Медленная, неожиданная злость поднялась в Натали.

— Танер, ты слишком много на себя берешь. По-моему, это тебе надо отпустить прошлое.

— Я отпущу, если отпустишь ты.

— Хорошо.

Разговаривать с ним все равно что идти по эмоциональному канату. Только без сетки внизу, чтобы поймать ее, если сорвется.

— Натали, у меня есть свои сожаления. Я должен был быть с вами той ночью, — сказал он напряженным голосом. — Эта мысль мучала меня все эти годы. Я должен был быть там.

Натали провела ладонью по лицу, сердце колотилось как сумасшедшее. О чем он говорит?

— Ты думаешь, что если бы был, то все вышло бы по-другому? Что ты какой-то спаситель?

— Возможно. — Его искренность была словно пощечина. — Может, я смог бы остановить это. Может, я...

— Мог бы спасти Ник?

Конечно. Все дело в Николь.

— Да. — Таннер двумя пальцами поднял ее подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза. — Если бы я мог остановить то, что произошло той ночью, спасти Ник и спасти тебя от ада, в котором ты живешь с тех пор, я бы это сделал.

— Но тебя там не было, не так ли?

Неужели она правда злится на него за это? Он ни в чем не виноват. Мама посадила его под домашний арест.

Нет, она злилась не на него. Случившееся той ужасной ночью не имело к нему никакого отношения. Во всем виновата она.

Таннер снова положил руки ей на плечи. Вторгаясь в ее личное пространство. Заставляя думать о вещах, о которых она не хотела задумываться.

— Посмотри на меня.

Его взгляд притягивал ее, пронизывал, снимал шелуху и проникал в душу. Заставлял желать то, чего она не хотела желать.

— Ты когда-нибудь злишься, Натали? Разве тебе не хочется выйти из себя и наорать на кого-то?

Постоянно.

Она покорно подняла голову:

— Какой смысл?

Он пожал плечами и улыбнулся.

— Таннер, чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты перестала винить себя в том, чего не можешь изменить.

Простая просьба. Невыполнимая.

— Но я должна была остановить ее, должна была что-то сделать! Как ты можешь говорить, что это не моя вина?

Нет, она не может. Не может вернуться туда. Вернуться в тот миг, когда не могла думать, дышать... чувствовать.

Жизнь гораздо проще, когда не чувствуешь.

— Натали, тебе было всего тринадцать лет! Твоя сестра решила взять тот «Джип», ты ее не заставляла. Мы оба знаем, что ты не могла бы ее остановить. Стоило Ник что-то вбить себе в голову, вопрос был решен. Это не твоя вина. Жизнь слишком коротка, чтобы продолжать винить себя за то, чего ты не могла контролировать.

Слишком коротка, чтобы позволить одной ночи разрушить остаток жизни. Он не сказал этого. Ему и не надо было. Натали хватила ртом воздух. Ее обнаженные чувства были перед ним как на ладони. Что он сказал бы, если бы знал всю историю? Знал правду?

— Тогда в патио ты спросил, почему я перестала писать тебе. Помнишь?

— Конечно.

Он пожал плечами.

Натали выровняла дыхание, вцепилась в локти и выпалила, пока не передумала:

— Я говорила тебе, что после аварии дела пошли плохо. Это слабо сказано. Я перестала писать тебе, потому что мой мир рухнул. Через три месяца после похорон Ник я проснулась среди ночи с криками и не могла успокоиться.

Она опустилась на траву, подтянула колени и обняла их. Таннер медленно сел рядом.

— Родители не знали, что со мной делать. Три недели я лежала в клинике. Ну, они называли это клиникой. На самом деле это было больше похоже на «Пролетая над гнездом кукушки». Когда я вернулась домой, отец едва мог разговаривать со мной. Определенно, сумасшедшая не вписывалась в образ семьи. Со временем я научилась избегать любых обсуждений того, что произошло. Я не ходила в школу до Рождества. В январе меня отправили в школу-интернат.

— Они тебя отослали?

Голос Таннера дрожал, как будто он тоже едва сдерживался, чтобы не сорваться, как закусившая удила лошадь.

Натали не смела взглянуть на него. Она не собиралась ему ничего рассказывать. Она снова чувствовала себя выставленной на обозрение, беззащитной.

