Я обошла поместье и свернула к хозпостройкам. А вот уже и проржавевший остов главной оранжереи виднеется – напоминает скелет синего кита. Рядом несколько десятков теплиц в том же состоянии. Прямо кладбище морских млекопитающих!
А надо ли мне вообще туда? Может, Юлия там не одна. А что? Она разведена, красива. Почему нет? Хотя такая женщина и секс среди развалившихся парников, сорняков, земли под ногами и разбегающейся в разные стороны живности от мокриц до пауков? Сильно вряд ли.
Я поежилась, заходя за большую оранжерею. Вот зря про пауков вспомнила, ей богу! В Турции водится паук-охотник – зверюга в диаметре до 30 см, если считать с лапами. Да если увижу такого, на пальму с разбегу заберусь! Или на месте помру от разрыва сердца, что более вероятно.
Спокойно! В путеводителях пишут, что эти турецкие отродья очень застенчивые. Что это значит, интересно? Они краснеют и смущаются при встрече с человеком? Ну, в худшем случае – укусит эта тварь мою попу, нашедшую все эти приключения, стану супер-героем, натяну трико и буду мир спасать! А что? Санклиты вон по Стамбулу бегают, почему бы Охотникам собственного человека-паука не завести?
Вот почему меня со страха на словесный понос и бредовые идеи пробивает, кто знает?
Тихо, кажется, я слышу голоса. Надо каким-то образом обозначить свое присутствие, а то неудобно получится, подумают, что подслушиваю.
– Юлия! – вышло как-то тихо.
Я откашлялась и повторила громче.
Голоса затихли.
– Саяна? – директриса вышла из-за парника.
– Простите, что беспокою. Я быстро скажу вам, что хотела, и сразу уйду.
– Слушаю тебя.
Мне кажется, или она немного напряглась? Или даже не немного?
– Юлия, думаю, не ошибусь, если предположу, что вы не хотите беременностей стажерок, абортов и вспышки венерических заболеваний? И вряд ли вас обрадует перспектива открытия детского сада при поместье. – Я перевела дух, пытаясь не обращать внимания на брови директрисы, уезжающие с ПМЖ на лбу на затылок. – Поэтому я прошу вас поставить автомат с презервативами в холле второго этажа. Или любом другом месте. В принципе, все.
– Я обдумаю это, Саяна. Спасибо за предложение.
– А что, той упаковки тебе мало? – Горан вышел из-за парника и подошел ближе, буравя меня гневным взглядом.
– Еще один садовод-огородник, – пробормотала я. – Приехал помочь вскопать грядки и цветочки посадить?
– Куда уж нам, пестики-тычинки, опыление – по твоей части, как я сегодня убедился!
Ах, ты!..
Вот так всегда. Хочешь как лучше для всех, а получается – по лбу и почему-то только тебе. Правильно говорят о благих намерениях!
– Саяна, мы здесь встретились по делу. – Начала оправдываться Юлия.
– Извините, но меня давно уже не затрагивает то, с чем связан господин Драган. – Наверное, слишком резко получилось. – Извините. – Я развернулась и быстро пошла прочь.
– Совсем, значит, не затрагивает? – уязвленно бросил Горан, догнав меня.
– Да! Ты еще не понял?
– Хочешь сказать, что и это не затрагивает? – он прижал меня к себе и поцеловал.
Есть выражение – выбить почву из-под ног. Примерно так я себя и почувствовала – словно мы с ним стоим на крошечном кусочке земли, а вокруг бушует лава. И внутри тоже.
– Отпусти, – прошептала я, упираясь лбом в его грудь.
– Так я тебя и не держу, – хрипло ответил санклит, разводя руки в стороны.
Стоило поднять голову и оглядеться, как стало понятно – это не он прижимает меня к себе, это я прильнула к нему так тесно, как только могла.
– Да чтоб вас!.. – раздосадованно сорвалось с моих губ.
Я заставила себя сделать пару шагов назад и посмотреть на него. Санклит торжествующе улыбался. В кои-то веки у меня не было слов. Я молча пошла к поместью. Он, тоже молча, шагал рядом.
Когда до особняка осталось немного, пришлось остановиться.
– Уходи, или я всех Охотников созову сюда!
– Зови, если тебе их совсем не жалко. – Мужчина усмехнулся.
