– В таком случае необходимо позвонить Дюваль, так как это дело для психолога, – в конце концов сказал он. – У Трэвиса тяжелая зависимость от ӧссенских веществ. Я сомневаюсь, что его слово имеет какой-либо вес.

– То есть теперь вы перестали защищать Трэвиса, я правильно понимаю? – констатировал Стэффорд. – То, что он делает, вас не устраивает, так что вы хотите отправить его в психбольницу. Как просто.

Он улыбался, что на самом деле пугало.

– Я всегда думал, что вы человек находчивый, интеллигентный, способный. Странно, какой мелочи достаточно, чтобы увидеть столь прекрасный образ в совершенно другом свете. Вы насаждаете свои интересы с невероятной бесцеремонностью, Лукас. Вы идете к своей цели и вам совершенно плевать, сколько невинных людей вокруг пострадает.

В этот момент Лукас его разгадал – это не поддающееся описанию выражение глаз Стэффорда. Это не было ни яростью, ни язвительностью. Лишь бесконечным презрением.

Его рот скривился. Что же, Аш~шад со Стэффордом подружились бы. Нашлось бы по крайней мере одно, в чем их мнения чудесно совпали бы: отвратительная подлость Лукаса Хильдебрандта. Пора сделать выводы. Раз все это уже просчитано, ему стоило как можно скорее обокрасть пару сирот и вдов.

С огромным усилием Лукас взял себя в руки.

– Я не говорю, что не сочувствую Трэвису, – возразил он. – Однако он в «Спенсер АртиСатс» никогда ничего не решал. На самом деле этой компанией владеют ӧссеане.

– Ӧссеане, – повторил Рой Стэффорд. – И вот снова-здорово. Как известно, ӧссеане – это ваш конек. Вы их, разумеется, переубедите, а? Например, расскажете им какой-нибудь стишок. – Он встряхнул головой. – Я не спрашивал, откуда вы узнали столько всего о Фомальхиве, потому что не хотел стоять у вас над душой. Я дал вам свободу, надеялся, что вы знаете, что делаете, – и разочаровался. Теперь я начинаю понимать, Лукас. Вы использовали какой-то ӧссенский передатчик. И таким образом обратили на себя их внимание и привели их к Фомальхиве.

«То есть ӧссеане». Лукас ругал себя за то, что упомянул их. Рё Аккӱтликс, ведь Ӧссе была первым пунктом в упреках Стэффорда! Стоило понять, что это не случайность. Он вдруг осознал, что именно связи с Ӧссе по какой-то причине понизили его в глазах шефа намного сильнее, чем вся эта заваруха с Трэвисом. К несчастью, он понятия не имел, что это была за причина.

Ощущение беспомощности разрасталось в нем: Лукас чувствовал его словно подложку из гранита, словно холодный твердый камень. Живой слой почвы сверху медленно вымывает вода. Когда эрозия оставит голую скалу, его покинет вся воинственность и дипломатичность, а также, вероятно, инстинкт самосохранения. Он положит голову на гильотину и попросит какого-нибудь прохожего убить его, Лукаса, из милости. И теперь он чувствовал, как теряет желание как-либо защищаться.

«Рё Аккӱтликс! Исчезнуть из мира».

– Да, я использовал ӧссенский передатчик, но делал я это с полным осознанием возможных последствий, – хрипло сказал Лукас. – Для ӧссеан коммуникация при помощи мицелиальных технологий – религиозный вопрос. Священник дает клятву, что сохранит тайну. Я понимаю, что каждая клятва может быть нарушена, но этот риск казался мне допустимым, так как обычно подобного не случается. Я не стану за это извиняться, Рой. Я не считаю это ошибкой. И снова бы так поступил.

– Конечно. Иногда что-то идет не так, какая ошибка? – согласился Стэффорд. – Кстати… Линда в больнице. Моя секретарша, – неожиданно сообщил он.

– Я в курсе, что Линда ваша секретарша! Что с ней?

– Она в неврологии. Коннективный синдром.

Лукас тяжело сглотнул:

– У нее…

– Аллергия на трёигрӱ,– закончил Стэффорд с иронией. – Ну, будем надеяться, что она устраивалась на работу с полным осознанием возможных последствий. Хотя – кто знал, что она встретится с ӧссеанами при обычной офисной работе? Обычно подобного не случается. Но этот риск казался ей допустимым.

– Когда они были здесь? – перебил его Лукас.

– А! Вы, видимо, ожидали гостей? Вы не потрудились предупредить.