— Мои родители не решают проблемы, Таннер. Они просто избавляются от них.

— Ты была еще ребенком.

— Знаю.

Натали поднялась на ноги и отошла к берегу ручья. Она встала у воды, вглядываясь в мерцающую рябь. В высоких деревьях у них над головой пели цикады, рассказывая в своей колыбельной старые как мир тайны.

Таннер подошел и встал рядом.

— Ты заслуживала лучшего.

— Заслуживала?

Сказал бы он это, если бы знал остальное?

Его испытующий взгляд проникал ей в душу, словно зная, что есть что-то еще.

— Иногда я думаю, что мой рецидив что-то вроде божьей кары. За то, что произошло. Может, так и есть. Может, я это заслужила.

Таннер моргнул:

— Не думаю, что твои трудности наказание божье, Натали. Я, конечно, не специалист, но думаю, что он скорее помог бы тебе, чем причинял боль.

— Помощь не помешала бы. — Она запустила пальцы в волосы, опустила глаза на платье и устало улыбнулась. — Я люблю притворяться, что у меня все в порядке, но это не так. Я создала себе простую жизнь без сбоев. Проснуться, сходить на работу, вернуться домой, поработать еще и, возможно, поспать несколько часов, если повезет. За исключением единственных долгосрочный отношений, которые закончились катастрофой, я веду светскую жизнь улитки.

Таннер усмехнулся.

— Должны же у тебя быть друзья.

— У меня есть Лаура. — Натали улыбнулась. — Но у нее Джим и дети. Я ограничиваю время, которое провожу у них.

— Почему?

— Ох... — вырвался у нее раздраженный вздох. — Потому что они заставляют меня думать о том, чего у меня никогда не будет. Думаю, я так сильно стараюсь преуспеть в бизнесе, потому что знаю: это все, что у меня есть.

— Что ты имеешь в виду?

В морщинках вокруг его глаз затаилось замешательство.

— Я не выйду замуж, не заведу семью. У меня не будет «долго и счастливо». Никакого кисмета для меня. Если я не вылечусь. Кто захочет жениться на сумасшедшей?

Она расправила плечи, выдавила улыбку и призвала женщину, способную предстать перед Советом директоров, провести маркетинговую презентацию на миллион долларов и отразить самые сильные аргументы. Такую, какой хотел видеть ее отец. Сильную. Надежную. Женщину, которая скрывает свои чувства, делает вид, что все в порядке, а плачет, только оставшись в одиночестве.

И обманывает всех.

— Честно говоря, я не понимаю, почему рассказываю тебе все это. — Любые мысли о дальнейших откровениях растаяли. Слишком тяжело. — Не знаю, о чем я думала, возвращаясь сюда. Говорила себе, что смогу сохранить «Майлиос». Думала, что отец в кои веки действительно послушает меня.

Таннер задумчиво разглядывал ее:

— Может, ты здесь, чтобы исцелиться. Если ты дашь себе шанс, дашь время, то сможешь это преодолеть.

— Ты правда думаешь, что возможно оправиться от прошлого?

Таннер замялся, отведя глаза:

— Не знаю. Я пытаюсь это выяснить, как и ты.

Когда он снова посмотрел на нее, в его глазах мерцали тайны, но она не станет спрашивать. Не сегодня.

— Только посмотри на нас, разговариваем как цивилизованные люди.

Она попыталась засмеяться, попыталась сделать вид, будто это ничего не значит. Будто ее сердце не готово вот-вот взорваться. Будто ей не хочется снова оказаться в его объятиях. Отчаянно.

От его медленной улыбки по ее телу пронеслась новая волна эмоций.

— Ага. Посмотри на нас. — Таннер провел пальцами по ее щеке. — Чтоб ты знала, я рад, что ты села на тот самолет и вернулась сюда.

— Ты так не говорил, когда я только приехала.

— Да, не говорил. — Ямочка на щеке стала больше. — Во всяком случае вслух.

— Что ж. — Натали пожала плечами, слишком остро чувствуя, как быстро колотится сердце. — Теперь, когда ты знаешь мою печальную историю, надеюсь, ты простишь, что я не поддерживала связь. Новости о количестве таблеток, которые мне прописали, и о том, кто чем делился на групповой терапии, не самое интересное.