– Горан, ты с ума сошел? Тебя не должны здесь видеть!
– А чего мне бояться? Саяна, единственное, чего я страшусь – твое решение через несколько месяцев.
– Какого именно решения ты ждешь?
– Ты сама знаешь.
– Горан, за год ничего не изменилось. Все только еще больше запуталось. С чего мне менять свое мнение?
– Неужели ты все еще веришь, что я был способен убить твоих родителей и лгать тебе?
– Знаешь, недавно я узнала, что серьги, которые считала мамиными, на самом деле принадлежали твоей дочери. – Тихо сказала я. – И не ты рассказал мне это. Как и все остальное – про моего деда со стороны отца, который убил твоих двойняшек, и которого потом убил ты, отомстив.
– Когда я должен был успеть тебе все это рассказать?!
– Так какого лешего я должна слушать тело, которое хочет тебя, а не душу и сердце, которые не верят тебе больше? – не обращая внимания на его слова, закончила я.
– Саяна, любимая, это было очень давно и не имело никакого отношения…
– Не имело отношения?! – ярость в душе взорвалась пожаром, выжигая нежность к нему. – Ты убил моего деда! Это не имело ко мне отношения?!
– И убил бы снова! – громыхнул Горан. – Он заслужил! Это были мои дети!
– Да, заслужил! – мой голос тоже сорвался на крик. – Ты был вправе это сделать! Но нет никакого оправдания тому, что ты не рассказал все это мне! От тебя мне нужно было все это услышать, а не… – Я осеклась.
– Продолжай! От кого? Есть только один санклит, который знал всю историю – Лилиана. Я поймал ее. Хотел убить, но отдал Охотникам – потому что эта участь страшнее смерти! Так у кого хватает полномочий, чтобы открыть дверь темницы, где она гниет заживо после обнуления?! Я знаю только двоих. Одна из них – Юлия, и это точно не она. Продолжать?
– Что это меняет?
– Многое! Чем руководствовался человек, чего хотел добиться и почему? И самое важное – что Лилиана получила в обмен на информацию?
– Это меня не волнует.
– Зато волнует меня! Эта тварь хитра и жестока, как дьявол! Если будет шанс вырваться на свободу, поверь, она использует его на полную катушку! И главной ее целью станешь ты!
– Иногда смерть кажется не самым худшим вариантом. – Устало прошептала я сквозь слезы.
– Не говори так, никогда! – Горан порывисто обнял меня и крепко прижал к себе. – Если ты… Саяна, я без тебя жить не буду, клянусь! Прогони, брось навсегда, не верь, только живи, родная моя!
– Ты не рассказал. Это так больно осознавать.
– Прости. Попробуй понять. Все было так быстро… и так глобально! Я не успел опомниться, как ты стала нужнее воздуха, любимая. А потом ты ушла.
– И не вернусь. – Тихо сказала я, отстранившись. – Потому что ты не рассказал.
Как мне удалось оказаться в своей комнате, уже и не помню. Тело била крупная дрожь. Разум блуждал где-то в тумане. И было больно. Очень. Так, что хотелось задержать дыхание в ожидании, когда отпустит, или вырвать из сердца эту любовь, которая приносит так много горьких разочарований.
Дрожащими руками я достала из бархатного мешочка злосчастные серьги. Теперь меня не заливала волна тепла и пронзительной нежности к маме при их виде. Отныне они являлись лишь символом, что Горан, не рассказав об одном, мог солгать и о другом. А я лишь принимала желаемое за действительное, испортила отношения с единственным родным человеком, Глебом, и неизвестно теперь, налажу ли их когда-нибудь.
Осторожно, будто они ядовитые, я убрала бриллиантовые капельки обратно в мешочек. Со злостью вытерла щеки и встала. Не буду лежать в слезах до утра, не дождетесь! Лучше переплавить боль в действие. Эти серьги принадлежат Драгану, вот пусть он и делает с ними все, что пожелает.
На выезде было тихо, я просто взяла ключи от первой попавшейся машины и уехала. За окнами мелькала ночь, мотор деликатно рычал, было очень грустно и одиноко. Как надоели эти постоянные качели, выяснения отношений, войны между санклитами и Охотниками! Раньше я знала, что и как могу изменить в этом мире к лучшему, и делала это. Теперь – сплошные проблемы и ходьба по граблям.