– Я была уверена, что у вас нет внутренних повреждений, но если вы теряете сознание…

«Оставь меня в покое… пожалуйста… я хочу хотя бы минутку тишины! Мне нужно сосредоточиться! Там, внутри, в этих дверях… мне нужно досмотреть до конца! – мысленно умолял Лукас, но это не возымело успеха. – Ну же, девочка! Пусти меня!»

Молодая девушка испуганно отняла руку… будто услышала его.

– Извините. По всей видимости, сотрясения мозга у вас нет, но картина столь нетипичная, что я все-таки позову носильщиков, чтобы…

Лукас открыл глаза. Все-таки он не выдержал.

– Ни в коем случае! – выпалил он и попытался встать.

– Что вы делаете? Осторожно! Ваши руки…

– …выглядят как когти зомби; да, я не спорю, – прервал девушку Лукас.

Он собрал всю энергию и заговорщически ей подмигнул. Затем с улыбкой вытащил пальцы из клетки дезинфекционного излучателя. Синеватый слой геля затвердел, как старые струпья. С тех времен, когда он давным-давно подобными повязками лечил последствия одного ӧссенского таинства, эти технологии, очевидно, сделали большой скачок. Он не чувствовал абсолютно ничего.

Руки.

– Если ты уедешь, абӱ Лӱкеас Лус, все выпадет из твоих рук, – говорит ӧссеанин. – Расстояние не играет роли. Такое давление может исходить откуда угодно. Спрятаться негде. Потому ты должен остаться у источника, ты должен с ними говорить. Должен говорить. Говорить, держать все под контролем. Ты сможешь придумать подходящую стратегию. Переговоры – твоя самая сильная сторона. Мир Хиваив…

Голос вдруг затих. Лукас заметил, что одновременно ослабла и головная боль. В геле, должно быть, был какой-то сильный анальгетик, который проник в кровь и устранил все последствия ударов.

– Никаких носилок. Я в полном порядке. Пойду посмотрю на поезд, – заявил он и потянулся за своим нетлогом.

– Но ведь еще минуту назад вы… – начала девушка.

– Пока сидел тут, я хорошенько отдохнул, – заверил ее Лукас и застегнул нетлог над верхней границей ожогов.

Дальнейшие попытки лечения нужно было решительно пресечь. И присоединиться к телеконференции. Сейчас же. Быть может, несуществующий ӧссеанин имел в виду другое, но Лукас истолковал его слова по-своему.

«Остаться у источника?» Конечно. Без сомнений.

Лукас должен был остаться у источника, чтобы контролировать, как медианты будут работать на него и фомальхиванина.

С

уществовали вещи, которых Фиона Фергюссон о себе не знала.

Например, она не подозревала, что способна так ненавидеть.

Она сидела на диване перед телестеной и яростно дергала бахрому на своей домашней одежде. Затем оставила ее в покое и начала для разнообразия дергать прядь распущенных волос. Она грызла бы ногти, если бы на них не было столько дрӱэина. Она ненавидела этого человека, ненавидела так, что могла бы и убить.

Лукас Хильдебрандт узурпировал именно то место, где должна была стоять она.

«Вы смотрите запись, – вещала бегущая строка под изображением. – Говорит Зулу Зардоз, Северная радиала, время 13:32». Тем временем камера снимала весьма странно дрожащую стену.

Купол из тумана. Дым в огромном стеклянном баллоне – вот как это выглядит. На поверхности медленно и хаотично переливаются блики зеленого и синего цветов. Иногда за ними можно увидеть тело. Аш~шад неподвижен, глаза закрыты.

– Здесь находится человек, предотвративший катастрофу, – рассказывает темнокожий репортер в светящейся желтой куртке с логотипом одной из небольших станций новостей. – Мы беспокоимся о его здоровье, но, пока на место не прибудет оборудование для анализа неизвестного поля, полиция не рекомендует приближаться к непосредственному…

За спиной Зулу Зардоза протанцевала забавная парочка: пятящаяся женщина-полицейский и жестикулирующий Лукас Хильдебрандт, который усиленно ее в чем-то убеждает. На руке у Лукаса синяя гелевая повязка; именно ее он показывает девушке и, очевидно, пытается убедить, что ничего с ним не случится, даже если он коснется этим самой страшной инопланетной ловушки. Девушка пытается протестовать, но попытка не удается. Рука Лукаса тянется к стене и исчезает в ней по локоть. Лукас бросает через плечо что-то еще, отворачивается и проскальзывает в стену полностью, будто погрузившись в воду.

