Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Тредиаковский Василий КирилловичФонвизин Денис Иванович
Степанов Николай Леонидович
Хемницер Иван Иванович
Богданович Ипполит Федорович
Вяземский Петр Андреевич
Измайлов Александр Алексеевич
Крылов Иван Андреевич
Кантемир Антиох Дмитриевич
Майков Василий Иванович
Прутков Козьма Петрович
Глинка Федор Николаевич
Нахимов Аким Николаевич
Давыдов Денис Васильевич
Сумароков Александр Петрович
Жуковский Василий Андреевич
Державин Гавриил Романович
Бедный Демьян
Озеров Владислав Александрович
Аблесимов Александр Онисимович
Херасков Михаил Матвеевич
Пушкин Василий Львович
Суханов Михаил Дмитриевич
Княжнин Яков Борисович
Ломоносов Михаил Васильевич
Дмитриев Иван Иванович
Муравьев Михаил Никитич
Пнин Иван Петрович
Батюшков Константин Николаевич
Пушкин Александр Сергеевич
Алипанов Егор Иванович
Чулков Михаил Дмитриевич
Попов Михаил Михайлович
 > Русская басня > Стр.46
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
45
46
47
...
134

Д.И. Фонвизин

ЛИСИЦА-КОЗНОДЕЙ

В Ливийской стороне правдивый слух промчался,
Что Лев, звериный царь, в большом лесу скончался.
Стекалися туда скоты со всех сторон
Свидетелями быть огромных похорон.
Лисица-Кознодей, при мрачном сем обряде,
С смиренной харею, в монашеском наряде,
Взмостясь на кафедру, с восторгом вопиет:
«О рок! лютейший рок! кого лишился свет!
Кончиной кроткого владыки пораженный,
Восплачь и возрыдай, зверей собор почтенный!
Се царь, премудрейший из всех лесных царей,
Достойный вечных слез, достойный алтарей,
Своим рабам отец, своим врагам ужасен,
Пред нами распростерт, бесчувствен и безгласен!
Чей ум постигнуть мог число его доброт,
Пучину благости, величие щедрот?
В его правление невинность не страдала,
И правда на суде бесстрашно председала;
Он скотолюбие в душе своей питал,
В нем трона своего подпору почитал;
Был в области своей порядка насадитель,
Художеств и наук был друг и покровитель...»
«О, лесть подлейшая!— шепнул Собаке Крот.—
Я знал Льва коротко: он был пресущий скот,
И зол, и бестолков, и силой вышней власти
Он только насыщал свои тирански страсти.
Трон кроткого царя, достойна алтарей,
Был сплочен из костей растерзанных зверей!
В его правление любимцы и вельможи
Сдирали без чинов с зверей невинных кожи;
И словом, так была юстиция строга,
Что кто кого смога, так тот того в рога.
Благоразумный Слон из леса в степь сокрылся,
Домостроитель Бобр от пошлин разорился,
И Пифик слабоум, списатель зверских лиц,
Служивший у двора честнее всех лисиц,
Который, посвятя работе дни и ночи,
Искусной кистию прельщая зверски очи,
Портретов написал с царя зверей лесных
Пятнадцать в целый рост и двадцать поясных,
Да сверх того еще, по новому манеру,
Альфреско расписал монаршую пещеру:
За то, что в жизнь свою трудился сколько мог,
С тоски и с голоду третьéго дни издох.
Вот мудрого царя правление похвально!
Возможно ль ложь сплетать столь явно и нахально!»
Собака молвила: «Чему дивишься ты?
Что знатному скоту льстят подлые скоты?
Когда же то тебя так сильно изумляет,
Что низка тварь корысть всему предпочитает
И к счастию бредет презренными путьми:
Так, видно, никогда ты не жил меж людьми».

И.П. Пнин

ЮЖНЫЙ ВЕТЕР И ЗЕФИР

«Какие всюду я ношу опустошенья:
Лишь дуну — все падет от страшных моих сил!—
Так, с видом гордого презренья,
Ветр южный кроткому Зефиру говорил.—
Крепчайшие древа я долу повергаю,
Обширнейших морей я воды возмущаю,
И бурь ужаснейших бываю я творец.
            Скажи, Зефир, мне, наконец,
Не должен ли моей завидовать ты части?
Смотри, как разнишься со мною ты во власти!
С цветочка на цветок порхаешь только ты,
Или над пестрыми летаешь ты полями;
Тебе покорствуют лужочки и кусты,
А я, коль захочу, колеблю небесами».
— «Тиранствуй, разоряй, опустошая мир,
Пусть будут все тебя страшиться, ненавидеть,—
С приятной тихостью сказал ему Зефир,—
Во мне ж пусть будет всяк любовь и благость видеть».

ТЕРНОВНИК И ЯБЛОНЯ

              Вблизи дороги небольшой
              Терновник с Яблонью росли;
              И все, кто по дороге той
                    Иль ехали, иль шли,
Покою Яблоне нимало не давали:
                    То яблоки срывали,
                    То листья обивали.
              В несчастье зря себя таком,
Довольно Яблоня с собою рассуждала;
                                  Потом
                    Накрепко предприняла
              Обиды все переносить
              И всем за зло добром платить.
Терновник, близ ее в соседстве возрастая
И злобою себя единою питая,
                    Чрезмерно тем был рад,
Что в горести, в тоске нет Яблоне отрад:
«Вот добродетелям твоим какая мзда!
              Вот что за них ты получила!
Но если б ты, как я, свою жизнь проводила,
              То б ни несчастье, ни беда
Не смели до тебя вовеки прикасаться.
              Ты стала б, как и я,
              Покоем наслаждаться».
Терновник, Яблоне слова сии твердя,
Над муками ее язвительно смеялся.
Но вдруг — откуда, как, совсем не знаю — взялся
              Прохожий на дороге той
              И, Яблони прельстясь плодами,
              Вдруг исполинскими шагами
       Подходит к ней и мощною рукой
                    Все древо потрясает;
       Валятся яблоки сюда, туда,
К ногам Терновника иное упадает.
                    Прохожий же тогда,
Не мысля ни о чем, лишь только подбирает;
И как-то невзначай за терн он зацепляет —
Мгновенно чувствует он боль в руке своей,
Зрит рану и зрит кровь, текущую из ней,
                                И чает,
       Что сея злее раны не бывает.
                    Правдива ль мысль сия?
Кто хочет, тот о том пускай и рассуждает:
              Рука его, а не моя.
                    Но это пусть всяк знает.
              Что в гневе, в ярости своей
Прохожий до корня Терновник отсекает.
                    Читатель! В басне сей
                    Ты можешь видеть ясно,
Что люди добрые хоть терпят и ужасно,
Хоть сильно гонят их, однако ж почитают,
Злодеев же тотчас немедля истребляют.
46
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"818025","o":1}