— Сомневаюсь, — хмуро ответила я, но Блейк уже не слышал меня.

Мы подошли к столику, конечно же, в вип-секции второго этажа и я постаралась натянуть улыбку, которая больше походила на гримасу. Блейк стал сзади, прижав меня к себе. Спиной я чувствовала его крепкую, мускулистую грудь. Сейчас я была словно окутана им: его габаритами, запахом его парфюма и чистой кожи. Все вполне невинно, не считая того, что мои ягодицы оказались в опасной близости от его мужского достоинства.

Когда несколько пар глаз стали с любопытством, а некоторые с неприязнью, разглядывать меня, я невольно прижалась к его груди, находя в этом некую защиту. Блейк коснулся пальцами моего запасться и провел ими до локтя, легко обхватывая его.

— С Кайлом ты уже знакома, — начал Блейк, и первое, что я заметила — ехидная улыбка блондина. В целом создавалось впечатление, что у него есть какой-то недуг, почему никто не замечал этого, он же выглядит как кретин.

— Здравствуй, красавица, — кивнул Кайл, окинув меня изучающим взглядом, по тому, как загорелись его глаза, я поняла, что мое платье явно понравился мужчине. — Что ж следовало зажать тебя в туалете клуба, чтобы ты запела по-другому, не правда ли?

Грудь Блейка за моей спиной напряглась, и я почувствовала, как он чуть сильнее сжал мой локоть. Должно быть, он предупреждал их не упоминать определенные вещи, а Кайл решил ослушаться, что Блейку совсем не понравилось.

— Кайл, заткнись, — угрожающе процедил Блейк.

В ответ Кайл вскинул ладони, словно отступая, не желая ввязываться в неприятности.

— Расслабься, — бросил он и своим видом показал, что больше не заинтересован во мне, переключаясь на свой стакан с виски.

— Это Одри, — кивнул он в сторону девушки, которую к несчастью, я тоже уже знала.

Одри была явно недовольна моим присутствием в их компании, она пробежалась по моей одежде критичным взглядом и отвернулась. Для нее я была не более чем предметом мебели. Она еще в прошлый раз явила мне свою натуру: Одри — стерва, хотя ее внешний вид говорил об обратном.

Она казалась милой и кроткой, ее изюминкой были большие карие глаза в обрамлении пушистых ресниц. За это она получила прозвище Бэмби. Одри обладала яркой внешностью, которой с удовольствием пользовалась, приковывая к себе внимание мужчин со всей планеты. Должно быть, она невероятно уверенна в себе, с такими то данными.

Не все могли видеть, какой она являлась на самом деле. Это было в ее глазах. Едва заметный огонек, который я увидела сразу. Она смотрела на людей оценивающим взглядом, так, как смотрят на витрину магазина.

Под шкуркой Бэмби скрывалась змея, которая готова была нанести удар любому, в ком почует угрозу. В последний раз она увидела угрозу во мне. Это только подтвердило мои догадки, что-то было между ними, между Одри и Блейком. Он может отрицать сколько угодно, может называть ее просто подругой, но я помнила каждый ее недовольный взгляд в мою сторону. И все были из-за Блейка.

После наступления одиннадцати лет многие девочки из моего класса становились выше и привлекательнее, еще через год у них начала расти грудь, а талия становилась тоньше. Детский пухлые щеки постепенно сходили на нет, уступая место острым как бритва скулам. К шестнадцати годам многие из моих одноклассниц уже имели за плечами по одной пластической операции.

Я же с детства была гадким утенком. В одиннадцать лет я не начала расти, оставалась одной из самых низких девочек в классе. На двенадцатом году мне поставили брекеты и прописали очки. Это изуродовало меня еще сильнее. Грудь моя не выросла ни к тринадцати, ни к пятнадцати годам. Я остаюсь при первом размере и по сей день.

Маленький рост, маленькая грудь, и большой круглый зад — вот, что я получила к своим шестнадцати годам. Ах да, и запрет от мамы на хирургическое вмешательство. Сейчас, я благодарна ей за это, но тогда, готова была рвать и метать от досады. Я злилась на весь мир, злилась на себя и на маму, за то, что она посмела родить меня такой несовершенной.

