Так получилось и в последний раз, перед исчезновением Полины. Пришла телеграмма о болезни отца. Полина тут же засобиралась в Шарип навестить отца. Парамон поехать не смог — поджимал квартальный отчет. Сказал откровенно, предложил поехать без него, посчитал, что присутствия дочери для старика будет достаточно. Но Полина посчитала по-другому. Началось с малого, а потом уже были подвергнуты сомнению не только человеческие качества Парамона, но и его работа. Вспоминая, что они тогда наговорили друг другу, Парамон не заметил, что выражает свои мысли вслух, и только звук собственного голоса вернул его к действительности.
Так и свихнуться недолго, — подумал он, снова присаживаясь к столу. «Что же все-таки происходит?» — возник мысленный вопрос.
Никак не наладится его жизнь, прямо напасть какая-то. Не успел сжиться со смертью Юлии, пропала Полина. Теперь думает обо всем случившемся постоянно. И одно горе захлестывается другим, как штормовые волны, которые, догоняя друг друга, образуют все вместе тот самый всё сокрушающий девятый вал. Так и его сокрушило несчастье, сбило с ног и тащит в пучину. Зотов не смог один жить в доме, куда переехал с Полиной. А туда поселили участкового, и после исчезновения жены Зотову опять пришлось идти туда, снова бередить душу воспоминаниями.
Вот почему до сих пор ему кажется, что Полина где-то прячется, ищет удобного случая, чтобы вдруг появиться где-нибудь в саду или у погреба. Он иногда даже слышал ее голос...
Поначалу поиски Полины шли обычным путем, Зотов сам сообщил в милицию об исчезновении жены. С ним беседовали, но как-то, как ему показалось, поверхностно. Правда, протокол составили, все, что он говорил, записали. Но, видимо, у следователя была своя версия. Прямо в лоб не спрашивали, куда запрятал тело жены, но постоянно к этому подводили разговор. Особенно старались работники угрозыска. Парамон, помнится, все пытался объяснить толково, телеграмму с вызовом отца показал, рассказал, что подвез жену на мотоцикле до райцентра, там посадил в автобус. Это же подтвердили свидетели, как и то, что видели Полину у отца в Шарипе. Потом из Шарипа Зотовых тоже телеграммой известили о смерти отца Полины. Зотов, не дождавшись возвращения жены, решил, что она осталась в Шарипе, тем более что состояние отца ухудшалось у нее на глазах. Может быть, и телеграмму кто-то послал по ее просьбе. Парамон поспешил в Шарип, но там о Полине ничего не знали. Сказали только, что она пробыла три дня и уехала. Поэтому и телеграмму направили им обоим в надежде, что Полина уже дома. Что думать об этом, Парамон не знал, терялся в догадках. Решил сначала, что Полина заболела и даже попала в больницу. Наводил справки, но безрезультатно. Все это он и объяснил участковому и следователям из района и министерства. Увеличилось количество протоколов, допросов, различных версий. Стали подозревать самого Зотова, даже обыск в доме произвели, хотели перекопать и сад и огород. Со всеми говорили, кто жил поблизости. Допросили и Комарова, когда узнали, что он яблоневые саженцы дал и посадить помог.
Комаров, помнится, испугался, когда его вызвали. Руки дрожат, голос сиплый стал. Но вспомнил все, как саженцы принес, как ямы для них копали, как глиной присыпали выступившую в ямах воду. Затем снова писали протокол, уточняли, когда именно были посажены яблони. Все допытывались, какого числа это было.
— Число точно не помню, — сказал тогда Комаров. — Наверно, было это на следующий день после выезда Николаевны. Я ведь к ней в медпункт на уколы ходил. Как сделала последний укол, я на следующий день в подарок вроде и принес саженцы. А ее уже не было. Выехала по телеграмме. Так что подарок этот мне пришлось занести самому Парамону Степановичу. Когда это было точно, можно в медпункте в журнале посмотреть. Там все по дням проставлено — лечение порядок любит. Когда заходил с саженцами, в медпункте была медсестра Лиза. Она сможет точно сказать.
Эти показания спасли сад от перекапывания и Парамона от позора перед народом. И милиции они показались правдоподобными. Некоторое время Парамона не беспокоили, а потом он и вообще перебрался с колхозной квартиры.
