Блейк остановил машину у пляжа в Лонг-Бич.

Было уже поздно, совсем темно, вдобавок были выключены фары. В машину проникал лишь свет от огней города. У берега плескались волны, белый песок пляжа отражал попадающий на него свет, из-за чего казалось, что океан переходит в небо и на фоне светлого песка, все это было черной бездной. В этой бездне можно было заметить огоньки кораблей и яхт. Было прохладно, закутавшись посильнее в свое пальто, я откинулась на спинку сиденья.

Я держала в руках пакет с едой и рассматривала вечернее небо. Большая луна висела еще совсем низко, но от такого вида дух захватывало. Звезды было видно очень плохо.

Раньше, уходя с работы, мне еще удавалось застать закат, или хотя бы его отголоски. А сейчас я выходил в кромешную тьму. И хотя город освещали тысячи разноцветных ярких и тусклых огней, небо было черным непроглядным полотном.

Помимо неспособности увидеть при закате солнце, а не оранжевый отсвет который оно оставляет на небе, был еще один минус проживания в большом городе: обилие городских огней не давало звездам и шанса.

Повернувшись в его сторону, я заметила, что он разглядывает меня. Пойманный на подглядывании, он не отвел взгляда, как это обычно бывает, когда понимаешь, что тебя заметили. Блейка не смущали те вещи, которые могли смутить других людей.

Сегодня я рассказала ему кое-что о своей семье, раскрыла совсем маленькую частицу своей жизни, но эта часть была наиважнейшей для меня. Не думала, что хоть с кем-нибудь смогу поделиться тем, что сидит во мне многие годы. Я не делилась многими вещами даже с братом.

Возможно дело в его глазах, которым хотелось верить, в действующем, словно гипноз низком голосе, или в мягких, невесомых прикосновениях его рук к моей спине. Что-то из этого, или все сразу заставило меня проболтаться о себе. Проболтаться о настоящей жизни Джоанны-управляющей, а не липовой Джоанны-официантки.

Я сунула руку в пакет, и вытащив оттуда замотанный в бумагу сэндвич с говядиной, молча передала его Блейку. Он также молча взял его, касаясь своими пальцами моей руки, заставляя предательских мурашек, активизироваться и забегать по моим предплечьям.

Я была на взводе с того момента, как он решил бесцеремонно взять меня на руки. На нас смотрело столько людей, и я должна была испытывать стыд, но не испытывала. Голова была занята тем фактом, что мужчина крепко прижимал меня к своему теплому телу, пока я держалась за его шею. Подушечки моих пальцев покалывало от ощущения его теплой кожи. И казалось, я все еще чувствую щекотку на тыльной стороне руки от коротких прядей его волос.

Я еще раз занырнула в пакет и достала оттуда сэндвич с сыром и шпинатом, который предназначался для меня. Аккуратно развернув обертку, я откусила от него кусочек.

Безумно хотелось есть.

Блейк не притронулся к своему завернутому сэндвичу, он продолжал задумчиво глядеть на меня. Его взгляд, то становился рассеянным, словно он уходил в себя, то яснел, когда он рассматривал мое лицо.

Между нами стояла тишина, ну и звук того, как я жевала свой поздний ужин. Это было так странно, ведь Блейку всегда было что сказать. А сейчас он молчал.

В наших отношениях, если их можно было так назвать, мы будто шли наоборот. Сначала жаркие поцелуи, танцы и его крепкий член в моей руке. А сейчас — пляж, тишина и игра в гляделки. Следующим шагом должно быть наше полное расставание.

От этой мысли где-то под ребрами отозвалась тупая боль: мне не хотелось расставаться с ним.

Я почти покончила со своей едой, когда Блейк наконец решил развернуть свой сэндвич.

— Ты когда-нибудь был связан отношениями? Обязательства и все дела, — спросила я.

Блейк, до этого смотревший на меня, вдруг медленно отвел взгляд.

— Нет, — ответил он, пережевывая свой сэндвич.

Впрочем, этого ответа следовало ожидать. Но человек не может просто так бежать от отношений, всегда есть какая-то причина для этого.

— Вот как. Почему?

