В середине комнаты, в которой раньше, вероятно, устраивали роскошные балы на сотню, а то и не одну гостей, самодовольно сиял овальный стол кремового цвета, окруженный стульями в тон, как батюшка-царь льстецами.
– Музафер, это потрясающе! – все еще не в силах оторвать взгляд от такого интерьера, выдохнула я. – Не думала, что в Петербурге сохранились такие квартиры!
– Берег для особого случая. – Мужчина тепло улыбнулся. – Присаживайтесь, попьем пока что чаю.
– Если заваривал ты – почтем за честь.
Мы сели за небольшой круглый столик в углу, на котором нас уже ждал чайник, высовывающий любопытный носик из бережно укутавшей его желтой рукавички.
Музафер разлил чай по чашкам. Я прикрыла глаза и со стоном вдохнула его насыщенный смородиновый аромат, мгновенно вернувшись в детство, где под летним щедрым солнцем налились сладким соком с едва уловимой кислинкой и терпкой ноткой в кожице крутобокие шарики черной смородины.
Первый же глоток растекся во рту насыщенным вкусом, обволакивая небо и язык, словно я раскусила ягоду в самой поре, отдавшей мне всю сладость беззаботного детства.
– Изумительный вкус! – потрясенно прошептал Горан. – Музафер, вы волшебник!
– Спасибо. – Мужчина скромно улыбнулся, подвинув к нам поближе мед и варенье.
– Если бы людей можно было настраивать, как чай! – вырвалось у меня.
– Можно.
– А санклитов?
– Тоже.
– А меня? – я затаила дыхание, с надеждой глядя на Музафера.
– Ответ тот же. – Не разочаровал Наблюдатель. – Хоть прямо сейчас.
– Согласна. Что нужно делать?
– Садись. – Он похлопал по банкетке рядом с собой. – Теперь дай руку. Доверься и откройся мне.
Он взял мои холодные ладони в свои – шершавые, натруженные и очень надежные. Я прикрыла глаза и в тот же миг почувствовала его внутри, в сердцевине души. Это ощущение не поддавалось описанию, да и не до того было – через секунду меня окатило несколькими волнами жара и холода, тело словно завибрировало, наполнившись гудением от макушки до кончиков пальцев на ногах. Позвоночник выпрямился, будто его потянули вверх и вниз одновременно. Сковывающая скорлупа пошла трещинами и отвалилась, словно кто-то отсек все лишнее, сотворив совершенство.
– Готово. – Прошептал Музафер, отпустив мои руки.
– И все? – поразилась я, открыв глаза. – Так просто?
– Все самое важное в этом мире – просто.
– Точно.
– Так кто ты? – мужчина вгляделся в мои глаза.
– Не знаю! – честно ответила я, счастливо рассмеявшись.
– Это хорошо. Значит, можешь стать тем, кем захочешь. Поняла меня?
– Кажется, да! А Горана можно…
– Ему и не нужно. – Музафер хитро усмехнулся. – У него своя настройщица есть.
– Это точно. – Глава клана кивнул, с пронзительной нежностью глядя в мои глаза.
Но бесценный момент был нарушен – в комнату вошли, хотя хотелось сказать вторглись, Архангелиты.
Первыми следовала охрана – в том числе, мой «хвост» с Владимиром во главе. Потом я увидела Павла – старого Охотника, которому мы с Драганом оставили на память по шраму на щеках. Его появление было объяснимо. А вот того, кто зашел следом, я никак не ожидала увидеть.
Глеб.
Взгляд врезался в него с размаху, как неразумная пичуга в окно высотки. Боль кипящей смолой окатила нутро, остановила сердце и выбила из груди весь воздух, не давая более вдохнуть.
Брат среди тех, кто жаждет моей смерти. Ненавидит, считает исчадием ада и плетет хитроумные ловушки, что отправят меня в небытие. Я легко прочитала это в его глазах, пока он шел мимо, хладнокровно улыбаясь – мои страдания доставляли ему удовольствие.
Теперь мы по разные стороны баррикад. Все точно кончено – без недомолвок и шансов. Глеб никогда не примирится с тем, кем я стала – кем бы это ни было. Он уязвлен одним фактом моего существования – оно дискредитирует его в глазах других Охотников.
Можно было ожидать, что многие черные муравьи порыжеют в нынешних обстоятельствах. Но и в страшном сне не предполагала, что в стане врага увижу брата!
– За что ты так со мной?.. – прошептала я, глядя ему вслед.