В семнадцать я решила поменять подход к своей внешности, я концентрировалась не на недостатках, а на достоинствах своей фигуры. У меня были хрупкие плечи и красивые ключицы, тонкая шея и чистая светлая кожа. Мои ноги хоть и не были длинными, как у других девчонок, но зато они были идеально ровными, зад был как после годовых тренировок в зале: большой, подтянутый и округлый. На этом я и делала акценты. Затем я отказалась от очков, сделав выбор в пользу контактных линз, стала распускать и укладывать длинные волосы и подчеркивала большие синие глаза и пухлые губы.

В одиннадцатом классе я стала замечать, что у красотки моего класса — Дафны Честер-Веллингтон кривоватые ножки, а у ее подруги — Стеллы Димарко большой нос, который не смогла исправить даже ринопластика. У главной стервы и скандалистки класса — Джин Ньюсом одна бровь была чуть выше другой, собственно, то же самое было и с ее грудью третьего размера.

Я подмечала их недостатки, но вовсе не с целью посмеяться или позлорадствовать. Я лишь находила подтверждения тому, что все мы разные, с разными параметрами фигуры и различными чертами лица. Все мы не идеальны, каждый из семи миллиардов человек был неидеален. Так может наша неидеальность и есть идеал?

Это осознание значительно облегчило мне жизнь и помогло принять и полюбить даже свои недостатки. Я не жаловалась на внешность, но считала, что бывают девушки красивее меня. Например, моя подруга Барбара была картинной, идеальной-неидеальной красавицей. И всегда найдется человек красивее, умнее и лучше. Я не зазнавалась на этот счет, ведь понятие красоты так субъективно.

Но все же, я предполагала, что Блейку нравятся другого сорта девушки. Не люблю вешать ярлыки, но Одри как раз такой экземпляр. Более того, Одри на мой взгляд была настолько красива, что рядом с ней, я начинала чувствовать себя той маленькой пухлощекой девочкой в больших очках и с брекетами.

Пожалуй, они идеально подходили друг другу. Такие как Одри были в его вкусе. Высокие, стройные и безумно привлекательные. Мне никогда не быть такой как она, однако я и не стремилась. Я любила себя и все свои неидеальные сто шестьдесят пять сантиметров. Поэтому той маленькой зашуганной девочке я не дам снова взять над собой вверх. Никогда не стану меняться, чтобы подходить под чьи-то стандарты, тем более, никогда не стану перекраивать себя ради мужчины, в попытках понравиться ему.

— Это Эрик, — указал Блейк на смуглого парня, который не был для меня незнакомцем.

Сердце забилось быстрее, я опасалась, что Эрик, приятель Конрада со школы, может узнать меня. Мужчина с короткими темными волосами улыбнулся мне и дружелюбно кивнул, однако не спешил отводить взгляда, рассматривая меня с ног до головы.

Я в ответ рассматривала его. Он не сильно изменился. Все тот же смуглый оттенок кожи, карие миндалевидные глаза, с постоянно проглядывающей в них хитрецой. Темные брови и длинные, словно подкрученные ресницы. Широкий прямой нос и пухлые губы. Высокие скулы, впалые щеки и круглый подбородок. Лицо его покрыто однодневной щетиной. Темная свободная футболка не в силах скрыть накаченный торс, покрытый бронзовой кожей и крупные бицепсы. Руки длинные с ветвящимися на них венами. Кусочек кожи под ключицами, тот который не был скрыт под футболкой, покрывали темные редкие волоски.

Его глаза засияли, когда он обратил внимание на вставку прозрачной ткани в районе моей груди. Я уже было забеспокоилась, но, кажется, Эрик понятия не имел, кем я являюсь на самом деле. Это был лишь интерес и любопытство. Однако с ним все равно нужно быть осторожной.

Мы не знакомы с Эриком, даже ни разу не разговаривали, не оказывались близко друг к другу, за исключением одного случая. Конрад тогда устроил масштабную вечеринку, воспользовавшись тем, что наша мама была в отъезде. Мне пришлось ночевать у подруги, а утром, когда я вернулась домой, то застала Эрика в гостевой комнате голым в обнимку с какой-то девицей. Я тогда не смогла сдержать удивленного и испуганного возгласа, и случайно разбудила парочку. Пришлось быстро ретироваться в комнату, но воспоминания о том дне преследовали меня еще в течение нескольких месяцев.