Ему потребовалось несколько часов, чтобы прочитать их. И перечитать, пытаясь разобраться во всем. Он мог бы встать, выйти из номера и сделать вид, что все хорошо. Но это не так. Не будет, пока он не скажет это.

— Ты не читал их до этого? — Отец подался вперед. — Я не понимаю.

— Нет, никогда не читал, ясно?

Он снова почувствовал себя пятнадцатилетним подростком, испепеляющим взглядом автоответчик. Желающим, чтобы папа уже прекратил оставлять бесячие сообщения.

— Я злился на тебя. Сказал маме, чтобы выбросила их. — У него вырвался хриплый смех. — Но она не выбросила. Она их сохранила. Все до одного. Каждое письмо, каждую открытку, каждое фото. Ты правда не умеешь вовремя остановиться, да?

— Полагаю, да. — Улыбка отца дрогнула. — Я этого не хотел, Таннер. Я никогда не планировал уезжать. Не так.

Таннер знал. Теперь знал много больше. Больше, чем хотел бы.

— Мама рассказала мне правду. — Он провел пальцем по мягкой обивке кресла. — Рассказала, что не могла справиться с Марни, что практически выгнала вас обоих.

Все это время он винил отца за то, что тот уехал, бросил его. Разрушил семью. Но мама тоже была виновата.

И Таннеру надо простить их обоих.

— Я смирился с тем, что наш брак распался, — сказал отец, — но мог бы настоять на встречах с тобой. Но я хотел защитить тебя от Марни. Она много лет была слишком нестабильна.

— У тебя другие дети.

Таннер не собирался обвинять отца, но прозвучало именно так. И ощущалось именно так.

Отец размял пальцы на левой руке, и солнце отразилось в широком обручальном кольце.

— Мы со Сьюзан сделали все возможное, чтобы Марни жила с нами. В конце концов у нас не осталось выбора. После возвращения в Сиэтл мы нашли интернат недалеко от нас. По выходным Марни жила у нас.

— Она никогда мне не рассказывала. — Таннер не узнавал собственный голос. Как он переживет остальное, не расклеившись? — У нее бывали плохие времена и тут, когда она приехала жить с нами. Я научился справляться с ней, все равно любил ее. — Он стиснул колени и отдался горю. Позволил горю подняться на поверхность. — Она пыталась заставить меня поехать навестить тебя, познакомиться со Сьюзан и детьми. Она всегда хотела все исправить.

Брайан уронил голову:

— Мне кажется, что я подвел ее. Подвел всех вас.

Таннер мысленно перебирал тысячу причин, почему он согласен с этим заявлением. Ждал, когда поднимется злость, готовясь сострить.

Но злость не приходила.

— Я больше не хочу жить в прошлом, папа.

Отец поднял голову, в глазах блестели слезы.

— Ты долго цеплялся за него.

— Да. — Таннер хмыкнул и криво улыбнулся. — Похоже, я тоже не умею вовремя остановиться.

— Похоже, сейчас подходящее время.

— И я так думаю. — Таннер облегченно выдохнул, заметив улыбку на отцовском лице. Но это еще не все. — Надеюсь, ты сможешь простить меня за то, что выгнал тебя из своей жизни. Не говорю, что это будет легко, но, если ты готов дать мне шанс, надеюсь, мы сможем начать с чистого листа.

— Здесь нечего прощать, Таннер, — сказал папа. — Если кто и должен просить прощения, так это я.

Таннер провел тыльной стороной кисти по глазам и кивнул:

— Считай, что уже прощен.

Папа встал, подошел к нему и протянул руку. Таннер встал и пожал отцовскую руку. А потом позволил притянуть себя в крепкие объятия, и его сразу затопило тепло. Это больше, чем он надеялся, о чем молился или смел мечтать. Он планировал в самом лучшем случае покинуть этот номер лишь чуть облегчив бремя. Но оно исчезло совсем.

И Таннер наконец был свободен.

Натали проснулась от застрявшего в горле крика. Очередной кошмар. Когда же они закончатся?

Она бросила взгляд на часы на прикроватной тумбочке и застонала. Пять утра. Среда.

Она превращается в Таннера. Чудесно.

Натали оделась, сунула ноги в кеды и на цыпочках спустилась вниз. Когда она вошла на кухню, собаки поднялись, завиляв хвостами.

