— У папы был инфаркт?

Он похолодел от страха.

— Больше месяца назад. Определенно, это не задержало его в постели надолго.

— Тебе следовало позвонить мне.

— О да, наверное, следовало. Только вот никто не знает, где тебя носит, и после маминой смерти ты изволил связаться со мной от силы раз или два.

«Даже не представляю почему».

Джеффри крепко зажмурился и задышал размеренно:

— Как он себя чувствует?

Билл хмыкнул:

— Насколько я понял, хорошо. Его несколько дней продержали в больнице, но Натали утверждает, что он в лучшей форме, чем большинство тинейджеров.

— Натали? Она там?

— Да. Ей требовалась передышка, поэтому я отправил ее на небольшое задание по сбору данных. — Недовольство Билла передалось даже по телефону. — Похоже, старик ведет «Майлиос» в могилу.

Джеффри рассматривал шрам на правом предплечье:

— Мне сложно в это поверить. Папа любит ее. Дела всегда шли хорошо.

Билл склонен преувеличивать. Все не может быть настолько плохо.

— Больше нет. Они едва сводят концы с концами. Конечно, Натали поддалась сентиментальности и настаивает, что все можно исправить.

Джеффри поднял бровь. Молодец, Натали.

Брат что-то пробормотал, наверное кому-то из своей прислуги, хотя Джефф предполагал, что в наши дни политкорректное название для наемного персонала — «работник».

— Послушай, — продолжил Билл. — Раз уж ты позвонил... Папа не становится моложе, и, честно говоря, у меня нет ни времени, ни желания подчищать за ним. Что бы там ни думала Натали, я рекомендую закрыть винодельню. Перепиши на меня свои акции, и я переведу тебе деньги к концу недели, как только завершится оформление. Думаю, это лучший вариант для всех нас.

Джефф помолчал.

— Ты серьезно?

Кое-что никогда не меняется. Например, наглость брата.

— Что? — Билл хохотнул. — Федералы настолько хорошо платят тебе, братишка?

— А как же Натали? Она владеет контрольным пакетом.

— Натали образумится.

Что-то в голосе брата заставило волоски на загривке встать дыбом. Осторожно подтвердив, что ему самое место в Каролине.

— Я ничего не продам тебе, Билл. Наслаждайся своим вечером. Извини, что побеспокоил.

Джефф положил трубку и направился к мини-бару.

Выбор вин вызывал жалость, но опять же, тут не «Ритц». Взяв колу, он вытянулся на кровати и уставился в потолок, думая о месте, которое когда-то звал домом.

Если бы он верил в существование «счастливого места», это определенно была бы «Майлиос». Он усердно работал, летом вместе со студентами колледжей и приезжими работниками собирал виноград, таскал ящики, со временем изучив процесс, который его отец превратил в естественную науку. Джеффри мог обойти всю территорию с закрытыми глазами.

Когда-то.

Билл сбежал на восток в поисках больших и лучших возможностей, едва ему исполнилось двадцать лет. И разбил отцу сердце. У Джеффа были способности и желание, он рассчитывал занять место брата, работать вместе с отцом и однажды унаследовать дело. Остепениться и завести собственную семью.

Но все изменилось.

Когда он прилетал домой на похороны мамы, трещина между ним и отцом все еще была очевидна. И они так и не поговорили. Разногласия между папой и Биллом его не касались, но он искренне сожалел о том, что не попытался наладить отношения со стариком.

Может, теперь у него получится это исправить.

И поговорить с Сарой.

Он мельком видел ее на похоронах мамы. Он опоздал на пересадку в Тель-Авиве, и к тому времени, когда приехал, прошла уже половина службы. Потом они поехали на кладбище, и он задержался там, желая побыть один. Попрощаться, попросить прощения наедине. А потом Сара была занята гостями и Хэлом, и возможности поговорить не представилось. Да у них и не получилось бы. Джеффри был так охвачен горем и чувством вины, что не способен был разговаривать с кем-либо. Она все равно весь вечер избегала его. А на следующий день он уехал еще до рассвета.