Начинается суматоха: экран вдруг алеет от избытка красных комбинезонов, когда спасатели вдруг храбро бросаются к Аш~шаду. Зеленые и синие блики растворяются в воздухе. Стоп.

Пока на телестену возвращались уже до боли знакомые кадры падающего поезда, Фиона вскочила и начала яростно ходить туда-сюда по комнате. «Я бы тоже так могла – пойти за фомальхиванином к стеклянному гробу, как принц к Белоснежке, – вот бы там была я! – злилась она. – Но там он. Он украл у меня фомальхиванина. Он украл у меня все мое дело».

Унижение обжигало ее так невыносимо, что ей хотелось визжать во все горло. Все было зря: все, все, что она предприняла! Вместо славы и признания на ее шее повисли ошибки и провалы. Теперь ей придется за них расплачиваться всю следующую неделю. Рейсовый корабль прилетел в субботу, и Фиона решила, что на выходных необязательно отчитываться Стэффорду и разбираться со всеми проблемами, которые он на нее свалит, но выходные, к сожалению, как раз закончились. В понедельник ее на работе ожидает ужасный позор: сочувственные вопросы и понимающие замечания от всех, кто знал о ее полете на Марс, а за спиной злорадный смех. Фиона была готова никогда не признавать, что ее полет был связан с фомальхиванином; в конце концов, еще в самом начале они со Стэффордом договорились, что она полетит под прикрытием расследования настроений среди д-альфийских колонистов; но все равно обязательно найдется кто-то, кто все поймет. И, конечно, сам Стэффорд – он вызовет ее на ковер, а за неудачу как следует надает ей по ушам. Следующим замечательным пунктом программы будет встреча с Лукасом Хильдебрандтом, обязательно в зале, полном людей, или в буфете; он, естественно, знает абсолютно все и бросится на нее со своей идеально отточенной язвительностью и хорошенько ее уделает. Или, быть может, не скажет ничего, лишь окинет ее равнодушным, надменным взглядом. Что, по-своему, может быть еще хуже.

А затем наступит среда.

Фиона даже думать не хотела, чего она может дождаться от Прастарой… если она вообще осмелится прийти к ней в храм. Будет ли это язвительность? Упреки? Разочарование? Наказание? Она сама не знала, какой исход больше ее пугает. Но тот факт, что гладко все не пройдет, был очевидным. Уже сейчас ее грызла совесть, но не только потому, что она нарушила четкий запрет Матери и улетела на Деймос II.

Куда более страшным грехом было предательство.

На телестене поезд как раз упал в подготовленную сеть.

«Какая замечательная способность! – вновь подумала Фиона, хотя видела это уже в пятнадцатый раз. – Господи, сделать такое!» Следующая мысль, мелькнувшая в ее голове, была настолько неучтивой и плебейской, что Фиона ускоренно подвергла ее цензуре и постаралась тут же забыть: «Куда какой-то Прастарой до фомальхиванина».

Но все зря; и, хотя Фиона пыталась не допустить этого, между ней и лардӧэнским кругом, несомненно, разверзалась дыра… или же вырастала стена.

Рука Фионы невольно коснулась груди, где под тканью одежды висел фомальхивский амулет. Заполучив его у Мейбл Бак, она с благоговением и некоторыми опасениями хранила его в косметичке, из которой перед этим высыпала всю косметику. Она заботливо завернула его в антистатическую салфетку, которую обычно использовала для ӧссенских ритуалов, чтобы оградить от всевозможных негативных астральных влияний. Насколько ей было известно из собственного магического опыта, такая осторожность в подобных делах была просто необходима. Три дня назад, еще в ракете, она прикладывала к нему свои харӧкӱнские камни, долго над ним медитировала и изучала его ауру с помощью магических палочек. Не дождавшись никакой реакции, Фиона наконец решилась повесить его себе на шею.