— Лучше бы он также ответственно относился к своим обещаниям и был отцом, которому на меня не все равно.

Ее плечи совсем поникли, я расстроил ее.

— Прости, что испортил настроение.

Она вздохнула и легко коснулась моей спины, я чувствовал, что в ее руке были зажаты ключи.

— Ты не расстроил меня, малыш, это скорее сделал твой отец.

— Я не малыш! — возразил я резким голосом, дергая спиной и сбрасывая ее руку.

Она рассмеялась, и я сам не мог удержаться от улыбки.

— Прости, Блейки. Но почему ты не поехал на автобусе? — спросила она, присаживаясь рядом со мной.

— Я не буду ездить на автобусе с городскими, — с отвращением в голосе выплюнул я.

Своим ответом я только вызвал у Стэф новый приступ смеха.

— Ах да, прости, я забыла, что вы богатенькие сосунки — привереды, каких поискать.

Я по-доброму ухмыльнулся.

— Получше, вас, оборванцев.

Она сверкнула белозубой улыбкой, спрыгнула со стула и хлопнула меня по спине.

— Пошли взрослый парень, я завезу тебя в школу.

Я заупрямился.

— Не поеду, отец обещал отвезти, пусть везет, — отворачиваясь от нее, недовольно пробурчал я.

Она пожала плечами и откинула от лица непослушные пряди.

— Ладно, но кто прогуливает школу, тот не поедет со мной в выходные на скалодром.

— Так не честно! — запротестовал я. — Уроки через минуту начнутся, я опоздаю!

Но она уже не слушала меня. Зашагав в черных кроссовках по гранитному полу, Стэф удалилась в холл.

— Давай, сосунок, поторапливайся, а то попрошу Лукаса отвезти тебя так далеко, где будут ходить только автобусы с городскими.

Я тяжело выдохнул и пошел за Стэф.

Впервые за долгое время я почувствовал, что больше не одинок.

Маленькая рука накрыла мое плечо, заставив вздрогнуть и вынырнуть из детских воспоминаний. Я обернулся, встречаясь взглядом с обеспокоенным лицом Джоанны.

— Прости, я не хотела тебя пугать, — сказала она.

— Ты не напугала.

Я обернулся к ней всем телом, опираясь спиной о балки крыльца, и взял ее руку в свою.

— Я решила не беспокоить тебя, но ты не появлялся уже двадцать минут, прости если потрево…

Не дав договорить, я притянул Джоанну к себе, одной рукой накрывая ее спину, а другой аккуратно обхватывая тонкую шею. Она подалась мне на встречу и наши губы соединились, даря мне такое необходимое умиротворение.

Я столько всего чувствовал в этот момент. Мысли роем диких пчел, крутились в моей голове, не оставляя меня в покое ни на секунду.

Джоанна приоткрыла рот, приглашая меня, и я проник внутрь, по-хозяйски лаская ее язык своим.

Я многое не понимал, многое не хотел принимать, но отрицать то, что рядом с ней моя тьма отступала, я не мог.

Накрыв ее плечи руками, я отстранился.

— Я рад, что побеспокоила.

Она улыбнулась, пряча лицо в моей футболке на груди, как делала всегда, когда смущалась. Таким простым жестом, который со мной не проделывала ни одна девушка в моей жизни, я чувствовал странную дрожь под кожей.

Я не понимал, что со мной творится, не знал, почему все чаще ловил себя на мысли, будто нуждаюсь в этой своевольной, дерзкой Дикарке, однако я точно знал, что не смогу расстаться с ней так просто. А если я чувствую, будто не могу ее отпустить, то стоит ли отпускать вообще?

— Пошли в дом, ты замерзнешь, — сказал я, окинув взглядом все тот же уродливый малиновый свитер. И где она только его откопала?

***

— Да, бей Джоанна, так их, ух! — кричала Натали окрыленная ударом Джоанны, которая второй раз за вечер забросила мяч в лузу. Правда это была уже четвертая игра, но кто считает?

