— Больше никогда не танцуй обнаженной ни для кого, кроме меня, — сказал он, захваченный их чувственным танцем, мысли о ее давней выходке вертелись у него в голове.

— Не думаю, что я вообще буду танцевать обнаженной для кого бы то ни было.

— Почему?

— Потому что мои бедра и грудь трясутся во время танца.

— Я знаю. — Его язык и губы быстро исследовали чувствительную впадину за ее ухом, и он подумал о разведке других частей ее тела, особенно тех, которые трясутся. — Я не сводил глаз с тебя тогда, на пляже,

— О боже.

— Мне нравилось смотреть на тебя. Мне нравится все в тебе. Твоя честность, твоя энергия, то, что ты делаешь и как ты делаешь, как легко это тебе удается.

— Я всю жизнь устраиваю вечеринки, вот почему кажется, что я легко устраиваю свадьбы.

Он отстранил ее от себя настолько, чтобы посмотреть в ее глаза.

— Почему ты всегда стремишься умалить то, что делаешь?

— Потому что я потерпела неудачу во всем, что имело для меня значение.

— Например, в чем?

— Я тебе говорила об этом раньше, и ты бросил мне это в лицо. Я плохая жена.

— Но у тебя были скверные мужья. Ты когда-нибудь думала, какой хорошей ты можешь быть, если тебя будут поддерживать, вселять в тебя уверенность и удовлетворение собой и тем, что ты делаешь?

Она только посмотрела на него, и слезы навернулись на глаза. Черт возьми, ей когда-нибудь говорили, какое она чудо?

Он бы обязательно сказал ей это, но Медведь хлопнул его по спине и бесцеремонно вытащил Лоурен из его рук.

— Ты монополизировал эту маленькую леди слишком надолго. Теперь моя очередь.

Комната гудела от «Веры» Клиаватер, «Возрождения» «Степпенвольфа» и нескончаемого потока излюбленной музыки байкеров, и Лоурен меняла партнеров так часто, что Макс не мог их сосчитать. Она смеялась, покачивала своими восхитительными бедрами, и каждый хотел с ней потанцевать. Наконец Макс вмешался, замедляя ее темп, наслаждаясь ощущением ее тела, прижатого к нему, пробуя пиво и орешки у нее во рту и соленый пот на ее шее. Она была горячая и эротичная, и она слишком много выпила, но он был уверен, прошли годы с тех пор, как она позволяла себе расслабиться, и он отпустил ее.

Это было большой ошибкой.

— Ты не видел Лоурен? — спросил Макс Медведя, когда потерял ее из виду в толпе.

— Минут десять-пятнадцать назад. А что?

Макс провел пальцами по волосам.

— Я не могу найти ее.

— Она ушла домой с другим?

— Она не могла.

Медведь поднял брови:

— Ты уверен?

Он даже не задумался об этом теперь. Раньше он считал, что эта женщина имеет успех у мужчин и повисла бы на каждом, кто обратит на нее внимание. Но только гнев и ревность заставляли его так думать. Он был довольно хладнокровным этой ночью.

— Уверен.

— Ты проверил туалет?

— Нет, но проверю. Смотри внимательно, может, она появится, хорошо?

— Да.

Макс устремился к тусклой красной надписи «Выход». Он посмотрел в мужском туалете, на всякий случай, если она случайно забрела туда. К счастью, он увидел там только мужчин. Господи, он не должен был позволять ей столько пить.

Он постучал в дверь женского туалета и, когда ответа не последовало, заглянул внутрь. Пусто.

Куда она могла пойти?

Протиснувшись через толпу, он вышел на улицу, перебирая в уме варианты: она в переулке с другим байкером, или, не дай бог, осталась с кем-нибудь еще, или ее могли увести, когда она была не в состоянии соображать.

Он опять бросился внутрь, прокладывая себе дорогу сквозь толпу, спрашивая каждого, кто его знал, и даже незнакомых людей, не видели ли они высокую красивую женщину в жакете из змеиной кожи. Все отрицательно качали головой, пока он не подошел близко к артистической гостиной Энни, хозяйки клуба.

Парень, стоявший в очереди, чтобы заказать песню, показал Максу на дверь:

— Думаю, она там.

— О господи!

Макс дернул дверную ручку.

— Я занята, — послышался из комнаты женский голос. — Встаньте в очередь, и я обслужу вас позже.