Сколько лет прошло с того дня, как он припарковался перед белой каменной церковью в Сономе? Сердце колотилось, в глазах стоял туман. Он смотрел на яркую розовую бугенвиллею, видел прибывающих гостей, осознавал, что скоро произнесет слова, которые навсегда изменят его жизнь, и вдруг понял, что просто не сможет это сделать.

Он повел себя как настоящая скотина. В холодном поту приехал домой к Саре, уговорил ее родных впустить его и потом попытался убедить ее, что они совершают самую большую ошибку в жизни. Себя он уже убедил. Конечно, она поймет и согласится...

Она не поняла.

Тогда он оставил ее в спальне в доме ее родителей в свадебном платье, которое теперь никто не увидит. Тогда он испытал на себе чужое презрение. Он понимал: что бы ни случилось после, куда бы он ни отправился, сколько бы лет ни прошло, его никогда не простят.

Он и не заслуживает.

— Доброе утро, моя девочка.

Натали заворочалась и села в кровати. Дедушка Хэл раздвинул шторы и открыл окно. В комнату ворвался свежий воздух.

— Доброе утро, деда.

— Вот, девочка. — Он поставил на тумбочку чашку с дымящимся кофе. В детстве он приносил им горячий шоколад. — Сегодня будет хороший денек. Позавтракаем на улице?

— Скажу, когда проснусь.

Она снова укуталась в одеяло. Когда Таннер подвез ее во вторник вечером, дедушка ждал дома. Он так беспокоился, что она сдалась и рассказала ему про ПТСР. В последующие несколько дней, пока она приходила в себя после срыва, они по-настоящему поговорили. Он умел слушать. Давал советы, только когда попросят, не судил. Она даже слышала, как он ответил на пару звонков от ее отца. При желании дедушка прекрасно умел заговаривать зубы.

Он сел на край кровати и обеспокоенно посмотрел на внучку:

— Жаль, что ты не рассказала мне обо всем сразу, как приехала. Я бы никогда не разрешил тебе возиться с файлами. Всыпал бы твоему отцу по первое число и...

— Деда. — Натали с укором посмотрела на него и взяла за руку. — Я рассказала сейчас. И посмотри, куда это меня привело. Ты почти не оставляешь меня одну. Серьезно, тебе надо заботиться и о себе, знаешь ли.

— За меня не беспокойся, юная леди. Мы должны думать о тебе. Как ты себя чувствуешь сегодня утром?

— Лучше. — По ночам все еще было тяжело, сон нарушали видения, которые она не могла контролировать. Сегодня может выдаться спокойным, но она все еще жила в страхе перед завтрашним днем. В животе заурчало, и она почти улыбнулась. — Интересно, Сара сделает для меня свои знаменитые французские тосты? Кажется, мне и правда пора поесть.

Эта мысль вызвала глупый восторг.

— Конечно сделает. — Дедушка наморщил лоб. — Мне кажется или твои волосы... какие-то неровные?

— Не кажется.

Натали вспомнила, как жалко выглядит. Вчера ночью, проснувшись после очередного кошмара в холодном поту, она увидела свое отражение в зеркале и отшатнулась. Она выглядела слишком худой. А на голове словно крысы устроили гнездо.

Разозлившись на себя, она, не думая, схватила ножницы, а когда пришла в себя, осознала, что натворила и теперь напоминает Энн Хэтэуэй в роли Фантины из «Отверженных». Она откинулась на плитки пола, закрыла глаза и заплакала. Доползла до кровати и пообещала себе все исправить утром.

Тряхнув головой, Натали прогнала воспоминание.

— У тебя случайно нет набора для домашней стрижки?

— Где-то на кухне было что-то похожее. Сара время от времени стрижет меня. Лучше попроси ее привести тебя в порядок. Или найди что-нибудь в городе, если хочешь. — Он подмигнул ей и встал. — Мы поможем тебе, Натали Грейс. Через год ты уже и не вспомнишь об этом.

— Или так, или я окажусь в психушке.

Она увернулась от шлепка, и дедушка вышел, ворча себе под нос. Натали пошевелила пальцами ног, теплые лучи солнца поднялись по одеялу и щекотали лицо. Она слышала детей и собак на улице.

Возможно, надежда все-таки есть. Возможно, Бог не счел нужным наказывать ее. Возможно, Он ответил на ее вялые мольбы о милосердии.