И вот теперь, с приездом нового участкового, все как будто начинается с начала. Почему этого Егорова поместили в доме Зотовых? Почему он, не успев еще толком осмотреться, сразу же вызвал Комарова? Все это очень не нравится Парамону, настораживает. Да и Комаров что-то темнит, намекает на новое расследование, допросы, поиски. Зачем все это? Неужели не ясно, что ни при чем тут Парамон. Что же получается — раз не нашли Полину, давай все сваливать на мужа? Конечно, милиции дело заканчивать нужно. А если действительно совершено преступление? Значит, преступника необходимо найти. Вот они и ищут. И легче всего обвинить мужа, благо он здесь, под рукой.
Угнетенный такими мыслями, Зотов сам решил пойти к Егорову, не дожидаясь вызова. Лучше сразу понять, что задумал участковый, поставить, как говорят, все точки над «i». И предлог нашелся — нужно новому жильцу ключи от дома передать.
Первая их встреча была короткой. Парамон пришел, представился. Увидел, как удивился участковый, но быстро сориентировался, подал руку, назвал свое имя, отчество — Егоров Павел Евдокимович — и улыбнулся.
— Очень хорошо, — сказал тогда Зотов.
Потом сам на себя удивился: что именно очень хорошо, что имя-отчество свое Егоров сказал или в этом доме поселился? Так и не понял сам, но стало Парамону как-то муторно, боязно, будто действительно в чем-то виноват. Дрожащими руками из кармана достал ключи, протянул Егорову:
— После меня здесь никто не жил, Павел Евдокимович, потому ключи до сих пор у меня. Держите...
— Спасибо, Парамон Степанович, но вещи ваши здесь еще остались. Вон стол, стулья...
— Не нужны они мне. Пусть послужат новому хозяину. Все, что нужно, я уже забрал. У меня же в Орвае свой дом. Там все есть. А это пусть остается. Не понравятся — выбрасывайте, и все.
— Вот и хорошо. Пусть все остается на своих местах. Мое имущество в двух чемоданах помещается. Так что мебель ваша очень пригодится. — И опять улыбнулся.
Улыбка у него приветливая, беседа их проходила спокойно, доброжелательно, и Парамон почувствовал тогда даже облегчение, будто тяжесть с души снял. Так и ушел, успокоенный и умиротворенный.
Хорошее настроение не покидало Парамона до конца дня. А вечером, когда он лег в постель, иные мысли вдруг зародились в голове. Конечно же, участковый знал, кто пришел к нему, но ни слова не сказал о главном — исчезновении Полины. Так и закончили они свою встречу разговором о пустяках — ключах от дома, старой мебели в нем. Почему так получилось? Да, может, потому, что Егоров все-таки подозревает Зотова. Раз муж пропавшей сам не интересуется, как идут поиски, значит, не хочет говорить об этом, боится разговора и, следовательно, в чем-то виноват. Это умозаключение окончательно выбило Зотова из колеи. За ночь он так и не сомкнул глаз, мучительно раздумывая о том, что еще скрыл от него участковый и как поведет себя дальше.
Рано утром с тяжелой от бессонницы головой Зотов отправился на ферму. Подумал, что на работе отвлечется от своих горестных мыслей. Когда началась первая дойка, он решил зайти к Ивану Комарову — может, что дельное присоветует. Несмотря на ранний час, Иван был уже на ногах. Он с топором в руках стоял возле своего велосипеда. Такая необычная ситуация заставила Зотова, вопреки даже своим горестным мыслям, улыбнуться:
— Ты, что же, собрался топором велосипед чинить?
— Да нет, в порядке он. Собираюсь вот съездить в Чебернюк. Говорят, участковый из Уракова там теперь. Значит, смогу со свояком встретиться.
— Нет уже там твоего свояка, другого прислали. Назвался Егоровым, молодой такой.
— Ты что, уже успел его повидать? — заинтересовался Иван.
— Успел-таки, на нашу старую квартиру определили его. Ключи отнес вчера.
— Сам отнес или потребовал кто?
— Сам.
— Так, значится, сам. Ну что, спрашивал он тебя о чем или рассказал что о беде твоей?