— Мне не нужна тату, — закричал Макс. — Я хочу знать, кто с тобой внутри?

— Кажется, она сказала, что ее зовут Лоурен. Я бы спросила ее, но она вырубилась на полпути. Черт!

— Открой дверь и впусти меня!

— Не могу, пока не закончу.

— Но она пьяна, и я не думаю, что она на самом деле хочет татуировку.

— Милый, — ответила ему Энни, — она знала, что она делала, когда попросила об этом, и выложила хорошие деньги, чтобы заплатить. Сейчас, если ты не возражаешь, я продолжу.

У Макса вырвался вздох отчаяния, и он прислонился к стене и стал ждать. Следующие пятнадцать минут были самыми долгими в его жизни.

Наконец дверь открылась, и Энни — девица, от пяток до макушки покрытая татуировками, — вышла из комнаты и пристально посмотрела на него.

— Это ты ждешь женщину?

— Да.

— Хорошо, она умерла для мира. У меня клиенты ждут, так что вытаскивай ее отсюда. — Энни протянула ему клочок бумаги. — Это инструкция, как ухаживать за моим произведением. Мой номер телефона тоже здесь… на всякий случай.

— Спасибо, — сказал Макс и гордо прошествовал в комнату, где увидел Лоурен, раскинувшуюся на подушках на столе, лицом вниз, глаза закрыты, рот широко открыт. Она храпела.

Наклонившись, Макс вскинул Лоурен на плечо, схватил ее кошелек и направился в бар.

— Премилое зрелище, — колко заметил Медведь.

— Скажи только слово об этом кому-нибудь, и ты труп.

— Я и не думаю это делать. Итак, как ты собираешься доставить ее домой?

Макс сунул в руку Медведю свои ключи:

— Я звоню ее дворецкому, и мне нужно, чтобы ты поехал за нами на моем мотоцикле. Я привезу тебя сюда обратно, после того как уложу ее в постель.

Медведь положил свою руку на свободное плечо Макса:

— Она того стоит?

Макс не был уверен во многих вещах в своей жизни, но сейчас у него не было ни капли сомнения в том, что он ответил Медведю:

— Да, она этого стоит, и, черт возьми, она стоит еще большего.

У Лоурен было ужасное чувство, словно она заснула на стройке и большой, крепкий парень ошибочно принял ее голову за старый асфальт, который нужно вскрыть отбойным молотком.

Боль и громкий шум стихли на момент, потом начались опять.

— Простите, мисс Ремингтон.

Со скрипом приподняв тяжелое веко, Лоурен увидела, как расплывчатая фигура Чарльза подходит к кровати.

— Я ведь не умерла? спросила она, сжимая ладонями ноющие скулы.

— Нет еще, но ваша мама на телефоне. Она уже в четвертый раз сегодня звонит, и я не мог отделаться от нее опять.

— В четвертый раз? Где я была, когда она звонила три раза?

— В разной степени агонии, наступившей вследствие потребления слишком большого количества алкоголя.

— О боже.

— Вы поговорите с вашей мамой сейчас, или у вас есть отговорка, которую я мог бы использовать, чтобы объяснить ей ваше отсутствие? Я абсолютно уверен, что исчерпал все варианты.

Лоурен провела пальцами по жирным волосам, и у нее возникло чувство, что выглядит она еще хуже, чем чувствует себя. Но каким-то чудом она доползла до телефона.

— Я поговорю с ней.

— Очень хорошо, мисс.

— Прежде чем вы уйдете, Чарльз, скажите, не знаете ли вы какого-нибудь средства от похмелья?

— Я что-нибудь придумаю.

— Спасибо, — пробормотала она, когда он выходил из дверей. Сделав глубокий вдох, она подняла трубку: — Алло, мама.

— Лоурен, дорогая, я так рада, что ты наконец-то дома. Случилось ужасное.

— Что случилось, мама? — спросила Лоурен, заставляя себя слушать внимательно, так как в голосе матери звучала нервозность. — Ты в Рио? Там произошел несчастный случай?

— Да, Банни и я в Рио. Нет, здесь не было несчастного случая. Мы с Банни готовились выйти этим вечером, и она открыла свой кейс с драгоценностями, когда обнаружилось, что ее изумрудное ожерелье пропало.

Лоурен вздохнула с облегчением:

— Успокойся, мама. Я уверена, что Банни всего лишь забыла его упаковать. Ты же знаешь, какой забывчивой она иногда бывает.