Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Фонвизин Денис ИвановичКняжнин Яков Борисович
Тредиаковский Василий Кириллович
Измайлов Александр Алексеевич
Богданович Ипполит Федорович
Ломоносов Михаил Васильевич
Аблесимов Александр Онисимович
Майков Василий Иванович
Пнин Иван Петрович
Хемницер Иван Иванович
Батюшков Константин Николаевич
Чулков Михаил Дмитриевич
Кантемир Антиох Дмитриевич
Попов Михаил Михайлович
Давыдов Денис Васильевич
Муравьев Михаил Никитич
Херасков Михаил Матвеевич
Сумароков Александр Петрович
Вяземский Петр Андреевич
Дмитриев Иван Иванович
Глинка Федор Николаевич
Алипанов Егор Иванович
Пушкин Александр Сергеевич
Суханов Михаил Дмитриевич
Пушкин Василий Львович
Жуковский Василий Андреевич
Крылов Иван Андреевич
Державин Гавриил Романович
Прутков Козьма Петрович
Степанов Николай Леонидович
Нахимов Аким Николаевич
Бедный Демьян
Озеров Владислав Александрович
 > Русская басня > Стр.45
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
44
45
46
...
134
      За беззаконие львов, тигров, барсов,
            Четвероножных оных Марсов,
Которым отданы в правление леса,
            Разгневанные небеса
            Послали мор; валятся звери,
Повсюду к смерти им отверсты страшны двери.
Окончились пиры, которые они
                    В спокойны прежде дни
      На счет овец и зайцев устрояли;
И звери в ужасе уже не звери стали.
Изнемогают все, хоть смерть разит не всех.
      Гусей и кур лисицы не вкушают,
      И горлицы друг друга убегают.
Нет более любви в лесах и нет утех.
Глас добродетели сам хищный Волк стал слушать,
Исправил наконец и Волк свой грешный век
            И стал он добрый человек;
      Но отчего?— Не хочет боле кушать.
Сбирает Лев совет и говорит: «Друзья!
Конечно, за грехи несчастье нам такое.
      Чтоб отвратить толико время злое,
      Кто всех грешней, хотя б то был и я,
Тот должен искупить все общество собою,
Тот должен умереть за общество один,
И будет славный он по смерти господин
      Доволен бы я был моей судьбою,
            Когда б грешнее всех я был:
Я жизнию б народ звериный искупил.
И имя было бы мое всех львов слышнее.
      Я признаюсь, и я не без греха,
Едал я и овец, едал и пастуха,
            Но я неужто всех грешнее?
Пусть всяк, подобно мне, открыв смиренный дух,
Покаяся, грехи свои расскажет вслух».
— «Великий государь,— Лисица возглашает,—
      Ты праведен и милосерд всегда;
      Твоя священна лапа иногда
                    Овец, любя, тазает;
            Но что же это за беда?
                    Что их изволишь кушать —
            То честь для подлости такой:
      Они на то и созданы судьбой.
Нет, слишком совести своей изволишь слушать,
                    И также нет греха
                    Терзать и пастуха;
      Он из числа той твари пренесносной,
      Которая, не знаю почему,
            Во гордости, зверям поносной.
            Не ставя меры своему
                                  Уму,
Себе владычество над нами присвояет
И даже и на Льва с презрением взирает».
Известно, ежели кто вступится за Льва,
                    С тем будут все согласны;
            Итак, Лисицыны слова
      Казались всем и правы и прекрасны.
            Не смели также разбирать
      Грехи волков, медведей строго,
                    И словом то сказать,
            Кто был драчун хотя немного,
          Тот был и праведен и свят.
Кто силен, никогда не будет тот повешен.
Но вот валит Осел, преглупый пустосвят,
            И говорит: «Я много грешен!
Однажды вечером я близко шел лугов,
      Монастырю луга принадлежали;
Не видно было там монахов, ни ослов,
                         Они все спали.
      Я был один, и был тому я рад.
            Трава младая, случай, глад,
            А более всего черт силен;
                    Вводить ослов во грех
            Черт в вымыслах всегда обилен:
      Приманкою там многих он утех
                    Мне пакости настроил,
Я весь монашеский лужок себе присвоил
                    И травки пощипал...»
      — «В тюрьму осла! — вдруг весь совет вскричал,—
Его-то нас губѝт ужасно прегрешенье:
Есть ближнего траву! о, страшно преступленье!»
И, чтоб злодейства впредь такие отвратитъ,
                    Травы для защищенья,
            Осла повелено казнить
            Погибели для отвращенья.
            И у людей такой же нрав:
            Кто силен, тот у них и прав.

ДУБ И ТРОСТЬ

Дуб гордый, головой касаяся до неба,
На гибку Трость смотрел с презреньем с высоты,
«Какая,— говорит он ей,— в тебе потреба?
                   Пастушьей простоты
                         Игра и шутка,
      Бывает из тебя лишь только дудка;
Из ветвий же моих полубогам венцы
      Сплетаются, победы их в награду.
             Героям я даю отраду;
А ты — утеха ты барана иль овцы.
      Творение, презренно целым миром,
Что дует, ты всему покорная раба;
Ты даже спину гнешь пред слабеньким Зефиром,
             А мне ничто Бореева труба».
      Как водится пред знатным господином,
Пред силой коего все — мелкая черта,
Трепещущая Трость, не разевая рта,
             Почтенному дубовым чином,
             Чтоб лишних избежать сует,
Дает нижайшими поклонами ответ.
             Но вот, нахмуря брови черны
      И ветрену Борей разинув хлябь,
С дождем мешая пыль, кричит: «Все бей, все грабь!
Все власти лишь моей, все быть должны покорны!»
Тирану этому уклончивая Трость,
             Опять согнув хребтову кость,
Покорно бьет челом, ему упавши в ноги.
Не прикоснулася Бореева к ней злость;
             Безвредно ей он мчится по дороге
                   Туда, где крепкий Дуб стоит;
                   Он ждет и от него поклона,
                   Но Дуб от спеси лишь кряхтит,—
      Не хочет Дуб нести Бореева закона.
      Сильнее ветер там, где более упор;
             И гневаться Борей безмерно скор:
      С такою яростью на Дуб упрямый дунул,
             Что с места он его и с корнем ссунул.
45
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"818025","o":1}