Рука Горана крепко сжала мою ладонь. Мне пришлось смахнуть слезы прежде, чем посмотреть на него с благодарностью. Рядом стоял Ковач. Даже не заметила, когда он подошел. У него тоже был свой котел в аду – проследив за его напряженным взглядом, я увидела Петру. Ее глаза – один карий, другой зеленый – окатили презрением и ненавистью нас обоих.
Пришлось выпустить руку Драгана, чтобы встать между ними и сжать детскую ладошку Нико. Вздрогнув, он посмотрел на меня и через силу улыбнулся.
– Дочь, как ты? – Савва ободряюще погладил мой локоть.
И он здесь. С такой поддержкой все возможно!
– Все хорошо, папа. – Я кивнула в ответ и посмотрела на последних вошедших.
Какие люди! Те самые бравые молодцы, что этапировали меня в бункер! Стоят, жмутся друг к другу в сторонке, как коты, что съели любимого хозяйского попугая, и стреляют в мою сторону взглядами, наполненными ужасом и трепетом. Помнят еще мисс Хайд, стервецы!
Нет, не может быть! Показалось, наверное. Я прислушалась, подойдя к ним поближе. Нет, все верно – эти ухарцы молитвы себе под нос бормочут! Твою ж мать!
– Ребята, вы еще святой водой меня окропите! – фыркнула я, расхохотавшись в голос. – Ладно, бог с вами. Хотя он нынче не с вами.– Судя по лицам, они запомнили твой совет! – отсмеявшись, отметил Горан.
– Главное, чтобы крест в задницу не засунули и не попытались сжечь на костре, – пробормотала я, вглядываясь в остальных Архангелитов.
Вот Крот. Встал от меня подальше и не сводит удивленных подслеповатых глаз. Видимо, после настройки Музафера Маван Хрештак стала еще опаснее. И он чертовски этим напуган. Хорошо.
А это кто? Я прищурилась. Красивый мужчина, надо признать. Среднего роста, около шестидесяти лет, с широкими плечами, волнистые рыжеватые волосы непослушными прядками лежат вокруг головы, лицо волевое, глаза темно-карие, посаженные очень близко друг к другу, как у некоторых пауков – но это единственный недостаток его внешности, и за него взгляд не цепляется.
Одет подчеркнуто нейтрально – добротный серый костюм с голубой рубашкой и галстуком в черно-серую полоску. Но мне и не нужно что-то искать во внешнем облике, я располагаю другими, куда более достоверными источниками информации.
Вибриссы послушно напряглись, стоило о них вспомнить. Кажется, благодаря Музаферу они стали намного сговорчивее – как объезженный скакун. Я ахнула. И действеннее! Всего секунда прошла, а мне уже известно – вот генерал среди всех этих пешек. Кличка – Паук. Теперь понятно, почему мои слова перед спуском в люк бункера о том, что с налобным фонариком мне лучше будут видны все пауки, привели Крота в замешательство.
Усмехнувшись, я не стала копать глубже. Оставлю на десерт. Пора занимать место за столом переговоров. Хотя и так понятно: со стороны Архангелитов это демонстрация силы и намерений, а вовсе не попытка найти компромисс, способный устроить обе стороны и предотвратить кровопролитие всех видов. Они не хотят докапываться до правды. В их понимании истина в последней инстанции – это их собственное мнение. Иное – от лукавого. И точка.
Несколько часов переливания из пустого в порожнее и обратно кончились ничем. Архангелиты горели желанием уничтожить Ангела Губителя, коим нарекли меня без каких-либо весомых доказательств.
Вернее, так считала я, они-то были уверены в собственной непогрешимости, как среднестатистический холостяк убежден, что все женщины мечтают выпрыгнуть за него замуж.
– Саяна, я прошу вас вернуть украденное. – Сказал Паук, в миру Гаспар, когда стало очевидно, что переговоры – лишь фарс.
– О чем речь?
– Вы прекрасно знаете, о чем.
Игла.
– Тогда вам должно быть понятно, что я это никогда не верну.
Вибриссы затрепетали, как невесомая тень на стене за спиной Бабочки. Цепочка сложилась в логичную конструкцию за секунду. Чего жаждут Архангелиты? Моей смерти. Это константа. Еще они хотят иглу. Значит, ее предназначение – убить Маван Хрештак. Теперь я настоящий Кощей – таскаю с собой иглу, в которой моя смерть. Смешно, Господи!