— Хорошо. — Поскольку было еще темно, она взяла фонарик и пошла к двери. — Идем.

Ноябрьский воздух был наполнен холодом, который заставлял Таннера хмуриться, напоминая про слухи о суровой зиме. Натали молилась, чтобы этого не случилось. С тех пор как они приняли решение о переезде детей в Сиэтл, он проводил с ними как можно больше времени. Они возили детей на пикники, в кино, даже в торговый центр по просьбе Джени.

Натали гордилась Таннером за то, что съездил поговорить с Рэнсом и своим отцом. Мужчины улетели обратно в Сиэтл, но все вместе они обсуждали дату переезда, которая лучше всего подошла бы детям. Вероятно, на День благодарения.

И теперь, когда Натали приняла собственное решение в отношении «Майлиос», пришло время разобраться с остальным. Время посмотреть в глаза прошлому и наконец освободиться от чувства вины, которое она испытывала много лет.

Натали прошлась по рядам лоз и под конец устроилась на качелях. Собаки гонялись за кроликами, а она смотрела, как в доме в конце дороги загорается свет. Десять минут спустя к ней с лаем подбежала Гвен. Остальные собаки присоединились, и они унеслись вглубь виноградника. Заметив в предрассветной дымке приближающегося Таннера, Натали подняла руку.

— Ты рано, — улыбнулся он, но скоро улыбку сменил зевок.

— Не спится.

— Ты разговариваешь с моими лозами, Мышка?

— Нет. — Натали подавила смешок. — Ты так делаешь?

Она очень правдоподобно представила, как он по ночам уговаривает растения.

— Иногда. — Он пожал плечами и встал лицом к ней. — И если они меня не слышат, то слышит Бог, так что разговор не совсем односторонний.

— Учту.

Ее улыбка не продержалась долго. Нависшее над ней недоброе предчувствие словно увеличилось в размере. Она вытерла щеки и отвела взгляд.

— Натали? Иди сюда.

Он раскрыл руки, и она шагнула в его объятия, уткнувшись в мягкую толстовку.

— Что такое? — Он шагнул назад, поднял ее подбородок и нахмурился. — Откуда слезы?

Она набрала в легкие сладкий воздух:

— Не знаю. Я... просто у меня такое чувство, что все заканчивается.

— Заканчивается?

Таннер покачал головой, взяв ее лицо в ладони.

Она кивнула, борясь с мыслями.

— Мне надо домой, Таннер. Надо поговорить с родителями. Рассказать маме правду про аварию. Официально завершить дела. Так будет правильно.

Он внимательно смотрел на нее:

— Но ты же вернешься. Верно?

— Планирую. — Она позволила себе улыбнуться. — Но будешь ли ты здесь, когда я это сделаю?

Таннер улыбнулся:

— Ты хорошо научилась меня читать.

Они дошли до патио и сели на скамью. Он обнял ее, и они смотрели, как над холмами поднимается солнце, раскрашивая их красным и желтым. Он погладил ее по голове и поцеловал в макушку.

— Мы решили отвезти детей в Сиэтл перед Днем благодарения. Потом мама вернется домой, а я останусь подольше.

— Хорошо.

Натали переплела их пальцы, изучая вены на его руках. Встретилась с его внимательным взглядом и пожалела, что все именно так.

— Что они думают?

Таннер нахмурился:

— Они в порядке. Понимают, что он их папа и почему это правильно. Понятно, им не очень хочется уезжать, но я уверен, что как только они окажутся там, то быстро успокоятся.

Печаль в его голосе вызвала у нее новый приступ слез.

— Как думаешь... я хочу сказать, ты не думал переехать туда?

Она со страхом ждала ответа.

Таннер вздохнул и откинулся на спинку скамьи.

— Иногда, да. Но моя жизнь здесь, Нат. Я не могу все бросить. Они справятся без меня. Не уверен, что я справлюсь без них, но...

Натали обвила его руками:

— Мне так жаль.

— Я знаю. — Он вздохнул. — Как бы ни было больно, я смирился с этим.

— Завидую тебе, — прошептала Натали. — Думаю, поэтому мне и надо съездить домой. Чтобы я наконец смогла отпустить прошлое.

Таннер слегка выпрямился и посмотрел ей в глаза:

— Ты сможешь, Натали. Все будет хорошо.