— Мне это не интересно, отношения та вещь, в которой я не нуждаюсь, — отмахнулся он.

Он прямо говорил, что отношения это не для него, но что лежало в корне этих настроений, я могла лишь догадываться.

Его взгляд говорил о многом, и это уж точно не «я в этом не нуждаюсь» здесь есть что-то глубже. Но расспрашивать об этом нет смысла, он не расскажет, либо сам еще не осознает, откуда идут истоки такого отрицания, либо не станет раскрывать это мне — девушке задержавшейся в его жизни чуть дольше обычного.

А вот я все свои истоки прекрасно осознавала. Я понимала, что причина моего нежелания строить полноценные отношения лежит в моем детстве, в отношениях родителей друг к другу и их отношения ко мне.

Блейк сегодня открыл мне кусочек из своего прошлого. Теперь я знала о его матери. Я могу лишь предположить, что его нежелание строить отношения как-то связано с ней. Возможно он боится снова быть брошенным.

— Получается, что ты никогда не любил? — спросила я.

— Нет.

— Значит первая влюбленность, это не про тебя?

— Нет, я никогда не любил, — спокойно ответил он. — Я не верю, что любовь есть. Я считаю, что это лишь привязанность, не более.

— Ну, а как же родительская любовь? Матери любят своих детей.

— Я бы поспорил с этим, — невесело усмехнулся он.

— Ну хорошо, что по твоему чувствует женщина к своему ребенку? — не унималась я.

На щеках Блейка заиграли желваки, ему не нравилось говорить об этом.

— Начнем с того, что мужчина и женщина заводят ребенка, потому что они эгоистичны. Они думают о себе, не о ребенке. Они хотят себе новую игрушку. Многие сразу понимают, что это им не по силам, и бросают своих детей. А многие вынуждены растить их до совершеннолетия.

— Это очень категоричная точка зрения, но имеет место быть, — чувствуя замешательство, сказал я.

Мне хотелось шлепнуть себя по лбу.

Боже, какая я глупая. Спросить о материнской любви человека, которого в детстве оставила мать.

— А ты? У тебя были серьезные отношения и любовь? — спросил меня Блейк.

— Отношения были, но я не могу назвать их серьезными. А вот с любовью сложнее, — сказал я, рассматривая темное небо через лобовое стекло. — В школе учился один парень, он дружил с моим братом, и я думала, что была влюблена в него. Потом до меня дошло, что это не было настоящей любовью, ведь я его совсем не знала, к тому же чувства были не взаимны, но я думаю, что если бы он обратил на меня внимание, то я могла бы его полюбить, — пожала плечами я.

И конечно, это было об Эрике. Но Блейк никак не сможет связать это с ним. Многие девушки вздыхают по друзьям своих старших братьев.

— Думаю, что он дурак, — тихо произнес Блейк. Я улыбнулась и лениво кивнула на это замечание.

Интересно, узнай Блейк, что я говорю об Эрике, по-прежнему он называл бы его дураком?

— Ты сказала о несерьезных отношениях, что в твоем понимании несерьезные отношения? — спросил он.

Я сразу вспомнила всех своих бывших, начиная от Стива с которым мы вместе учились и который был моим парнем и заканчивая Дейвом — топ менеджером в одной энергетической компании.

— Мы просто спали и иногда ужинали вместе, и были единственными друг у друга, — объяснила я.

Блейк усмехнулся.

— О, весьма удобно, —  сказал он, хитро поглядывая на меня.

— Да, и минимум ответственности, — добавила я, но осознав, как нелицеприятно это звучит, постаралась оправдаться. — Я считаю себя ответственным человеком, мне удается прекрасно выполнять свою работу, и я часто перерабатываю, но отношения — не мое.

Он кивнул.

— Должен признать, работа официантки непроста.

Ах да, я же якобы официантка, но я говорила о работе управляющей отелем.

— Да, любая работа непроста.

Блейк смотрел на меня насколько секунд, затем спросил:

— Так и почему я получил от тебя щедрую порцию осуждения, если ты сама не любительница отношений? Что я сделал не так?

Блейк уже доел свой сэндвич и вытер руки салфетками.