– Самое страшное – когда тебя не любит та женщина, которую любишь ты.

– Я помню другую цитату. Самое страшное – когда прошлым становится тот, кто должен был стать будущим.

– Ты… ненавидишь меня, родная?

– Нет. В моей душе уже не осталось ненависти. Только океан боли.

– Я могу хоть как-то ее уменьшить?

– Нет.

– Саяна, я безумно жалею, что так поступил с тобой, поверь! Ты во всем права, нужно было предложить тебе вариант с кинжалом и, если бы ты отказалась, позволить…

– Позволить мне умереть. – Я обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Извини, это сложно даже произнести.

– Думаешь, я поверю тебе?

– Это правда. В тот день ужас затмил мой рассудок, родная. Если бы можно было…

– Все вернуть? То что, Горан? Ты дал бы мне умереть, если бы таким был мой выбор?

– Да.

– Это легко говорить сейчас, ведь уже ничего не изменишь.

– Я никогда не лгал тебе.

– Но ты убил меня, сделал санклитом и заставил отнять жизнь! – полыхнув, мисс Хайд отвесила ему тяжелую пощечину.

– Прости, родная, умоляю…

– А если я скажу тебе, что когда закончится заемный год, не будет никакого продолжения? Никаких более убийств! Что ты будешь делать?

– Приму твое решение и буду его уважать. – Почти беззвучно прошептал санклит, став еще бледнее. – Сделаю все, что ты скажешь. Постараюсь, если позволишь, облегчить твою… твой уход.

– И ничем не помешаешь?

– Да. Клянусь любовью к тебе!

– Уходи, Горан.

– Родная! Все сделаю, только скажи! Умоляю! – он встал на колени и порывисто обнял меня. – Умру, если прикажешь, только позволь…

– Нет! Встань! – я потянула его наверх, и едва он поднялся, оттолкнула. – Мне даже смотреть на тебя больно! Ты можешь это понять?! Уходи! Не причиняй мне еще больше боли! Это единственное, что ты можешь сделать!

Когда санклит ушел, сил не осталось даже на слезы. Я просто прижалась спиной к двери, сползла вниз и сжалась в комочек, желая только одного – раствориться в этом мире без следа…

Так легко уничтожать и судитьТех, кого ты не можешь понять.А слушал ли ты их оправдания?..Я закрываю глаза и идуПо тонкой грани междуЛюбовью и ненавистью…Within Temptation «Destroyed»

– Здравствуйте, барышня! – мужчина с седыми волосами, открывший дверь, устало посмотрел на меня.

На вид чуть больше шестидесяти, но у санклитов возраст сам черт не разберет. Сонар дает ощущение, что ему ближе к восьми сотням. А может, и больше. Ух ты, таких я еще не встречала!

По иронии судьбы он весьма похож на Шона Коннери, незабвенного горца Маклауда – статный, высокий – все санклиты, что мне попадаются, Гулливеры, проницательные глаза теплого карего оттенка прячутся в складках верхнего века, небольшая седая бородка лишь усиливает сходство.

– Здравствуйте, Савва. – Я виновато улыбнулась. – Можно с вами поговорить?

– Можно, барышня. Проходите. Не разувайтесь. – Мужчина посторонился. – Саяна, полагаю?

– Верно.

– Приятно познакомиться.

Мы вошли в комнату. За большим круглым столом, который сделал бы честь и Камелоту, сидел Горан. Увидев меня, он встал. Некстати вспомнилось, что так было каждый раз, когда я появлялась рядом. На дворе 21 век, но манеры, воспитание из 18-го до сих пор оставались в нем.

И вот зачем, интересно, я сейчас взялась об этом размышлять? Самое время!

– Как видите, вы не одиноки в своем намерении уговорить безумного старика не убивать сына Юлии. – Савва усмехнулся, наливая мне чай. – Полагаю, так и выглядит эта цепочка? Она попросила вас, Саяна, вы – Горана, а ему пришлось приехать самому. Такая вот сказка про репку. – Он поставил чашку на блюдце и обвел рукой стол с вареньем, пирогами и конфетами. – Угощайтесь.

– Все верно. – Я села за стол – подальше от Драгана. – У вас очень красиво и уютно, Савва.

Гостиная на самом деле мне очень понравилась. Светлая, просторная, с высокими потолками, в центре стояло белое пианино со стопкой нот, книжные шкафы занимали все стены, тяжелые лавандовые гардины на окнах гармонировали со светло-сиреневой обивкой мебели. На стене задумчиво отмеряли время часы с маятником.

