Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Пнин Иван ПетровичХерасков Михаил Матвеевич
Прутков Козьма Петрович
Сумароков Александр Петрович
Аблесимов Александр Онисимович
Крылов Иван Андреевич
Вяземский Петр Андреевич
Тредиаковский Василий Кириллович
Жуковский Василий Андреевич
Майков Василий Иванович
Нахимов Аким Николаевич
Дмитриев Иван Иванович
Давыдов Денис Васильевич
Измайлов Александр Алексеевич
Бедный Демьян
Озеров Владислав Александрович
Муравьев Михаил Никитич
Державин Гавриил Романович
Глинка Федор Николаевич
Чулков Михаил Дмитриевич
Кантемир Антиох Дмитриевич
Попов Михаил Михайлович
Хемницер Иван Иванович
Батюшков Константин Николаевич
Ломоносов Михаил Васильевич
Богданович Ипполит Федорович
Пушкин Александр Сергеевич
Фонвизин Денис Иванович
Суханов Михаил Дмитриевич
Степанов Николай Леонидович
Княжнин Яков Борисович
Пушкин Василий Львович
Алипанов Егор Иванович
 > Русская басня > Стр.46
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
45
46
47
...
134

Д.И. Фонвизин

ЛИСИЦА-КОЗНОДЕЙ

В Ливийской стороне правдивый слух промчался,
Что Лев, звериный царь, в большом лесу скончался.
Стекалися туда скоты со всех сторон
Свидетелями быть огромных похорон.
Лисица-Кознодей, при мрачном сем обряде,
С смиренной харею, в монашеском наряде,
Взмостясь на кафедру, с восторгом вопиет:
«О рок! лютейший рок! кого лишился свет!
Кончиной кроткого владыки пораженный,
Восплачь и возрыдай, зверей собор почтенный!
Се царь, премудрейший из всех лесных царей,
Достойный вечных слез, достойный алтарей,
Своим рабам отец, своим врагам ужасен,
Пред нами распростерт, бесчувствен и безгласен!
Чей ум постигнуть мог число его доброт,
Пучину благости, величие щедрот?
В его правление невинность не страдала,
И правда на суде бесстрашно председала;
Он скотолюбие в душе своей питал,
В нем трона своего подпору почитал;
Был в области своей порядка насадитель,
Художеств и наук был друг и покровитель...»
«О, лесть подлейшая!— шепнул Собаке Крот.—
Я знал Льва коротко: он был пресущий скот,
И зол, и бестолков, и силой вышней власти
Он только насыщал свои тирански страсти.
Трон кроткого царя, достойна алтарей,
Был сплочен из костей растерзанных зверей!
В его правление любимцы и вельможи
Сдирали без чинов с зверей невинных кожи;
И словом, так была юстиция строга,
Что кто кого смога, так тот того в рога.
Благоразумный Слон из леса в степь сокрылся,
Домостроитель Бобр от пошлин разорился,
И Пифик слабоум, списатель зверских лиц,
Служивший у двора честнее всех лисиц,
Который, посвятя работе дни и ночи,
Искусной кистию прельщая зверски очи,
Портретов написал с царя зверей лесных
Пятнадцать в целый рост и двадцать поясных,
Да сверх того еще, по новому манеру,
Альфреско расписал монаршую пещеру:
За то, что в жизнь свою трудился сколько мог,
С тоски и с голоду третьéго дни издох.
Вот мудрого царя правление похвально!
Возможно ль ложь сплетать столь явно и нахально!»
Собака молвила: «Чему дивишься ты?
Что знатному скоту льстят подлые скоты?
Когда же то тебя так сильно изумляет,
Что низка тварь корысть всему предпочитает
И к счастию бредет презренными путьми:
Так, видно, никогда ты не жил меж людьми».

И.П. Пнин

ЮЖНЫЙ ВЕТЕР И ЗЕФИР

«Какие всюду я ношу опустошенья:
Лишь дуну — все падет от страшных моих сил!—
Так, с видом гордого презренья,
Ветр южный кроткому Зефиру говорил.—
Крепчайшие древа я долу повергаю,
Обширнейших морей я воды возмущаю,
И бурь ужаснейших бываю я творец.
            Скажи, Зефир, мне, наконец,
Не должен ли моей завидовать ты части?
Смотри, как разнишься со мною ты во власти!
С цветочка на цветок порхаешь только ты,
Или над пестрыми летаешь ты полями;
Тебе покорствуют лужочки и кусты,
А я, коль захочу, колеблю небесами».
— «Тиранствуй, разоряй, опустошая мир,
Пусть будут все тебя страшиться, ненавидеть,—
С приятной тихостью сказал ему Зефир,—
Во мне ж пусть будет всяк любовь и благость видеть».

ТЕРНОВНИК И ЯБЛОНЯ

              Вблизи дороги небольшой
              Терновник с Яблонью росли;
              И все, кто по дороге той
                    Иль ехали, иль шли,
Покою Яблоне нимало не давали:
                    То яблоки срывали,
                    То листья обивали.
              В несчастье зря себя таком,
Довольно Яблоня с собою рассуждала;
                                  Потом
                    Накрепко предприняла
              Обиды все переносить
              И всем за зло добром платить.
Терновник, близ ее в соседстве возрастая
И злобою себя единою питая,
                    Чрезмерно тем был рад,
Что в горести, в тоске нет Яблоне отрад:
«Вот добродетелям твоим какая мзда!
              Вот что за них ты получила!
Но если б ты, как я, свою жизнь проводила,
              То б ни несчастье, ни беда
Не смели до тебя вовеки прикасаться.
              Ты стала б, как и я,
              Покоем наслаждаться».
Терновник, Яблоне слова сии твердя,
Над муками ее язвительно смеялся.
Но вдруг — откуда, как, совсем не знаю — взялся
              Прохожий на дороге той
              И, Яблони прельстясь плодами,
              Вдруг исполинскими шагами
       Подходит к ней и мощною рукой
                    Все древо потрясает;
       Валятся яблоки сюда, туда,
К ногам Терновника иное упадает.
                    Прохожий же тогда,
Не мысля ни о чем, лишь только подбирает;
И как-то невзначай за терн он зацепляет —
Мгновенно чувствует он боль в руке своей,
Зрит рану и зрит кровь, текущую из ней,
                                И чает,
       Что сея злее раны не бывает.
                    Правдива ль мысль сия?
Кто хочет, тот о том пускай и рассуждает:
              Рука его, а не моя.
                    Но это пусть всяк знает.
              Что в гневе, в ярости своей
Прохожий до корня Терновник отсекает.
                    Читатель! В басне сей
                    Ты можешь видеть ясно,
Что люди добрые хоть терпят и ужасно,
Хоть сильно гонят их, однако ж почитают,
Злодеев же тотчас немедля истребляют.
46
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"818025","o":1}