Спокойная ирония Стэффорда ни на миг не соскальзывала к настоящей едкой язвительности, которую Лукас так хорошо знал от своего отца, – и все равно была по-своему пугающей.

– Тяжело об этом говорить, когда пирамида лжи начинает рушиться, не так ли? Свои интрижки вы бы тоже повторили с полным осознанием, если бы знали об аллергии Линды? Раз вы так любите спасать людям жизни, может, вы бы спрятали бедняжку Линду куда-нибудь в безопасное место. Вы ведь можете все. Но, к сожалению, тогда бы досталось девушке, которая бы ее замещала. Может, и ее нужно куда-нибудь спрятать. Знаете что, Лукас? Когда в следующий раз решите натравить на нас ӧссеан, обеспечьте всем заместительницам заместительниц моей секретарши какой-нибудь отпуск. А для себя я попрошу ядерное убежище. В моем возрасте я тоже тяжело переношу, когда меня два часа бесцеремонно допрашивают!

– Что именно здесь произошло?

– Черт возьми, перестаньте мне врать в лицо! – взорвался Стэффорд. – Кто-то сказал медиантам, что на Д-альфе находится человек с экстрасенсорными способностями. На следующий день здесь появляется делегация ӧссеан из ведомства верховной жрицы – именно той, с которой вы с такой радостью встречаетесь, – и требует, чтобы я пообещал, что Совет откажется от каких-либо прав на фомальхиванина. Якобы вы со мной об этом давно договорились!

Лукас потерял дар речи. В его голове мелькнуло воспоминание о сегодняшнем утре… о враждебной улыбке Маёвёнё. Теперь все сошлось.

– Хорошо. Давайте проясним, – тихо сказал он. – Вы упрекаете меня в том, что я связался с ӧссеанами. Что я потерял контроль и…

– Нет, Лукас, – спокойно перебил его Стэффорд. – Я упрекаю вас в том, что вы с ӧссеанами совершенно умышленно объединились. Фомальхиванин не исчез. Вы сознательно передали его им.

– Зачем, бога ради, я бы стал делать нечто подобное? Вчера один ӧссеанин чуть меня не убил. Фомальхиванин сражался с ним за свою жизнь!

– Возможно. Но также возможно и то, что все это одна большая западня. Демонстративный бой перед камерой, чтобы никому и в голову не пришло, что фомальхиванин присоединится к ӧссеанам. – Стэффорд улыбнулся. – Так что да – проясним это, – мягко добавил он. – Я думаю, вы действуете вразрез с интересами Совета. Но это не главное, Лукас. Прежде всего, я думаю, что вы действуете вразрез с интересами своей планеты. Не знаю, понимаете ли вы, какие последствия могут вас ожидать, когда я официально выдвину подобное обвинение. Можете спросить у Фионы – но я бы сказал, что измена Родине – дело для федеральной полиции. Вам стоит начать искать адвоката.

Камёлё под защитой невидимости смешалась с толпой. Земная полиция пыталась удержать всех зевак за пределами пространства под скоростной дорогой, и с публикой справиться в общем-то удавалось – но бедным стражам порядка то и дело кто-нибудь пихал под нос нетлог с удостоверением медианта и пролезал под сигнальную ленту. Изгородь из проволочной сетки, которая до этого закрывала коридор под дорогой, снесли падающие вагоны, и заново ее никто пока не поставил. Репортеры топтались туда-сюда среди развалин, в миллионный раз делали оригинальные снимки и втаптывали в землю последние отблески ауры фомальхиванина. Как раз подъезжали транспортеры с переносными эмиттерами силового поля, которые должны были все здесь наконец перекрыть, но Камёлё не питала иллюзий, что это может помочь. Медианты на месте показательного выступления фомальхиванина будут расхаживать, даже если бы тут одновременно были каменные укрепления, ров с водой и ограждение под напряжением.

Чего она, собственно, ожидала? Что ей тут оставят какую-нибудь незамеченную деталь? Что у нее будет возможность немножко постоять в тишине у спасенного поезда, провести ладонью по его корпусу и впитать бог знает какие тайны? Что-то подобное Камёлё хотела попробовать сделать – она за этим и пришла: чтобы быть хоть немного информированной, если вдруг кто-то из ее нелюбимых верховных жрецов потребует совершить очередную диверсию, от которой ей придется отказаться. Но сейчас она пришла к выводу, что риск не оправдан. Протонация бурлит. Ее помутили психотронные силы, высвободившиеся здесь. Они подняли слои информации, словно ил со дна пруда. Все было вверх ногами. И в такой куче людей все равно ничего не выяснить. Ведь от фомальхиванина тут и нитки не осталось.