Мы зависали на втором этаже в комнате отдыха моего дома. Комната эта находилась на торце здания, здесь не было разделения крыши и основной комнаты, поэтому окна доходили до высочайшей линии стены, а потом продолжались дальше, в том месте, где стены сужались в виде треугольника и где по логике, должна была располагаться крыша.

Это была любимая комната отца. Он играл здесь с друзьями в бильярд и проводил свой зимний отпуск.

У правой стены стоял бильярдный стол из красного дерева со всеми игорными принадлежностями. Чуть правее, где-то в паре метров от стола был камин из черного мрамора. В центре комнаты располагались два дивана из коричневой кожи и небольшой столик из красного дерева. По левую сторону была барная стойка и мишень для игры в дартс.

В детстве я любил находиться в этом месте. Подслушивать рассказы взрослых о бизнесе, рынке акций и о жизни.

Из шести отцовских друзей своим женам изменяли пятеро, шестой тоже изменял, но в отличие от остальных не трепался об этом. Еще тогда я понял, что любви не существует. Иначе, почему мужчины, у которых были жены и дети продолжали гулять с другими женщинами?

Жена первого папиного друга, по его словам, была недостаточно хороша. Ее фигура сильно изменилась после родов и женщина, подарившая ему двух сыновей, стала непривлекательной для него.

Жена второго друга и жена третьего друга были «невыносимыми стервами», которые умудрялись закатывать истерики, когда эти самые друг номер два и друг номер три проводили ночи в стриптиз-клубе или местах предоставляющих более широкий спектр услуг.

Жена четвертого друга не работала, но постоянно участвовала в каких-то собраниях, вроде «Женщин высшего общества Нью-Йорка» или «Лиги юниоров», это было ее хобби, и она любила это дело всей душой. Этот четвертый друг говорил, что ему не хватает с ней времени, потому что она всегда занята своими делами.

Жена пятого друга была бизнесвумен, они поженились в результате слияния их наследных компаний, брак был договорной. Но чуть позже вспыхнули и чувства, что бывает скорее редко, чем часто в таких браках. Они вместе управляли компанией, и когда-нибудь эта компания перейдет по наследству их единственной дочери — Майе.

Я ничего не рассказывал ей из того, что знал, ведь это совсем не мое дело. Кроме того, подруга сама догадывалась об изменах, как и ее мама. Но почему-то никто из них не предпринимал каких-то активных действий. Чужая семья — не моя проблема. Если они молчали, значит так нужно.

Жена шестого друга, пожалуй, была идеальна. Она не выносила мозг, выглядела как победительница конкурса «Миссис Мира» и заботилась о своей семье. Но шестого друга все равно несло к другим. Он изменял везде и постоянно. Каждый раз с новой женщиной. Это был отец Кайла.

Вы уже знаете, что случилось с его матерью, после того, как она узнала об этом. Попытка отравления, больница, таблетки, и ненависть ко всему живому, в том числе и к Кайлу.

У каждого из них была своя отговорка. Каждый винил в собственной неверности жену.

А вот отец, кажется, любил Стэф, а Стэф любила его. Когда она появилась в нашей жизни, отец стал реже видеться с друзьями. Дошло до того, что этот дом стал только нашим местом. Мы бывали здесь втроем, никого лишнего.

На самом деле она мало что любила от нашей с отцом жизни. Но этот дом был исключением. И дело было не в роскоши или квадратных метрах, дело было в Аспене, снеге, горах и свободе. Ей нравилось проводить свой день, взбираясь на склоны, а потом скатываясь с них на высокой скорости. Я хвостиком бегал за ней и учился тому, что умела она.

Это место стало нашим убежищем, где все трое были счастливы.

— Да! — крикнула Майя, закатывая одним ударом сразу два шара в разные лузы.

Я взглянула на ребят, они предварительно разделились на две команды, в одной были Джоанна Натали и Кайл, в другой Одри, Майя и Джим.

Джоанна не очень хорошо играла в бильярд, хотя это мягко сказано: таких хреновых игроков в бильярд, я еще не видел.

Был черед Одри. Натирая кий мелом, она прошлась вдоль бильярдного стола, свысока взирая на своих противников. Откинув темные волосы от лица, она нагнулась и начала прицеливаться, Одри ударила и закатила шар в лузу.