Рядом с ними висело много фотографий и картин. На большинстве – улыбчивая женщина с круглым лицом и светловолосая девочка в разных возрастах – от крохи с огромными удивленными карими глазами и пальцем во рту до хохочущей красавицы с огромным черным котом в обнимку. Его дочь, вероятно.

– Анжелика. – Подтвердил Савва, с тоской глядя на это фото. – Последний снимок. Что ж Саяна, – он перевел взгляд на меня. – К чему будете взывать? К моральным императивам, совести? Или предпочтете пугать двумя могилами и Уголовным Кодексом?

– Я не судить пришла. Хотела просто попросить вас не марать руки. Он этого не заслуживает.

– Знаете, Саяна, мы с женой встретились, когда она была совсем юной девочкой, а я уже разменял девятое столетие. Весь седой, но влюбился, как мальчишка, впервые, до потери пульса. – Он посмотрел на Драгана. – Горан меня поймет.

– Верно. – Тот кивнул.

– Ольга была из тех людей, что входят в комнату и становится светлее. Она всегда улыбалась! Мы прожили много лет вместе – безумно счастливых лет. Я знал, что это безоблачное счастье рано или поздно… Но недосмотрел, старый дурак! Недооценил женскую тягу вить гнездо, рожать детей. Не буду утомлять вас своими драмами. Суть в том, что Ольга забеременела – перестала пить таблетки и… Моя вина, конечно. Она твердила одно – что все равно рано или поздно умерла бы, а так со мной останется хотя бы частичка ее. – Он помолчал, борясь со слезами. – И даже это меня ничему не научило! Я не понял, что Анжелика влюбилась. Девочка, которая только вчера задувала свечи на свое совершеннолетие, обдурила старика, которому до тысячи осталось полшага!

– Ты не виноват. – Тихо сказал Горан.

– Не соглашусь. – Савва покачал головой. – Когда она пришла домой в слезах, рассказала, что ее бросил парень, когда узнал, что она санклит, я решил, что история закончена. Первая любовь, пройдет. А потом он позвонил на ночь глядя, и она расцвела, побежала на его зов, уверенная, что они помирятся. «Не жди меня, папа! Может, я не вернусь!» Это ее последние слова. Пророческие. – Мужчина всхлипнул. – И у меня никого не осталось – ни жены, ни дочери.

Я не удержалась и положила ладонь на его руку. Он сжал ее, благодарно посмотрев на меня.

– Этот подонок решил, что она специально с ним познакомилась, хотела поиздеваться над сыном Хана! И поэтому убил! А она любила его без памяти!

Мне некстати вспомнился Алекс. Что он сделает, когда узнает правду? Что подумает? Я прикрыла глаза на мгновение, ужаснувшись тому, что поняла – в глубине души живет желание, чтобы все быстрее всплыло на поверхность, и исчезла необходимость в обмане. Проще принять последствия, чем лгать.

– Вот ее дневник. – Савва достал из внутреннего кармана пиджака небольшую пухлую тетрадь в наклейках и рисунках. – Не читал. И не буду. Отцу нельзя. – Он протянул ее мне. – Саяна, сделай это, пожалуйста. Ты девушка, вы поймете друг друга.

– Хорошо. – Я дрожащей рукой взяла дневник и открыла, мысленно попросив прощения у Анжелики – вызывайте психиатра, если хотите, но ее присутствие рядом ощущалось более, чем отчетливо.

Не знаю, сколько ушло времени на чтение. Мужчины сидели молча. Я полностью погрузилась в жизнь юной женщины. Только вчера она была девчушкой-хохотушкой, обожала отца и кота-лентяя, и втайне грезила о прекрасном принце. И он появился. Началась сказка. Все было, как в кино – свидания, робкие поцелуи, признания, бессонные ночи в ожидании встречи…

Такие знакомые мысли и чувства! И та же сжигающая душу боль от предательства. Савва был прав. Я понимала ее, хоть и не видела ни разу.

Слезы хлынули по щекам – из-за наших общих страданий. Они заставляли буквы плясать и двоиться, поэтому я раздраженно смахивала их, торопясь читать дальше. Где-то в сердце теплилась безумная надежда, что все кончится хорошо, и на последних страницах ждет счастливый конец со звоном свадебных колоколов.