я надеялась, что третий день в новом мире принесет мне что-то светлое и радостное, несмотря на то, что последние дни жизни Нинель Лигейрос в стенах академии напоминали кошмар. Опять же, кошмар в ее понимании, но не в моем. Определенно, Нина Королёва отнеслась бы ко всему проще. Разве можно сожалеть о любви? Даже если потом объект вашей страсти оказался негодяем, всегда нужно помнить о том светлом, что он подарил вам когда-то. Ему не отнять того момента, потому что счастливые мгновения навсегда запечатлены в вашем сердце, душе, памяти. А если не жалеешь о случившемся, то и на мнение окружающих плевать, ибо задеть могут только слова созвучные вашим переживаниям. В общем, я была готова посмотреть в глаза обидчикам одной робкой, но дорогой мне шиены.